Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)
– А я сообразила, что он откажется, и отцепила ключ от связки, пока он через окно камеры болтал с конным стражником.
– Так этот ключ у тебя?
– Вот он, господин Ян.
– Дитя мое, – сказал Корнелис, – мне нечего тебе подарить взамен за твою услугу, кроме Библии, которую ты найдешь в моей камере. Это последний подарок честного человека, надеюсь, он принесет тебе счастье.
– Спасибо, господин Корнелис. Я никогда с ней не расстанусь, – ответила девушка. А про себя со вздохом добавила: – Какая жалость, что я не умею читать!
– Однако, девочка моя, крики все громче, – заметил Ян. – Мне сдается, что нам нельзя терять ни мгновения.
– Пойдемте же, – сказала прекрасная фрисландка.
И она повела братьев де Витт по коридору, ведущему в противоположную сторону тюрьмы, к черному ходу.
Вслед за Розой они спустились по лестнице – двенадцать ступеней вниз, пересекли маленький двор, обнесенный зубчатой стеной, и, отперев дверь под сводчатой аркой, вышли на пустынную улочку, прямо к ожидавшей их там карете с опущенной подножкой.
– Ох, скорее! Скорее, господа! Скорее! – закричал перепуганный кучер. – Слышите, как они орут?
Но великий пенсионарий, усадив в экипаж Корнелиса, не сразу последовал за братом. Он повернулся к девушке:
– Прощай, дитя мое, – сказал он. – Любые наши слова бессильны выразить всю нашу благодарность. Мы вверяем тебя Господу в надежде, что он не забудет, как ты спасла две человеческие жизни.
Великий пенсионарий протянул ей руку, и Роза почтительно поцеловала ее.
– Поезжайте, – сказала она, – не медлите! Похоже, они ломают ворота.
Ян де Витт стремительно вскочил в карету, захлопнул дверцу и приказал:
– К Тол-Хеку!
Так называлась решетка, перекрывавшая городские ворота, ведущие к маленькому порту Схвенинген, где братьев ожидало небольшое суденышко.
И карета с беглецами рванулась с места, уносимая двумя крепкими фламандскими лошадьми.
Роза смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом.
Потом закрыла дверь, заперла ее, а ключ бросила в колодец.
Шум, заставивший ее предположить, что народ пытается высадить ворота, означал именно то, что она думала: избавившись от кавалеристов, охранявших тюрьму, толпа ринулась на приступ.
Хотя ворота были массивными, а тюремщик Грифиус – надо отдать ему справедливость – упорно отказывался их отпереть, вскоре стало ясно, что долго они не продержатся, и Грифиус, бледный как полотно, уже подумывал, не лучше ли их открыть, чем ждать, пока взломают. Но тут он почувствовал, что кто-то тихонько дергает его за рукав.
Обернувшись, он увидел Розу.
– Слышишь, как они беснуются? – пробормотал он.
– Я так хорошо это слышу, отец, что на вашем месте…
– Ты бы им открыла, не так ли?
– Нет, дала бы им выломать ворота.
– Но они же меня убьют!
– Если увидят вас, да.
– А как, по-твоему, они могут меня не увидеть?
– Спрячьтесь.
– Где?
– В секретной камере.
– Но что же будет с тобой, доченька?
– Я притаюсь там с вами, отец. Запремся и переждем, а когда они уберутся, выйдем!
– Черт возьми, ты права! – вскричал Грифиус. – Странное дело: сколько ума в такой маленькой головке…
Между тем, к вящему восторгу черни, ворота зашатались.
– Идемте же, отец, – поторопила его Роза, открывая маленький потайной люк.
– А как же наши узники? – вспомнил Грифиус.
– Бог спасет их, отец, – сказала девушка. – А мне позвольте позаботиться о вас.
Грифиус последовал за дочерью, и крышка люка захлопнулась у них над головами в то самое мгновение, когда тюремные ворота рухнули под напором разъяренного сброда.
Камера, именуемая секретной, куда Роза увлекла своего отца, обеспечивала надежное убежище этим двум персонажам, которых нам сейчас придется ненадолго покинуть. О ее существовании не знал никто, кроме властей: сюда подчас запирали кого-нибудь из особо важных преступников, опасаясь, что их попробуют вызволить, организовав похищение, а то и мятеж.
Между тем народ ворвался в тюрьму с воплями:
– Смерть предателям! Вздернем Корнелиса де Витта! Смерть! Смерть!
IV. Свора убийц
Молодой человек, чье лицо по-прежнему скрывала широкополая шляпа, а рука все так же опиралась на плечо офицера, продолжая утирать лоб и губы носовым платком, неподвижно стоял на углу замка Бюйтенхофа, в тени под навесом запертой лавки, созерцая представление, разыгрываемое перед ним осатанелой чернью. Похоже, спектакль близился к развязке.
– Ого! – сказал он офицеру. – Думается, вы были правы, ван Декен: приказ, подписанный господами депутатами, и впрямь смертный приговор господину Корнелису. Вы только послушайте этот народ! Как он зол на де Виттов!
– Действительно, – произнес офицер. – Никогда не слышал подобных воплей.
– Надо полагать, они отыскали камеру нашего бедняги. Ага, посмотрите-ка вон на то окно – не там ли был заперт господин Корнелис?
Какой-то человек уже и впрямь вцепился обеими руками в металлическую решетку камеры, которую Корнелис покинул не более десяти минут назад, и тряс ее что было силы.
– Он сбежал! – вопил тот человек. – Сбежал! Его здесь больше нет!
– Что-что? Как это его нет? – спрашивали с улицы те, что подошли последними и войти уже не могли, поскольку тюрьма была переполнена народом.
* * *– Нет его, вам говорят! Он удрал! – надрывался разъяренный погромщик. – Спас-таки свою шкуру!
– Что говорит этот человек? – бледнея, спросил его высочество.
– О, монсеньор, какое счастье, если бы его слова оказались правдой!
– Да, разумеется, это была бы благая весть, – заметил молодой человек. – Но, к сожалению, этого быть не может.
– Однако, как видите, – возразил офицер.
И в самом деле все новые лица, искаженные злобой, высовывались из тюремных окон, оттуда доносились яростные крики:
– Спасся! Улизнул! Они дали ему сбежать!
Народ, толпящийся на улице, изрыгая чудовищные проклятия, подхватил:
– Удрал! Спасся! Надо их догнать! В погоню!
– Монсеньор, похоже, господин Корнелис де Витт и вправду спасен, – промолвил офицер.
– Да, из тюрьмы он, может быть, и выбрался, – ответил молодой человек. – Но не из города. Этот несчастный рассчитывает, что городские ворота открыты, а они заперты. Сами увидите, ван Декен.
– Значит, был приказ запереть ворота, монсеньор?
– Не думаю. Кто бы мог дать подобное распоряжение?
– Тогда почему же вы предполагаете, что…
– Бывают же роковые случайности, – небрежно обронил его высочество. – Даже величайшие из смертных подчас становятся жертвами фатальных совпадений.