Александр Косарев - Глаз Лобенгулы
Свою половину комнаты я обследовал буквально до квадратного сантиметра. Простучал каждую полочку, прощупал и матрас, и подушки — пусто! Столкнувшись с Кристиной, выжидающе уставился на нее.
— Ничего, — виновато развела она руками.
За окном к тому времени сгустились сумерки, и игру в сыщиков пришлось закончить. Я помог юной хозяйке навести в комнате порядок, и мы отправились на кухню. Поужинав стаканом молока с рассыпчатым имбирным печеньем, я в полусонном уже состоянии добрался до дивана, выделенного мне Кристиной, и практически мгновенно уснул.
…Сон мне приснился на удивление странный. Будто бы сижу я на том же самом диване, а слева ко мне прислонилась спиной какая-то женщина. Лица ее я не вижу — лишь высокую рыжеватую прическу. Женщина что-то быстро и взволнованно говорит мне на незнакомом языке, но я ее прекрасно понимаю: она указывает на укромную нишу в стене и советует поскорее впустить гостя, который стучится снаружи. Я повинуюсь: протягиваю руку через всю комнату, отодвигаю заслоняющую нишу картину, и через образовавшееся в стене отверстие в комнату протискивается… громадный негр! Он хватает мою всё еще протянутую руку и, хищно открыв рот, изо всех сил впивается в нее зубами…
Я проснулся, едва не закричав от дикого страха. Потер онемевшую от неудобного положения руку и постепенно пришел в себя. Прислушался. Со стороны кухни доносились приглушенное шкворчание масла на сковородке и бульканье вскипающего чайника. Быстро одевшись и деликатно кашлянув, чтобы не напугать внезапным появлением племянницу, я переступил кухонный порог.
Бог ты мой! На столе меня ждал поистине королевский завтрак: исходила паром яичница с золотистым беконом, на горячих тостах плавились кусочки сыра, радовали глаз посыпанные сахарным песком запеченные яблоки, красовались многочисленные вазочки с джемом, медом, сливками…
— Спасибо, племянница! — сыто поблагодарил я девушку, расправившись со столь роскошным угощением. — Давно уже меня никто так не баловал… Ну что, продолжим наше расследование?
— Вы еще на что-то надеетесь? — вздохнула Кристина.
— Если честно, уже не очень, но попробовать еще раз, думаю, стоит, — я поднялся из-за стола и стремительно направился в уже знакомую комнату.
Вошел и… невольно замер. Стена, что напротив двери, мгновенно напомнила стену из моего сна! То же изголовье кровати на ее фоне, те же картины и полки с книгами… Взгляд невольно заскользил вниз. И вдруг я уловил в убранстве спальни что-то необычное, какую-то дисгармонию, что ли… Большая часть застекленных фотографий и вышивок находилась на уровне глаз и даже выше, и лишь одна из них, причем самая значительная по размерам, висела почему-то примерно на уровне пояса. Я, словно почуявший добычу кот, на цыпочках приблизился к ней и опустился на одно колено. Осторожно протянул руку к полированной деревянной раме с размещенным в ней снимком выстроившихся в две шеренги учеников.
— Это мамина фотография, ее выпускного класса, — прозвучал за спиной голос неслышно подошедшей Кристины.
— Я догадался. Но тебе не кажется, что она висит слишком низко?
— И правда, — присела девушка рядом. — Как же я раньше не замечала?
Я попробовал сдвинуть массивную раму в сторону — она даже не шелохнулась.
Кристина, разгадав мою мысль, тут же прикоснулась к ближайшей вышивке, изображающей большого синего пса с оранжевым цветком в лапах. Та закачалась. Потом легонько толкнула висящий чуть далее морской пейзаж — он тоже сдвинулся с места.
— Итак, что мы имеем? — принялся рассуждать я, загибая пальцы. — Первое. Рама со школьным снимком висит явно не на месте. Второе. Фотография, в нее вставленная, сильно уступает по размерам своей окантовке…
— И третье — ее невозможно сдвинуть! — продолжила за меня Кристина. — Действительно странно…
— Не будем торопиться с выводами, — медленно проговорил я, придвигаясь к раме почти вплотную. — Смотри сюда! Видишь, здесь, с левой стороны? Верхний и нижний уголки по сравнению с теми, что справа, выглядят более потертыми. Получается, их касались чаще… Ну что, рискнем и нажмем?…
Легкий щелчок откинувшейся прямо на меня «фотографии» прервал мой монолог, заставив от неожиданности вздрогнуть. Глазам предстала дверца небольшого сейфа, заподлицо вмурованного в капитальную стену.
— By а ля, — картинно развел я руками, — вот вам, сударыня, и искомый тайник!
— И как же нам его открыть? — протиснулась вперед Кристина.
— Дело мастера боится, — самоуверенно отозвался я. — Раз дверца сейфа выкрашена масляной краской, значит, на ней тоже остались отпечатки! Неси фонарик и лупу, если есть!
Дело «боялось мастера» почти два часа, но на комбинации 68MAR дверца сейфа наконец мелодично щелкнула.
— Ура! — дружно вскричали мы, одновременно хватаясь за фигурную скобу-ручку.
Дверца легко распахнулась, и нашим горящим взорам предстала небольшая камера, почти доверху набитая неровными стопками бумаги. Стараниями бабушки и мамы моей помощницы сохранились и пожелтевшие листы писчей бумаги, и истертые, усыпанные почтовыми штемпелями и марками конверты, и даже мятые денежные купюры, небрежно втиснутые между ними.
— Вообще-то читать чужие письма неприлично, — робко проговорила Кристина, увидев, что я бойко потянулся за верхним конвертом.
— Во-первых, мы с тобой далеко не чужие, — резонно возразил я. — А во-вторых, нами же движет не досужее любопытство! Нас действительно интересует судьба родного нам человека — твоего отца и моего дяди. Если хочешь знать, я и приехал-то сюда лишь затем, чтобы хоть отчасти прояснить тайну его исчезновения. А потом, между прочим, собираюсь отправиться на поиски Владимира Васильевича. Да, да, даже деньги специально копил для этого! Но должен же я знать, куда именно мне ехать?!
— Ой, как интересно! — радостно всплеснула руками Кристина. — Возьмите и меня с собой! Тогда, конечно же, письма надо обязательно прочитать!
Получив «добро», я снова вернулся к содержимому сейфа. Аккуратно переписав в свою записную книжку обратный адрес с верхнего конверта, я мельком взглянул на письмо с более ранней датой и… застыл. Обратный адрес на предыдущем конверте значился совершенно другой! Как, впрочем, и почерк, которым был начертан… Уже с некоторой опаской я придвинул к себе третий конверт. Увы, на нем меня ждало то же самое.
Вывод напрашивался один: либо дядя не имел постоянного места жительства, либо у него болели руки и потому письма от его имени отправляли посторонние люди. Но ведь сами-то послания были написаны явно одной и той же рукой! В чем же дело?!
