Глин Айлиф - Царь Итаки
— Нам придется потребовать больше зерна у крестьян, — продолжал Тиндарей. — Конечно, им это не понравится, но я не пойду на риск голода в зимнее время. Это означает, что гончарам придется изготовить больше сосудов для хранения. Притом — быстро.
— По крайней мере, дополнительная работа их обрадует, брат, — заметил мужчина, сидевший справа от него.
— Но с таким плохим урожаем, как в этом году, мой господин, мы едва ли можем забрать еще больше зерна у крестьян, чтобы они не умерли с голоду.
Писарь поднял одну из высохших табличек, которые лежали сбоку от него, словно подчеркнутые на ней цифры являлись доказательством, которое требовалось.
Тиндарей отвел руку с золотым кубком назад, и его поспешно заполнил один из слуг, державший вино наготове. Властитель сделал глоток и кивнул жрецу, который переминался с ноги на ногу, пытаясь привлечь внимание.
— Рассказывай. Что говорят боги? Что мне следует делать?
— Судя по знакам, зима будет мягкой, господин.
— Это означает, что нам не придется запасать дополнительное зерно? — снова заговорил брат Тиндарея.
— Не совсем, господин Икарий, — ответил священник. — Придется готовиться не только к зиме.
— А это что значит? — проворчал Тиндарей.
— Боги послали мне сон. Судя по нему, вам обоим, как правителям города, следует проявлять осторожность.
Тиндарей нахмурился. Ему не нравилось, когда ему напоминали, что они с младшим братом оба официально считались царями. На самом деле Икарий почти не имел права голоса при решении государственных дел. Жрец продолжал говорить, возбужденно размахивая руками.
— Семь ночей назад я спал в храме, и мне приснился дворец, наполненный великими людьми. Там были воины со всей Греции, прославленные и великолепные, в сопровождении оруженосцев и боевых отрядов. Я видел, как в этом зале, в котором мы сейчас находимся, идет пир. Мужчины опустошают ваши лучшие золотые кубки с вином так быстро, как их способны наполнить рабы. Женщины едва ли могут выполнять свою работу из-за внимания такого количества мужчин. Люди просят больше мяса, хотя во дворе снаружи и так уже текут реки крови забитых быков.
— Возможно, этот сон касается визита царя Агамемнона? — высказал предположение Икарий и кивнул на третьего сидевшего мужчину.
Агамемнон, царь Микен и зять Тиндарея, прибыл в Спарту в предыдущий день. Он был на целых двадцать лет младше хозяев, но держался более властно, чем каждый из них. Это был высокий, атлетически сложенный и красивый человек. В его длинных каштановых волосах иногда встречались и рыжие пряди, а борода была коротко подстрижена. Чисто белая туника скрывалась под кроваво-красным плащом, удерживаемым на левом плече золотой брошью. На ней изображался лев, разрывающий на части оленя. Брошь, выполненная с большим мастерством, показывала величие, силу и безжалостность ее обладателя. Но холодное выражение лица не выдавало никаких эмоций.
Агамемнон проигнорировал Икария и лишь глянул ледяными голубыми глазами на священника.
— И что, пропади все пропадом? — громовым голосом воскликнул Тиндарей. — Что означает этот сон? На нас нападут? Наши залы заполнятся врагами?
— Нет, — спокойно объявил Агамемнон. — Греки впервые за много лет живут в мире друг с другом. И я прослежу, чтобы этот мир продолжался и далее. Даже если сон старика и послали боги, то он не означает вторжения врагов.
— Тогда что он означает? — спросил Тиндарей.
— Это не единственный раз, когда я видел такой сон, господин, — сказал священник, задумчиво поглаживая длинную бороду. — Я видел одни и те же образы шесть ночей подряд, пока прошлой ночью боги не освободили меня от них. Я считаю, что это видение означает гостей во дворце. Более того, они будут здесь находиться по месяцу за каждую ночь, которую мне это снилось.
— Шесть месяцев! — воскликнул Икарий. — Как, именем Зевса, мы будем кормить армию из лучших греческих воинов до следующего лета? Мы едва ли можем прокормить собственный народ!
Тиндарей жестом подозвал старшего слугу и приказал принести еще фруктов.
— Как я предполагаю, ты уже послал кого-то, чтобы посоветоваться с кем-то из оракулов? — Он посмотрел на священника.
— О да, господин. Естественно.
— В таком случае мы подождем совета богов. Хотя я не вижу оснований для приглашения сюда орды царей ради проживания целую зиму. Можете себе представить, какие будут драки? Нет, я думаю, что ты на этот раз ошибся. Твои сны означают что-то другое, или вообще ничего.
Тиндарей отвернулся от священника и посмотрел на царя Микен.
— Однако меня заинтриговали твои фантазии, Агамемнон. Ты и на самом деле рассчитываешь сохранить мир между греческими народами?
Принесли фрукты. Агамемнон выбрал кусок дыни и откусил от него, не пролив ни капли сока.
— Да, рассчитываю. Греция устала от всеобщей войны. Я много ходил по рыночным площадям и слышал, как женщины оплакивают сыновей и мужей, погибших в далеких сражениях. Купцы ворчали из-за упущенной прибыли из-за одной или другой войны. Но я также видел, какими счастливыми стали люди по время передышки. Они страстно желают мира. Я намерен дать им то, что они хотят.
Тиндарей усмехнулся.
— Каким образом? Купцы и женщины могут желать мира, Агамемнон, но сейчас в Греции слишком много воинов. Войны породили тех, для кого они — единственное дело. У каждого государства есть постоянная армия, которая только ждет следующего призыва к войне. И солдаты начинают проявлять беспокойство. На каждого пастуха, крестьянина, гончара и кузнеца в Спарте приходится по воину. Ты считаешь, что они захотят, что они смогут поменять свои мечи на гончарные круги и побрякушки из слоновой кости? Может, ты думаешь, что они способны отплыть на Крит на своих перевернутых щитах и продать ненужные шлемы крестьянам и рыбакам? И ведь твой так называемый «мир» уже нарушен. Как насчет Диомеда и Эпигонов, которые организовали осаду Фив?
Агамемнон натянуто улыбнулся.
— Диомед больше всего желает мира, — сказал он. — Я обсуждал с ним это, и он дал мне слово, что воюет только ради того, чтобы отомстить за смерть отца. Это все. Он не воюет с фиванцами ради рабов или грабежа.
— Он-то, может, и нет, — заметил Икарий. — Но его подчиненные воюют как раз ради этого. Зачем же еще?
— Я сказал, что в Греции продолжится мир, и он будет, — настаивал Агамемнон. — Когда народы поймут преимущества торговли в сравнении с войной, то изменится отношение. Люди хотят мира со своими соседями, а их правители уже богатеют от свободного передвижения товаров. С этого начинается мир. Но только одна торговля нас не объединит, как не объединят и самые торжественные клятвы. И заодно остается вопрос наших беспокойных армий, поднятый тобой. Солдаты всегда хотят стать героями.
