Александр Дюма - Последний платеж

Вдова поэта заметно спохватилась не слишком ли много она сказала. Но снова нашлась:

— Я не отметила в самом начале, что доверчивое воображение мужа было болезненно-возбудимым! Не нужен был никакой хитроумный Яго, чтобы пришпорить смертоносного коня… Любой, даже совсем неумный враг мог добиться того, что случилось.

— Жорж-Шарль Дантес де Геккерен и был, как мне кажется, не очень умен? — наивно спросила Гайде.

Пушкина чуть помедлила и тихо ответила:

— В светской среде ум не всегда заметен, да и не слишком нужен. Его заменяет этикет. Мой муж и не любил за это дворцовый круг — там ему было трудно блистать своим умом, своим гением.

Эдмон задал еще один осторожный вопрос:

— Ваш муж мог вырвать вас из этого опасного круга, увезти куда-нибудь в Москву, которую он любил и где его особенно любили и чтили… Или в какое-нибудь из своих поместий.

— Он считал бы это бегством, капитуляцией перед светом, который он презирал.

— В таком случае, получалось вроде заколдованного круга, — пожал плечами граф Монте-Кристо. — Он презирал «свет» и «свет» его ненавидел, толкал его к гибели… И добился этого в конце концов.

— Могу заверить в одном, господа, — совсем уже сухо и холодно сказала вдова великого поэта. — Что я ко всему этому совершенно непричастна.

— Может быть, его смерть повлекла за собой уменьшение ваших доходов, и вызвала затруднения в вашем быту? — с неизменной осторожностью осведомился граф Монте-Кристо. — Я был бы счастлив оказать вам помощь любого размера.

— Вы так богаты? — полунасмешливо спросила Пушкина, но уже без нотки любопытства.

— Вполне достаточно, чтобы отвечать за свои слова, — учтиво поклонился Эдмон и мельком перехватил одобрительный взгляд Гайде.

— Император приказал за счет своей казны, то есть государства, покрыть все довольно многочисленные долги моего мужа… За нашей семьей сохранены доходы от издания его произведений. Было бы по меньшей мере неблагодарно принимать при таких обстоятельствах помощь от богатых иностранных меценатов.

Эдмон одобрительно зааплодировал:

— Браво, мадам! Вы вполне достойны гордой и славной памяти вашего великого мужа. Я вижу перед собой наследницу римских патрицианок. Но все же, прошу меня простить за настойчивость. Я должен, я обязательно должен узнать как вы расцениваете роль Жоржа-Шарля Дантеса в вашей трагедии?

Госпожа Пушкина несколько секунд помедлила, видимо, чтобы наиболее точно и ясно сформулировать свой ответ.

— Мой муж, русский поэт Александр Пушкин, погиб от руки барона Жоржа-Шарля Дантеса де Геккерена, — отчеканила она, как если бы голос и тон ее принадлежали бронзовой статуе.

Так же могла бы ответить и парижская гильотина, если бы она обладала даром речи!

Граф Монте-Кристо с еще большей почтительностью поклонился вдове великого русского поэта. Участь Жоржа-Шарля Дантеса была решена этим ответом, приговор ему прозвучал в этих безжалостно точных словах.

— Благодарю вас, мадам, и от своего лица и от лица моей жены, — сказал Эдмон, сопровождая свои слова поклоном. — Теперь мы знаем, как относиться к этому человеку, пусть он окажется даже самым близким нашим родственником… Пусть даже братом.

В этих словах не содержалась угроза мести и тем более кровавой, но нечто в их интонации опять резко насторожило госпожу Пушкину.

— Не забудьте, однако, граф, что моя родная сестра и очень любимая мною Екатерина, состоит замужем за этим человеком. Он ее не стоит, неоспоримо, но было бы очень жаль, если бы кара Дантесу де Геккерену пала и на невинную голову моей сестры. Несчастье в семье иногда может быть более тяжким возмездием, наказанием, нежели удар шпаги или пули из пистолета.

Эдмон чуть усмехнулся:

— Самый тяжелый на свете удар — это удар простой голой руки, так называемая «пощечина»!

Произнеся это, граф Монте-Кристо с особой почтительностью прикоснулся губами руки вдовы Пушкина. И они с Гайде покинули гордую санкт-петербургскую красавицу.

Выйдя на улицу и садясь в свой экипаж, Эдмон сказал, облегченно вздохнув:

— Теперь мои руки развязаны. Так же как беспощадно наказывая Морсера, я сделал все, чтобы как можно более ослабить удар по Мерседес, так я постараюсь поступить и теперь.

Помолчав и как бы умиротворяюще погладив руку Гайде, Эдмон Дантес, граф Монте-Кристо произнес:

— Наше пребывание в России завершено. Теперь можно и должно приступить к разработке нашей дальнейшей программы действий.

Глава VIII

ПРОЩАНИЕ С ВЕЛИКИМ РУССКИМ

Однако прежде чем покинуть пределы России, Эдмон и Гайде решили увидеть хотя бы могилу человека, столь неожиданно вошедшего в их жизнь, в их судьбу. Они хотели бы постоять в грустном молчании возле отвергнутого столицей гроба.

Через содействие неизменно любезного поэта Жуковского и вдовы поэта — их общий друг Александр Гуренин, который не раз бывал у Пушкина в его псковской вотчине Святые горы, согласился быть спутником-провожатым для приезжего графа Монте-Кристо и его супруги.

Белые ночи, хотя и имеют ряд неудобств — мешают людям спать, — однако же обладают неизъяснимым очарованием. Сейчас на пути от Петербурга к Пскову граф Монте-Кристо и его спутники имели возможность насладиться великой прелестью белых ночей.

В этом действительно было нечто неоспоримо волшебное! Не говоря уже о том, что кучеру-ямщику совершенно не нужно было напряженно следить за дорогой, минуя рытвины и ухабы, глубокие колеи, поблескивавшие водой. Своеобразный, чуть зеленоватый свет белой ночи, как бы вбиравший свечение весенней зелени, позволял совершенно как днем любоваться всеми красотами пути.

Леса и рощи были полны колдовского соловьиного пения, способного затмить искусство любой признанной певицы: то чарующий сладостный свист, который похож на любовные сигналы марсельского молодого моряка, идущего на свидание со своей возлюбленной; то словно частая, настораживающая целый боевой батальон, барабанная дробь, рассыпающаяся по густой уже листве дубов и вязов; то вдруг разливающееся, как полноводный ручей, мелодичное течение могучего звука, непостижимого в такой маленькой птичке и в таком крохотном хрупком горлышке!

Но где, на какой ветке или в какой древесной кроне хотя бы, таится пернатый крошка-волшебник? То и дело хочется остановить не сонного и даже не дремлющего ямщика и крикнуть ему:

— Давай, бородач, вместе поищем этого звонкоголосого чудодея, поблагодарим его за то, что вместе со светом этой сказочной ночи не дает нам уснуть, велит любоваться неописуемым, неповторимым этим зрелищем!