Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
Но как бы вы думали? ведь всего того не последовало и вышел изо всех сборов моих совершенный пустяк!.. Я не поехал и остался еще долее жить в Кёнигсберге! Но как это сделалось, того истинно сам почти не знаю и приписую ничему иному, как сокровенному действию пекущегося о благе моем божеского Промысла, восхотевшего, чтоб я и сие лето не проваландался по пустому и без всякой пользы по землям неприятельским, а препроводил бы в продолжении начатых мною наук и научился бы кой–чему еще многому хорошему и несравненно пред прежними знаниями моими важнейшему, и для того произведшему такое сплетение случаев и обстоятельств, что я нечувствительно, и сам почти не зная как, остался еще долее жить в Кёнигсберге. Но, дабы подать вам сколько–нибудь о том понятие, то расскажу вам о происшествиях сих, сколько могу упомнить.
Как все к отъезду моему было уже готово, то, чтоб не допустить до самой половоди и распутицы совершенной, спешил уже и сам я оным, и потому, избрав один день, пошел из квартиры моей в канцелярию действительно с тем, чтоб, испросив у генерала об отпуске и отправлении меня бумагу и распрощавшись как с ним, так и со всеми канцелярскими, на утрие запрягать лошадей и ехать; но мог ли я думать, что самый этот день и час назначен был к неожидаемой остановке и к произведению во всех обстоятельствах моих перемены, и что произведет оную сущая, по–видимому безделица и вещь ничего незначущая!
Не успел я войтить в канцелярию, в которой я за сборами уже несколько дней не бывал, как в самой моей прежней комнате встречается со мною наш асессор г. Чонжин и, обрадовавшись увидя меня, говорит: «А! вот кстати!.. а мы только что хотели за тобою посылать! вот и вестовой уже сбирается». — «Что такое? спросил я, и за чем таким?» — «Генералу есть до тебя небольшая нуждица, и он приказал послать за тобою». — «Не знаете ли какая?» спросил я. — «Это ты сам услышишь и увидишь, ступай–ко к нему в судейскую: он тебя дожидает».
Нуждица сия была вот какая: случилось ему как–то ненарочно повредить крест ордена своего святыя Анны и повредить так, что необходимо надобно было сделать оный совсем вновь. Он и приискал уже к тому и мастеров, но как в средине креста был написанный на финифте и в миниатюре маленький образок, изображающий св. Анну, и во всем Кёнигсберге не могли отыскать мастера, умеющего писать на финифти и не оставалось другого средства как послать в Берлин и велеть там оный написать, а для самого сего потребен был точь–в–точь против прежнего образочка рисуночек, то хотя и приводили к генералу в самое то утро живописца, могущего бы то сделать, но какой требовал за то с генерала не менее 5–ти рублей, то сие его, как скупого человека, так раздосадовало, что он, прогнав живописца с глаз долой и будучи еще в превеликой досаде, пришед и канцелярию, жаловался на сей случай своим сотоварищам советникам, и показывая им сей образок, бранил живописца, говоря, что он бессовестнейшим образом вознамерился его ограбить. Как асессор наш г. Чонжин сидел тут и на два только шага от генерала, то, вскочив, подошел и он посмотреть образочек сей, и не успел взглянуть, как захохотав, генералу сказал: «И! ваше превосходительство! есть за что платить 5 рублей, это сущая безделка; да извольте приказать Болотову, он вам в один миг это срисует и не будет надобности платить ни полушки!» — «Да неужели он это может? и умеет разве он и рисовать?» спросил генерал. — «Не только умеет, но превеликий еще и охотник; в летнюю пору мы и здесь в канцелярии видали его много раз окладеннаго вокруг красками и рисующего; и какие же прекрасные рисует он картинки»! — «Что ты говоришь!» — сказал генерал, «это право хорошо и похвально, однако это ведь миниатюрная живопись и нарисовать надобно на пергаменте, так, может ли полно он?» — «Это вы можете у него спросить», сказал Чонжин, «но я, по крайней мере, не сомневаюсь в том, видал я его рисующего, и очень мелко, и на пергаменте также». — «Хорошо бы право это, и не здесь ли он?» спросил генерал. — «Нет, ваше превосходительство, и мы его уже несколько дней не видим: — бедный собирается теперь к отъезду и в последний раз видел я его в превеликих хлопотах и заботах о лошадях, о повозке и прочем, и в горести превеликой»! «Да разве ему очень не хочется? спросил генерал; он ведь офицер, и от службы отрекаться не должен». — «Кто про то говорит? сказал Чонжин, но здесь разве не такая же служба, а сверх того и армейской службе ему не учиться стать: он, как сказывали мне, и в полку был наилучшим офицером и верно и там не загинет; но его не то огорчает более, а иное». — «А что ж такое?» — спросил генерал. — «Ему не хотелось бы отсюда ехать, отвечал Чонжин, более для того, что он начал было здесь только что учиться»! — «Как учиться и чему?» спросил генерал. — «Как, разве ваше превосходительство не изволите знать, что он у здешних университетских профессоров порядочно учится философии и слушает какие–то лекции, и с минувшей еще осени всякой день урывается на час времени отсюда из канцелярии и хаживал по вечерам к ним на дома, и никто долго о том не знал, не ведал». — «Что ты говоришь! сказал с удивлением генерал, это истинно редкий молодой человек; но пошли–ка мой друг за ним: спросим–ко, право, мы его, не может ли он мне нарисовать этого? услужил бы он мне тем очень, очень». Господину Чонжину не было нужды повторять сие в другой раз. Он выбежал в тот же миг в подъяческую и велел призвать вестового, чтоб послать за мною, а в самую ту минуту я, как вышеупомянуто, и вошел в канцелярию, и Чонжин в тот же час и повел меня к нему.
Генерал не успел меня увидеть, как, сказав: «А! вот ты уже и здесь, хорошо это! и встав с места, продолжал: поди–ка, мой друг, сюда! и новел меня в маленький тут кабинет к окошку, и тут, показывая мне изломанный свой орденский крест, продолжал: — посмотри–ка, мой друг, это; мне сказывали, что ты умеешь рисовать, не можешь ли ты мне этот образочик и в точном виде срисовать?» — Не знаю, ваше превосходительство! сказал я, на оный посмотревши, кажется, диковинка не великая: может быть, и срисую. — «Ты одолжил бы меня тем, сказал генерал, но вот вопрос: ведь надобно, чтоб было это нарисовано на пергаменте и в точной величине против этого». Это разумеется само собою, отвечал я. — «Но есть ли у тебя нужный к тому клочек пергамента?» — Есть, ваше превосходительство. — «Ну хорошо ж, мой друг, потрудись, пожалуй, и поспеши, сколько можешь, и если б можно, так хотелось бы мне не упустить завтрашней (почты) и отправить с нею рисуночек сей в Берлин». — Уклался было совсем и прибрал было всю свою рисовальную сбрую, сказал я на сие: но хорошо, сударь, я поразберусь и достану, и постараюсь поспешить. — «Но что ты так спешишь, сказал он, сие услышав, я тебя хотя и не удерживаю, но ей–ей и не выгоняю — и ты не имеешь нужды так спешить». — Да путь–то, ваше превосходительство, устрашает, самый уже последний. — «То–то и дело, подхватил он, путь–то не хорош, и не лучше ль бы уже помедлить… Итак, возьми–ка, мои друг, поди и потрудись, пожалуй!»
