Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
Дело касалось попыток Николая Ивановича механическими способами ускорить сращивание костей переломанных и раздробленных конечностей. Дискуссия заняла около получаса, но, к сожалению, не приблизила Кускова к решению проблемы. Эбергарт клятвенно пообещал на досуге пораскинуть мозгами – вдруг какая светлая мысль посетит и его голову. Он утверждал, что нельзя найти и применить к разным типам травмы единого решения. После размышлений толстяк всё же согласился, что для начала надо как-то классифицировать и соответствующим образом сгруппировать травмы, а только потом приступать к поиску лечения конкретных случаев.
– А вас жизнь чем-нибудь радует? – невесело поинтересовался Эбергарт после окончания профессионального спора.
– Вот, наливочку с вами пользую. Мне кажется – удалась! Вчера Ваня из гимназии пятёрку принёс, радость. Значит, Кусковы не вырождаются. Молодое поколение стремится через тернии к звёздам, а старшее – благополучно деградируя, спивается. На неделе чудная резекция участка двенадцатиперстной кишки благополучно удалась. Помнят ещё руки!
– Так я погляжу, у вас просто какой-то венецианский карнавал, а не жизнь.
– А вы женитесь, братец, детей наплодите. Удивительный, скажу я вам, процесс, как из кричащего комочка личность начинает проклёвываться. А ты, как хороший садовник, подрезаешь скверные побеги, а в конце получаешь настоящий кипарис. Или не получаешь, – хохотнул Николай Иванович.
– Так они же орут много! – возмутился Александр Карлович.
– Давайте – по второй, – с улыбкой предложил Николай Иванович. Разлили. Взбодрили уже было увядший цветок. – Поначалу орут, а как же не орать! Святое дело! О себе всему свету напомнить! И в пелёнки гадят, и сопли пузырями пускают. А потом вдруг начинают говорить, какие-то свои уморительные мысли и соображение высказывать. Увлекательно!
– Да я смотрю, вы тут совсем патиной и паутиной покрылись. Утонули в мещанстве.
– С каких это пор семейные ценности стали мещанством? – грозно посмотрел на товарища Кусков. – И как ты можешь судить о том, о чём понятия не имеешь! Ты же деторождение только с одной, механистической точки зрения знаешь. Я же не сужу о балете. Да и, – хлопнул себя по нависающим бокам Николай Иванович, – не с моей комплекцией о нём рассуждать, а если коснуться слуха, то опера для меня – вообще запретная тема. Вот живопись – другое дело! Особенно современная, что из Франции пришла. Экспрессионизм, так очень на гистологические срезы походит. Глянешь, и все ясно – это жизнь! А вот это – тяжёлое заболевание, запущенная форма.
– Гениально! Вам бы в критики художественные податься! – радостно восхитился Эбергарт.
– А паутины и патины есть немного, батенька, есть. Тут вы правы, Александр Карлович, но ведь у любого процесса есть издержки. Курить, оно вон как приятно, – сказал Кусков и сладко затянулся сигаретой, – но зато потом какие скверные сосуды, не говоря уже о лёгких и сердце.
– Так, может, смахнуть пыль и патину? – заложил вираж в разговоре Александр Карлович.
– Понял! – И Кусков освежил их рюмки.
– Наливка хороша, спору нет, – заметил, выпив, Эбергарт, – но я не об этом.
– Спирт?
– Не упрощайте, Николай Иванович. Я говорю о более тонких материях.
– Дома морфий не держу, а вам, Александр Карлович, увлекаться не советую. Не заметите, сгорите, как белый лист. Немного пепла и ни строчки смысла.
– Не демонизируйте меня и не драматизируйте ситуацию, – усмехнулся более молодой коллега Кускова. – Мне ничего этого не нужно. Вот сижу, наслаждаюсь вашим обществом.
– Сейчас ещё двойную уху подадут с грибными пирожками!
– Приятное дополнение к уже сложившемуся вечеру. Но я заскочил не по этому поводу.
– Слушаю, – подобрался Кусков. Эбергарт не пришёл бы к нему с пустяшной проблемой, тем более выдержав столь длинную прелюдию.
– Скажем так, на Юге мы с вами были, не желаете на Восток податься?
– На Дальний, я правильно понимаю?
– Как говорят наши друзья-артиллеристы – в яблочко! Тем более, я подозреваю, там сейчас назревает по нашему с вами профилю большое количество работы. Иногда её будет даже слишком много.
– Понимаю, но, вспоминая других наших друзей, замечу, что это укрепление кавалеристским наскоком не возьмёшь! – улыбнулся Николай Иванович и опять налил наливочки.
– Откуда вишня? – спросил Александр Карлович, в очередной раз оценив всю прелесть букета.
– Не поверите. Собственная. У жены усадьба под Курском. В прошлом году отдыхая, я подумал, что не гоже пропадать двум вещам.
– Каким?
– Урожаю вишни и моему уму. С присущим мне трудолюбием, – весело осклабился углом рта Кусков, – определил пропорции, тщательно подготовился, хорошенько всё промыл… И вот мы с вами наслаждаемся результатом.
– Мне кажется, Николай Иванович, не ту вы профессию выбрали. Вам бы в сомилье податься, наслаждение окружающим дарить, а вы всё чекрыжите, да режете.
– Грамотно отчекрыжить, это, батенька, тоже, надо вам заметить, и искусство, и… удовольствие.
– Обожаю вас за чёткость мысли и лапидарность изложения. И за неистребимый оптимизм. Считайте это тостом!
– Гран мерси, коллега. Польщён, – ответил Кусков, выпив очередную порцию наливки. Глаза у него стали масляными, румянец разлился по щёкам. Он, конечно, понимал, куда клонит его коллега. Но почему-то последняя эпопея, предпринятая им из романтического настроения и альтруистических мотивов, оставила у него слишком гнетущие воспоминания. Он боялся не больших объёмов работы, он боялся ощущения позора за ошибки, не тобой совершенные. Так бывает стыдно за дорогого тебе человека, который по каким-то причинам делает глупость, а ты не успеваешь это предотвратить. Поэтому был в разговоре на эту тему до чрезмерности аккуратен.
– Так, может, впоследствии сочините что-нибудь эдакое из сакуры или японской сливы? Восточные мотивы – это направление и пожелания всего правильно ориентированного общества.
– Направление понятное и даже верное. Не поверите, но мне, с недавних пор, курская вишня стала ближе. Да и возраст, понимаете ли, давит на мозоли.
– А что, срезать их разом не получится?
– Операция, может быть, и пройдёт удачно. Боюсь, послеоперационного периода мой стремительно дряхлеющий организм не перенесёт. Внуки, батенька, внуки. Такой якорь. Они похлеще любой чесотки будут.
– Как понимать?
– А чем больше чешешься, тем больше удовольствие.
– Жаль. С вами гораздо комфортнее, чем без вас.
– Будет приказ – с милой душой и полной ответственностью. Без рассуждений и возражений. А добровольно… Дважды счастливый билет не вытаскивают.
Эбергарт грустно понял, что остался в полном одиночестве. Но тут распахнулись двери кабинета и вошла торжественная Глафира в свежем переднике. Втайне она симпатизировала одинокому доктору.
– Прошу к столу, уха подана! – с царедворским шиком сказала она.
Друзья поднялись и с удовольствием пошли в гостиную. Как опытные медики, они не смешивали одно с другим.
5 октября 1904 года. Район реки Шахе. Маньчжурия
В зыбкой серости рассвета туман сполз в реку, обнажив противоположный низкий берег. Вода стала
