Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина
- Я тоже был вторым сыном у своего отца. Разве мне жилось плохо?
"Конечно, нет! Вовсе не плохо!" - говорил себе Влад и радовался, видя сходство своей судьбы и отцовской даже в том, что касалось очередности рождения.
Основываясь на странном сходстве судеб, княжич даже пробовал предсказать будущее. "Если родители смогли скрыться от лысого дяди, то я с братьями смогу скрыться от Басараба", - думал он, и правота этих рассуждений отчасти подтверждалась спокойствием отца Антима. Если мудрый монах выглядел спокойным, значит, ничего плохого не ожидалось.
Отец Антим сидел в повозке рядом с возницей и беззаботно глядел по сторонам, любуясь зеленью окрестных холмов и причудливыми поворотами дороги. Судя по всему, наставнику казались одинаково приятными и визгливый скрип колёс, и мелодичное чириканье невидимых птиц, причём эти звуки нисколько не мешали молитвам - правая рука всё так же перебирала чётки. "А может, отец Антим читает не всегдашние молитвы, а просит Бога о том, чтобы мы не попали в руки Басараба?" - пытался угадать Влад, глядя на наставника.
Монах стал молиться чуть меньше, когда холмистая равнина осталась позади, а путников обступили горы. Как ни странно, в горах дорога не взбиралась высоко, не искала перевалов, а бесконечно петляла меж кряжами, будто сбивая со следа возможную погоню. Наверное, так оно и получалось на самом деле. Наверное, Бог, вняв молитвам, решил защитить беглецов и помочь им спрятаться, а может, Божьей помощи и не потребовалось, потому что обо всём позаботился боярин Нан.
Поместье, куда боярин отправил беглецов, затаилось среди гор, за лесами. Оно оказалось маленьким, но это было легко предсказать - скрытое всегда маленькое, ведь большое поместье не спрячешь.
Владу хорошо запомнился дом в усадьбе - двухэтажный, с белёными стенами и четырёхскатной крышей из дранки, уложенной так, что она напоминала рыбью чешую. Двери второго этажа выходили на деревянную галерею, опоясывавшую всё строение, а лестница с галереи спускалась прямо во двор.
"В таком доме трудно кого-то поймать, - подумал княжич. - Трудно потому, что беглец наверняка успеет убежать или через верхний этаж, или через нижний". Эта мысль прибавляла уверенности, что у Нана добрые намерения, ведь если б жупан хотел распоряжаться судьбой княжеской семьи по своему усмотрению, то поселил бы беглецов в доме-крепости, откуда можно было бы выйти только через одни двери.
"Хороший дом", - решил княжич, однако жилище понравилось Владу ещё и потому, что он продолжал обдумывать свой побег за горы, а из такого дома легко получилось бы улизнуть незамеченным, причём в любое время.
Дом много лет стоял запертым, но усадьба не была заброшенной. В обособленных строениях, стоявших вокруг двора, жил управляющий имением, а также его супруга, двое взрослых сыновей и много слуг.
Все они встретили гостей заботливо и участливо, потому что Нан заранее передал управляющему:
- У вас поживёт семья моего побратима, который уехал к туркам и пропал.
Ближайший город находился довольно далеко. Городские новости в усадьбу доходили плохо, поэтому местные жители ничего не заподозрили, когда в господском доме поселилась обещанная "семья побратима": отрок пятнадцати лет, отрок тринадцати лет, четырёхлетний мальчик с нянькой, молодая женщина с грудным ребёнком и пожилой монах.
Жизнь в усадьбе чем-то напоминала Владу жизнь в гостях у Гуньяди - наверное, из-за чувства свободы. Церковь требовалось посещать не каждый день, а в неделю раз, потому что в деревенской церкви служили только по воскресеньям и по большим праздникам. К тому же опять не стало уроков, ведь отец Антим и теперь полагал, что учение лучше отложить, потому что в голове у Влада всё равно ничего не удержится, а у Мирчи, давно забросившего учёбу ради государственных дел, и подавно.
Впрочем, уроки у Влада всё же были, но особые. Позднее, когда он сделался государем, его подданные не раз удивлялись, откуда правитель так хорошо знаком с народными обычаями и всякими поверьями. А ведь он узнал эти обычаи именно в поместье у боярина Нана. Рядом с усадьбой располагалось сразу несколько деревень. Влад и Мирча часто наведывались туда и принимали участие во всех играх и развлечениях.
Вот так Влад и узнал, что летом, когда бывает самая короткая ночь в году, празднуется праздник Сынзиэнеле. Весь день перед праздником девушки собирали цветы в лесу, плели себе венки, а вечером водили хороводы вокруг костра и пели особые песни.
Выслеживать девушек, когда они перед праздником собирали цветы, строго запрещалось, ведь девушки на это время становились лесными феями - так объяснили Владу. Вот почему он, глядя на их вечерние хороводы и слушая их песни, вспоминал других фей, которые не таились и сами звали его собирать цветы всего три месяца назад.
Сёчке вспоминалась часто. Влад скучал по ней, но вспоминал и её служанок. Наверное, в замке он лукавил сам себе, думая, что обхаживает их только ради невестки. А может, и не лукавил. Может, Сёчке в его глазах составляла со своими служанками одно целое. Влад не мог разобраться в своих прежних чувствах, но вот теперь он сознавал, что размышляет о каждой девице в отдельности.
"Которая из служанок лучше? - думал он. - Может, Ивола? Она самая бойкая из шестерых и, наверное, остаётся бойкой даже в тех случаях, когда большинство девиц робеет. Было бы приятно снова почувствовать на лице эти щекочущие пальчики - как тогда, когда тебе деловито одевали повязку перед игрой". Владу хотелось разом сжать все эти пальчики в своей ладони и крепко поцеловать. Если же он сидел у себя в комнате, то смотрел на дверь и представлял, что Ивола появляется, начинает задорно щебетать, зовёт поиграть в догонялки, но на этот раз без других девиц. А дальше княжич представлял себе такое, на что Ивола, даже будучи бойкой, могла и не согласиться, если б он попробовал всё это осуществить.
"А может, лучше Марика? - размышлял отрок. - Марика ведь первая меня поцеловала, когда я дарил девицам пояс. Почему она решила благодарить меня именно так? Никто ей не говорил, как надо. А может, она охотно сделала бы всё то же самое без подарка?" Приятную догадку о сговорчивости Марики подтверждало и то, что в саду, где росло цветущее дерево, эта девица никуда не убегала