Андрей Буровский - Орден костяного человечка
— Да. Этого человека убил тот, кто вел раскопки. Наверное, он приносил жертву духам места, чтобы они прекратили дождь.
— А ты, конечно же, не прекратил дождя? И, наверное, ты не прекратишь дождя, который пошел сейчас, в этом году?
— Дождь будет литься до тех пор, пока вы не уйдете отсюда или пока мы не договоримся, — просто, но твердо сказал Сопа, — это я вам обещаю.
— Тогда я хочу с вами договориться, — так же просто, твердо сказал Епифанов, — и я обещаю, что если мы договоримся, ничей скелет и ничьи вещи не уедут из этой земли. Мне совершенно не нужно ваше золото, я не Кислотрупов, я ученый…
Легкий ветерок повеял, мягко коснулся лиц сидящих. В какой-то момент Володе показалось, что у костра стало светлее, что свет падает сзади. Обернувшись, он заметил, что между сопок и правда показалась бело-серая полоса, а когда он повернулся обратно, их уже не было. Ни закутанного в мантию Джамаспы, ни Сопы, ни Сраоши, сидящих на мокрой траве.
Да, не было возле костерка этих трех: ни древнего царя Джамаспы, ни его придворных — ни мудрого старого Сопы, который сам умер вслед за вождем, ни сошедшего в землю живым Сраоши, в расцвете его молодого сильного тела. А Володю начала бить дрожь, как бывает всегда после бессонной ночи, в раннее-раннее утро. Да еще развиднело, после сплошных дождей несколько дней подряд, и под ясным безоблачным небом, как это бывает обычно, сделалось гораздо холоднее.
— Рассвет идет… — произнес Володя, просто чтобы хоть что-то сказать.
Почему-то все смотрели на него, и Володя продолжал поддерживать странный разговор:
— Народ не знает, что дождь кончился… И поднимать его не стоит, пускай спят. Все равно копать сегодня невозможно.
— Неужели ты думаешь копать? — удивленно спросил Вася.
— Вообще-то, я бы не копал…
— А вы заметили, мальчиков здесь больше нет?
— Они ушли, как только Володя поверил в существование привидений, — вмешалась Ли Мэй, — сразу собрались и пошли спать.
— Виталий Ильич, вы позволите?
— Да, Васенька, какие вопросы… Вы хотите подытожить то, что мы сегодня ночью видели?
— Я попробую… Вы позволите?
— Да, да…
— Тогда так… — Василий что-то черкал в блокноте, писал, снова черкал, писал. — Тогда так… Во-первых, нам обязательно надо продолжить знакомство… Согласны?
Епифанов и Володя закивали.
— Значит, поддерживаем отношения. Во-вторых, вы же понимаете, что мы скоро узнаем совершенно удивительные вещи, которые нельзя узнать никаким другим способом… Это вы понимаете?
— Я на это от души надеюсь… — расплылся в улыбке Епифанов, Володя последовал его примеру.
— Ну вот… А источника наших знаний мы ведь не сможем открыть. Вот ведь какая беда!
Василий даже стукнул кулаком по колену от полноты чувств.
— Это вы улавливаете, коллеги?!
— Чего развоевался, брат? Ну, нельзя будет сослаться… Будем считать, что мы, присутствующие, одарены редкой интуицией… И знаем что-то, и не можем объяснить, откуда это.
— Или объясняйте тем, что слышали от китайцев, — вмешалась Ли Мэй, — у нас есть даже такой термин — «завеса из иероглифов». У нас крадут книги европейцы, а попробуй докажи! Многие и не знают, что их книги давным-давно украли. Есть такие китайские книги, о которых даже не слыхивали в Европе.
— То есть вы предлагаете ссылаться на не известные в Европе китайские книги?
— Почему бы и нет…
— Будем иметь в виду, Ли Мэй. — Вася даже не улыбнулся, хотя Епифанов и Володя сияли от такой перспективы. — И самое главное — понимаете ли вы, что раскопки надо прекратить?
— Разумеется, — просто сказал Епифанов. — Мы убедились, что курган и правда не докопан, мое предположение о сохранившемся здесь погребении оказалось верным…
Вот и все.
— Лагерь проснется, и вы ему объявите об этом?
— Да, конечно… Вася не давите на меня, я уже все решил. Мы сворачиваем раскопки, но еще две-три ночи у нас тут есть, и мы должны поддержать общение с Сопой и Сраошей.
— И с Джамаспой.
— По-моему, он знает меньше всех…
— И уж, конечно, — договаривал за всех Василий, — лучше и не рассказывать и не писать, где именно лежит древний вождь, до которого не добрались грабители ни в XIII, ни в XX веках. А то еще и доберутся. Рано или поздно найдутся те, кому очень захочется добраться.
Все согласно закивали головами. Действительно, зачем подвергать опасности человека, который приложил столько усилий, чтобы остаться на родине? Пусть он покоится в мире, в сердце удивительной страны, среди каменистых откосов, лиственничных и березовых лесов, долин и сопок, под пронзительно синим, ясным небом. Пусть сорокаградусный мороз над ним вечно сменяется тридцатиградусной жарой, а осенние дожди хлещут на землю, состоящую из праха бесчисленных поколений.
Вася еще писал что-то в блокноте, Епифанов поднялся, потянулся.
— Засиделись мы сегодня… Четыре часа! Володя, завтра… То есть сегодня начните сворачивать лагерь.
— Слушаюсь. Давайте свернем все, кроме необходимого для жизни… Всю «археологию».
— Как посчитаете нужным.
— Дня через два народ пусть уезжает, а я погоню машину до Новосибирска.
— Ну что ж, если вы с этим согласны…
— Я уж был вашим завхозом, я им и останусь до конца. Вася, вы с Аней отвезете мальчишек в Петербург? Живите там на даче, я буду дней через пять.
— Я хоть Анне покажу Петербург, — благодарно улыбнулся Василий.
Епифанов согласно кивнул, еще раз потянулся и ушел, всем пожелав спокойной ночи. Василий тоже удалился, пошатываясь от желания уснуть. И в ранних лучах… даже не в лучах, в белорозовом свете рассвета, в гулкой предутренней тиши Володя остался у костерка рядом с Ли Мэй. Сразу стало почти что неловко, захотелось заполнить чем-то паузу.
— Маша, хотите еще чаю?
Но это было не то, совсем не то, а самое «то» произнесла сама Маша:
— Вы знаете… Я буду просить вас встретиться со мной в Петербурге. Я бы хотела вас еще видеть.
— Это взаимное желание, Ли Мэй. Я смотрю на вас на расстоянии, потому что боюсь торопиться. Вы можете относиться к этому как вам угодно, но вы мне и правда очень нравитесь.
— Я нравлюсь вам интеллектуально?
— Вы мне по-всякому нравитесь… В том числе и интеллектуально… то есть я хочу с вами дружить. Но не все сводится к этому… Я вас хочу, Ли Мэй, — вы того признания хотите? Ну и пожалуйста — я вас хочу. И что дальше?
Ли Мэй вдруг откровенно покраснела.
— Ничего… я только опасалась… Немножко боялась…
— Что я, после той ночи у меня в палатке, в грозу, вас не захочу? Что я обиделся на вашу отсрочку и теперь не захочу вас знать? Так примерно?
