Исполняющий обязанности - Евгений Васильевич Шалашов
А вот что касается Ферганской долины, то удалось убедить Совнарком, что радиоактивные руды нужны самим. Рябушинскому о том говорить не стану, тем более, что реально мы этой долиной распоряжаться не можем из-за басмачей. А что будет потом — поглядим.
Но я готов, по приезду во Францию, довести до сведения заинтересованных лиц, что Архангельск способен прямо сейчас продавать и пиломатериалы, и шпалы и пропсы, а главное, чтобы французы прислали свои суда для вывоза грузов. Что такое пропсы я не знал, а переспрашивать постеснялся.
Зато и сам слегка озадачил Попова предложением по добыче йода. Или, правильно не добыча, а производство? Не суть важно, главное, что Совнарком одобрил предложение французского капиталиста — йод-то и на самом деле нужен позарез, а Михаил Артемович выделил сотрудников, которые станут непосредственно работать с промышленниками и фармацевтами. В общем — мое дело маленькое. Оценить идею, получить «добро» и свести нужных людей друг с другом. Как уж там получится с прибылью я не знаю, но Россия получит нужный антисептик, а торгпредство перестанет тратить деньги и время на покупку и переправку йода домой.
На сей раз мое пребывание в Москве заняло поменьше времени, чем обычно, всего-то две недели, вернуться раньше я, при всем желании, не успевал. Надо следовало решать и главные вопросы, касающиеся защиты Советской России, и проверить, как там мой отдел. Товарищ Дзержинский, уже в отсутствии Артузова, мне опять удивил, но об этом чуть позже.
И с организацией посольства заморочки. Слава богу, имею некоторый опыт по торгпредству, но опять-таки пресловутый кадровый вопрос. Нужны сотрудники посольства, разбирающиеся в вопросах права и, прежде всего, французского права. Решили, что их мне пришлют попозже, а пока буду обходиться силами торгпредства. Впрочем, я нечто подобное и предполагал. Ладно, пусть присылают людей хотя бы со знанием французского языка и девушек, умеющих печатать на машинке. Бумагооборот, я чувствую, будет огромным. А Трилиссер должен фильтровать моих будущих работников.
Мелькнула мысль взять с собой Капитолину. Но эта мысль, как пришла, так и ушла. В каком качестве я ее в Париж привезу? На машинке она печатать так и не научилась, языков не знает, а уборщиц мы нанимаем из местных. А кто знает, не решит ли моя бывшая невеста поработать во Франции по той «специальности», которую освоила? Нет, не станем плодить конкуренток парижским девушкам с «пониженной социальной ответственностью».
Еще встретился с товарищем Грабарем из Третьяковской картинной галереи, договорился с ним об организации в Париже выставки. Все-таки, посольство должно заниматься и культурно-просветительской деятельностью, знакомить, так сказать население чужого государство с нашим культурным наследием. С Игорем Эммануиловичем мы уже встречались раньше, теперь только «утрясти» некоторые детали. Вроде все утрясли, теперь можно договариваться с министерством культуры Франции об организации, конкретных сроках, хранении и о прочем. Вообще, с Грабарем приятно иметь дело, понимает все с полуслова.
И вот, я в поезде. Пока еще не дорос до персонального вагона, но купе очень комфортабельное. Кругом никель и кожа, а самое главное — имеется собственный туалет и умывалка, не нужно бегать, оставляя без присмотра документы, а то и таскать их с собой (да-да, и такое бывало).
От Москвы до Риги ехать долго, зато есть время, чтобы заняться «реставрацией» стихотворений товарища Маяковского. И что я помню? Про любовь, кроме как «Письмо товарищу Кострову» не вспомнилось ничего, «Стихи о советском паспорте» и вспоминать не стану, наизусть знаю, а что еще? Ведь много же написал поэт.
Но отчего-то вспоминались стихи для детей. Странно, когда же я их читал? Давно, в детстве, но некоторые помню наизусть. Вот, это скажем: «Влас Прогулкин — милый мальчик, спать ложился, взяв журнальчик».
Мальчик решил дочитать до конца журнал, проспал, у него начались проблемы в школе, а потом они продолжились и во взрослой жизни. И, в конце концов Влас спился.
Пожалуй, это стихотворение я печатать не стану. А иначе, что получается? Все беды от журнальчика, который ребенок решил дочитать до конца? Надо было похвалить парня за упорство, а товарищ поэт его сделал лоботрясом и прогульщиком.
Лучше вот это, про выбор профессии.
У меня растут года,
будет и семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?
Профессий интересных перечислено много, но отчего же Владимир Владимирович не включил в список чекистов? А ведь предлагал же он юноше «обдумывающему житье, решающему — сделать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь — 'Делай ее с товарища Дзержинского».
Забраковать стихотворение о выборе профессии? Нет, неплохое. Может, про чекиста и сам додумаю. Еще помню «Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые пойдем кружки».
Вот это вообще шикарное. Пригодится, когда станем строить новую армию и готовить детишек к службе.
Я человек законопослушный. Если во время поездки по железной дороге у меня требуют документы, то я беспрекословно их предъявляю и пограничникам, и таможенникам и даже нашим чекистам. Понимаю, что у каждого своя работа, а погранцы, скажем, той же Латышской республики, при пересечении границы обязаны проверять документы. Но одно дело, если от меня требуют выполнения моих обязанностей, совсем другое, если начинается какой-то маскарад.
На полустанке, где нынче проходит советско-латвийская граница (в моей реальности она была в другом месте, где именно, сказать затрудняюсь. Вроде, в нынешней Псковской области?), латыши решили, что пассажиры поезда «Москва-Рига» обязаны вступать на священную землю Латвии пешком. Поэтому, во время досмотра документов, нас начали выгонять из вагона. В общем-то, сущая формальность и показуха. Предполагалось, что все мы выйдем, пройдемся пешком шагов пять, а то и десять, а паровоз немножко проедет вперед, подтягивая за собой вагоны. Потом все дружно вернемся и займем места согласно купленным билетам.
Разумеется, я выходить из своего купе отказался. И дело не только в том, что решил проявить неуважение к латышскому национальному самосознанию (я вообще к сознаниям подобного рода отношусь с пониманием, сам такой), а потому что у меня с собой имелся почти чемодан важных бумаг. Помимо верительных грамот, тащил с собой документы, позволяющие мне (то есть, не мне лично, а еще не существующему посольству), помимо отстаивания интересов РСФСР, представлять во Франции еще и Украинскую и Белорусскую советские социалистические республики, а также Галицийскую народную республику. Отчего-то пока не дали подобных документов на Закавказскую федерацию, а о Дальневосточной республике в Совнаркоме даже не вспомнили. Про Финляндию вообще речь не шла. Финны — люди свободные, сами будут дипломатические отношения выстраивать. В восемнадцатом это у них получилось легко и свободно, так что опыт имеется.
А еще — а это мне показалось вдвойне любопытно, «старшие» товарищи сообщили, что прямо в Париж мне привезут документы из Крыма. Мол, коли правительство Слащева так до сих пор и не признали, то все равно Крымскую республику придется кому-то представлять за рубежом.
Словом — республикой больше, республикой меньше, терять-то мне уже нечего. Представлю. Обеспечу. И всех граждан бывшей империи защитю. Или защищу? В общем, обеспечу дипломатическую защиту. Но для начала мне придется защищать себя.
В принципе, я мог бы схватить чемодан, выйти на платформу и проделать несложную пробежку, но отчего-то уперся. Малость взбесило, что мне пытаются навязать традиции, которых у лимитрофа никогда не было. Какая традиция, если независимость Латвия обрела совсем недавно, да и то, благодаря немецким штыкам? Но как это нередко бывает, те государства, что получили самостоятельность в качестве подарка, а не завоевали ее в результате долголетней борьбы, еще ревностнее относятся к своим игрушкам.
Поначалу латыши делали вид, что не понимают по-русски, пришлось говорить с ними по-французски, отчего пограничники вспомнили язык империи.
— Я советский дипломат, — объяснял я. — Свои документы я вам предъявил, а мои права вам известны. Согласно Венской конвенции, личность и мое имущество неприкосновенна. Оснований для моего задержания у вас нет, потому что я не делал ничего противоправного. Если я не желаю покидать свой вагон, вы не имеете права меня заставлять.
А ведь знают же, что в купе едет полпред. У меня только что были таможенники, пытавшиеся осмотреть мое имущество, но узрев дипломатический паспорт и прочее, оставили мой багаж в покое.
— У нас-с ест прикас — с угрозой сказал старший из погранцов, отличающийся от подчиненных фуражкой — у рядовых они круглые, а у этого отчего-то конфедератка.
— У вас приказ, а у меня дипломатический иммунитет, —
