Емельян Ярмагаев - Приключения Питера Джойса
— Отдайте ее мне! — грубовато вмешался носатый адвокат. — Компании, которую я имею честь представлять, нужны домовитые английские хозяйки по ту сторону океана!
В этот момент в гостиную в совершенно растерзанном виде вбежал дворецкий Джон де Холм.
— Что случилось, Джон? — повернулся к нему Патридж.
— Толпа, сэр!.. Заполнила весь Соулбридж. Коттеджеры, сэр, и этот… Боб ле Мерсер. Спрашивают, куда дели вдову Гэмидж. Говорят, что не уйдут, пока не отдадут своих прошений лорду главному судье. Констебля Уорвейна засунули головой в бочку с дождевой водой, сэр, — он почти захлебнулся и отказывается нести свои обязанности.
Глава VII
Сапфир охлаждает жар и очищает глаза, смарагд пользует от падучей, А ревень? А опий? Странно, что при таком могучем арсенале лекарственных средств мы просто погибаем от насморка.
Изречения Питера ДжойсаХотел бы я знать, чем джентльменам так приглянулась моя дверь, что все они очертя голову кинулись к ней?
Меня, само собой разумеется, ноги уже несли по коридору задней анфилады дома, а оттуда через окно — в парк. И угораздило же раззяву Алена попасться мне на дороге! Вечно он таскает за пазухой ежей, щенят, кроликов — всякую тварь, которая ему умственно сродни, — ну и налетел я, должно быть, на ежа, потому что Ален так завопил, точно на него набросились все коттеджеры разом. Сбив его с ног, я, словно пташка, выпорхнул в окно и резво понесся по парку… Нет же — сто чертей! — не судьба мне сегодня выбраться из Соулбриджа: бабку-то я ни о чем не известил!
Вторично повернул обратно. И кто же, вы думаете, мне навстречу? Мисс Алиса, собственной персоной. Гинея против шиллинга, она тут чего-то наколдовала. Уж не ведьма ли она скороспелая?
— Куда это вы мчались, мистер Хаммаршельд? — осведомляется эта заноза. — Получить звание королевского адвоката?
Я сказал, что прогуливаюсь, и осведомился, где мистрис Гэмидж.
— В моей комнате, шьет мне нарукавники, — отвечает она. — В жизни не видывала, чтоб прогуливались таким бешеным галопом: олень — и тот позавидует! Идемте, я провожу вас.
— Извините, некогда, — бормотнул я — и прочь от нее: не хотелось говорить при ней с бабкой. Пошел искать Питера.
Представьте себе, у главного входа все шло чинно-спокойно, как на молитвенном собрании: толпа стояла снявши шапки, впереди — ле Мерсер, из важных джентльменов не было никого, а Питер был тут и отвечал так спокойно и вразумительно, что никому бы и в голову не пришло назвать это сборище мятежом.
— Куда девались судьи? Не знаю, — говорил он под общий смех. — Уж не думаете ли вы, что я попрятал их по карманам?
— Скажите, сэр, как с болотом? — спросил ле Мерсер. — Тревожимся, не выкинул бы Патридж какую-нибудь штуку.
— Мне вас жаль, ребята, но болото осушат, — твердо сказал Джойс. — Стране нужен торф и удобная земля.
Толпа взволнованно загудела.
— А вы что, долю какую имеете в этом деле? — спросил кто-то.
— Нет. Моя доля не здесь, а за океаном. Слыхал про Новый Свет? Она — там. И я зову вас туда. Поедем вместе, если захотите!
— Что-то больно далеко, — сказал ле Мерсер, и все захохотали. — Зачем нам, мистер Джойс, покидать свое болото?
— А вот зачем. — Питер приостановился. — Ты, парень, конечно знаешь, как у нас в старину натягивали лук. Все народы тянули за тетиву, одни мы, англичане, всем весом тела сгибали его самого, а тетиву держали неподвижно, Оттого наши стрелы летели дальше всех, и били мы французов и испанцев на суше и на море. Ну, вот: тянуть за тетиву — это нищенствовать на твоем клочке земли. Зачем? Далеко на западе лежит свободная земля. Ее сколько хочешь. Что земля! Там леса, горы, реки, озера… Понатужься, согни лук как следует — и попадешь в эту далекую цель!
— А что там — аренда, копигольд или фригольд?
— Свободная, говорю тебе, земля! Король ее даром отдает переселенцам. Без файнов, без гериота…
— Одну виргату? [55] Две?
— Сто! Сколько расчистишь да поднимешь плугом, столько и заберешь.
…Когда толпа вдруг замолкает, впечатление, будто дышит взволнованный великан. И этот составленный из многих человек вдруг поверил Джойсу.
— Вы-то сами были там? — негромко спросил ле Мерсер.
— Был, — ответил Питер. — Не стану вам врать, что легкая там жизнь. Многие на первых порах не выдержали — поумирали. Но я поклялся: сколько б ни погибло переселенцев — привезу новых и новых.
— Я выдержал бы, — задумчиво сказал Боб. — Но вот жена, детишки…
— Кто покупает мясо, покупает и кости, — сказал Джойс. — Переезд стоит дорого, его надо оплатить. Плимутская компания, правда, берет на себя оплату твоего переезда через море со всем имуществом, зато ты будешь работать на нее по контракту целых пять лет.
— А потом-то мне землю дадут?
— Многие уже ее получили. Живут своим хозяйством в Новой Англии.
— Пишите меня! — решительно сказал Роберт. — В какую щель забился ваш агент? Пусть достает свою большую печать!
Все стало на свои места: я понял, кто такой Питер Джойс и для чего он здесь, в Стонхилле. И странно: когда таинственность, окутывавшая его, рассеялась, мне он показался еще значительней, чем на первых порах.
Бабку все-таки не выпустили из Соулбриджа, как ни молил я самого лорда-комиссара прошений: комиссар побаивался архидиакона Брикльсворта. Повидав ее в тот вечер, я наконец-то отправился домой.
Питер, которого все вдруг оценили и зауважали, занялся вместе с агентом и комиссаром просмотром прошений и составлением списков будущих переселенцев — вся деревня только об этом и толковала.
По дороге меня часто останавливали мужчины и, сняв шапки, бубнили одно и то же:
— Бэк, не можешь ли ты помочь найти ферму или клочок земли, чтоб дать работу моему плугу? Мне отказано в держании земли, и если я продам своих лошадей и скот, то никогда не заведу их снова.
Со стыда я отворачивал глаза. Нет, джентльмены, Бэк Хаммаршельд никуда не двинется! При одной мысли об океане у него начинается морская болезнь. И кроме того, у Бэка пока что есть свой дом. Он туда и направляется.
До чего же милым показалось мне старое наше гнездо!
Скрип вделанной в стену тяжелой дубовой калитки, дорожка из розового плитняка, по которой идешь к дому, отклоняя пахучие чашечки цветов — их видимо-невидимо развела бабка вокруг дома, — красная крыша, навесом опущенная над распахнутыми окнами, — все свое, все такое родное.
И прокоптелый дымоход, выступающий снаружи стены и высоко поднимающийся над крышей, и козырек над крыльцом с поддерживающими его крестовинами, и стул на крыльце с мягкой подушечкой.