Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!
В Ветере же воины — а кроме них, никого больше не стоило принимать в расчет, — вместо того, чтобы беспокоиться насчет Парфии, беспокоились насчет Германии. Вар не видел в этом ничего хорошего. Парфия представляла собой более или менее цивилизованную страну: начать с того, что сам тамошний Царь Царей и вся его знать говорили по-гречески. Они обладали изящными манерами, они учились у преемников Александра Великого, хотя и разбивали их в сражениях. О том, что сами македонцы выучились своим манерам именно у персов, хотя и побеждали их, Вар предпочитал лишний раз не вспоминать.
Не было конца известиям о том, что между двумя германскими племенами назревает война из-за нескольких украденных свиней, или о том, что некий мелкий царек (как будто здесь имелись крупные цари!) возмутил все свое племя, отдав девицу не тому поклоннику, которому она сперва предназначалась. И с такого рода делами Вару приходилось разбираться изо дня в день.
Прошло немного времени, и он устал от всего этого; устал так, что собрал старших командиров Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов и начал без обиняков:
— Вы уже знаете, что Август прислал меня сюда, чтобы постепенно ввести Германию в состав империи. Так вот, довожу до вашего сведения, что собираюсь добиться этой цели как можно скорее.
«А потом я уеду, — подумал Вар, — вернусь в Рим, и пусть этим убогим захолустьем занимается кто-нибудь другой».
Собравшиеся военачальники понимающе кивнули. Вала Нумоний, командир кавалерии, взял слово:
— Это будет не слишком трудно, господин. Судя по тому, что я слышу с момента своего прибытия, мы уже сильно смягчили нравы германцев. Они не так свирепы, как раньше, они начинают понимать преимущества римских обычаев, а многие из их знатных людей считают более тесный союз с римлянами залогом своего высокого положения. Нужно лишь продемонстрировать германцам нашу силу, и они подожмут хвосты, как побитые псы.
— Кто-нибудь думает иначе?
Вопрос был задан для проформы, из уважения к обычаям. Вар, как командующий, уже объявил о своих намерениях, один из его высших военачальников подтвердил, что легионы способны выполнить поставленную перед ними задачу — что тут еще обсуждать?
Но, к удивлению Вара, военный префект по имени Люций Эггий стал возражать:
— Я не согласен, командир. С германцами все не так-то просто. По существу, на дальнем берегу Рейна мы владеем лишь той землей, на которой стоят наши укрепленные лагеря. Даже дороги к этим лагерям принадлежат нам только тогда, когда по ним маршируют наши войска. А вся остальная земля принадлежит варварам.
— Дела обстоят вовсе не так плохо! — заявил Нумоний.
Эггий недовольно вздернул подбородок.
И даже когда Вар сказал:
— Надеюсь, что и впрямь не так плохо, — на лице Эггия все равно было написано сомнение.
Вар подумал, что этот командир, вероятно, оказался в таком захолустье именно из-за своей дурацкой привычки говорить, что думает, независимо от того, хочет ли кто-нибудь выслушивать его соображения.
— Думаю, ты прав, господин, — заявил второй военный префект, по имени Цейоний.
В отличие от Люция Эггия Цейоний знал, что желает услышать от него наместник, и привел убедительный довод в пользу правоты Вара:
— Очень многие германцы начали учить латынь…
— Чтобы лучше шпионить за нами, — вставил Эггий.
— Чепуха, — отрезал Цейоний. — И потом, у них уже в ходу наша монета. Они покупают у нас вино, гончарные изделия, ювелирные украшения; все это входит в их обиход. Мало-помалу германцы превращаются в жителей римской провинции. Все, что нам надо, — это подтолкнуть их в нужном направлении. Займем их страну, установим здесь свою власть, и лет через двадцать никто не отличит германцев от галлов.
Эггий посмотрел на Вара, и тому почудилась мольба во взгляде префекта, но почему-то даже это наместник воспринял как раздражающее упрямство.
— Не слушай его, командир! — с жаром произнес Эггий. — Если бы дикари хотели лечь под нас…
— Ты, наверное, хотел сказать — лечь у наших ног, — встрял Цейоний, указывая на просторечный оборот, который, конечно, не укрылся и от внимания самого Вара.
Если командир не умеет правильно выражаться, как могут вышестоящие серьезно воспринимать его высказывания?
— Если бы они хотели лечь под нас, — повторил Люций Эггий, еще решительнее выставив подбородок, — они бы сделали это еще двадцать лет назад. Да, они охотно берут наши товары, но и только. И хотя они живут в убогих деревушках — а таких деревушек в здешних землях не счесть, как и самих германцев, — варвары как были, так и остались воинственными и свирепыми. Да, иногда нам удается их разбить, но порой и они нас бьют. Надо это признать, ведь в противном случае вся их страна по ту сторону Рейна уже давно бы стала нашей провинцией.
Некоторые командиры отстранились от Эггия, как будто тот был болен заразной болезнью. В известном смысле так и было: отсутствие такта может погубить даже самую перспективную карьеру. Вар уже приготовился вывести его из военного совета, однако в последний момент сдержался, вспомнив, что кое-какие подобные опасения высказывал сам Август.
— Легкую задачу может выполнить любой, — промолвил Вар, — а для выполнения более сложной нужны незаурядные люди. Август решил, что мы с вами и есть те самые люди, которым по плечу нелегкое дело. На мой взгляд, это знак высокого доверия и похвала каждому из нас и всем воинам Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов. Может кто-нибудь сказать, что я ошибаюсь?
Он выдержал паузу. Никто не проронил ни слова, промолчал даже упрямый Люций Эггий. Ничего другого Вар и не ожидал. Смельчак может спорить с наместником провинции, но уже более тридцати лет в империи не находилось безумцев, желающих всерьез ссориться с Августом. Если ты поссорился с Августом, ты пропал. Римляне хорошо усвоили этот урок.
— Поскольку император дал нам это поручение, мы найдем способ его выполнить, — заключил Вар. На это тоже не последовало возражений.
Тропа петляла по лесам. Сапоги Арминия, хлюпая, месили грязь. Он поскользнулся и чуть было не упал. Обувку Арминий получил у крестьянина, выменяв ее на свои подбитые гвоздями легионные калиги и получив в придачу стол и ночлег. Римская обувь оказалась хозяину не очень-то впору, но подбитая железными гвоздями подошва все равно делала калиги ценным приобретением.
Что же касается Арминия, он в любом случае предпочитал привычную обувь, да и лесные тропы были ему милее мощеных римских дорог. Хотя такие дороги были гладкими, без ухабов и рытвин, но помаршируй по ним от рассвета до заката — и к ночи кажется, будто твои ноги превратились в камни, по которым шагали.
