Ольга Елисеева - Наследник Тавриды
Топая по ковру за лошадкой на колесиках, Александрина поскользнулась и стукнулась носом о деревянное седло. Поднялся рев. Лиза подхватила ее на руки.
— Сколько вас с Мишей учить, не таскайте ребенка! — немедленно отозвалась из соседней комнаты Александра Васильевна.
Графиня в четвертый раз была на сносях. Первая дочь Катя умерла через несколько дней после рождения. А год назад скончался мальчик, названный Сашей в честь дяди-канцлера. Как назло, Михаил опять уехал. Еще вчера не было никаких забот, а сегодня весь мир рухнул генерал-губернатору на голову. Лиза впервые поняла, что такое ждать человека, который и не думает возвращаться.
— Мама, я ему наскучила.
— Глупости. — Госпожа Браницкая хлопала дочь по плечу. — Ты привыкла, что муж всегда под боком. Теперь у него есть дело. Он будет уделять тебе внимание между строительством дорог и спуском пароходов на воду.
Вряд ли такая перспектива могла ободрить Лизу. Но главное испытание ждало ее впереди. В субботу утром приехал Александр Раевский. Увидев, как он выходит во дворе из экипажа и окруженный толпой ее родни идет к дому, графиня чуть не уронила чашку со сливками. Лиза не могла поверить глазам. Как он посмел? Как может так уверенно подниматься на крыльцо, так улыбаться ее братьям, целовать руку матери, чмокать в щеки кузин! Она не знала, что делать. Бежать было поздно. С побелевшим, растерянным лицом графиня предстала перед ним в гостиной. Их разделял ковер, на котором как ни в чем не бывало возилась маленькая Александрина.
— А вот и моя племянница! — провозгласил Раевский. Лиза глазом не успела моргнуть, как он поднял девочку на руки и расцеловал в ямочки на щеках. При этом Сашенька, обычно не любившая чужих, тянула к нему ручки, хихикала и болтала ногами.
— Отдайте! — Женщина сделала решительный шаг вперед. Но тут силы изменили ей, и она лишилась чувств.
Очнулась молодая графиня через несколько минут. Ей растирали виски уксусом.
— Да не толпитесь вы! — с досадой бросила Александра Васильевна. — Окно пошире распахните. Эка невидаль. Брюхатую бабу сморило.
Лизу проводили в спальню, где оставили одну. Она лежала на кровати и думала, как такое возможно? Этот человек брал на руки ее ребенка! И никто, никто во всем доме не знает, насколько чудовищно все, что он делает. Ей нет защиты!
Вечером графиня смогла спуститься к столу. Снова, как в старые, счастливые времена, за ним было многолюдно и весело. Радовались приезду кузена. Расспрашивали о делах в Италии. Он ведь недавно из Неаполя. Трунили, не связался ли Александр с карбонариями. И даже не подозревали, как близки к истине. Лизе снова сделалось не по себе, и она раньше времени ушла спать, приказав горничной остаться на ночь в ее комнате. Просьба молодой женщины не вызвала удивления: барыня на сносях, ей боязно.
Только через два дня Лиза нашла в себе силы объясниться с Александром. Она застала его на вольте верхом на молодой каурой кобыле, которую он учил, методично меняя аллюры. В белой рубашке, с черными кудрями, волной падавшими на отложной воротник, Раевский был великолепен. Заметив графиню, он спешился и, бросив повод подоспевшему берейтору, подошел к ограде.
— Как здоровье, дорогая кузина?
Его глаза смеялись. А манера держаться с ней была такой непринужденной, такой доброжелательно-свойской, словно между ними никогда не было ничего дурного. Лиза даже на мгновение усомнилась в здравости собственного рассудка. Но потом взяла себя в руки.
— Как вы осмелились приехать сюда? — спросила она твердым тоном.
— Для меня несносно не видеть вас столько времени, — просто отозвался Раевский. — Я слышал о ваших несчастьях и полон сочувствия.
Лизина рука взвилась в воздух для пощечины, но молодая женщина усилием воли удержала себя.
— Ваша наглость не имеет границ, — отчеканила она. — Вы в своем уме? А если я выдам вас?
— Никогда, Лиза. Никогда. — Он продолжал улыбаться, но взгляд его стал холодным и повелительным.
— Почему? — Графиня собрала все свое мужество, чтобы изобразить голосом усмешку.
— Потому что вы добры и сострадательны. И потому, что вы… все еще любите меня.
Лиза хотела уйти, но неведомая сила удерживала ее на месте.
— Вам действительно ничего не стоит предать меня, — продолжал Александр. — Карбонарии разгромлены. На них идет охота. Я скрылся в России. Здесь никто не знает обо мне. Я полностью в ваших руках.
Ему доставляла странное наслаждение та безграничная власть, которой Лиза сейчас обладала над ним. От ее желания зависело погубить его. Но Раевский знал, что она этого не сделает.
— Вы чудовище, — с ожесточением произнесла графиня. — Вы должны понимать, как обидели меня.
— Любя.
Александр вновь сделал знак берейтору подвести лошадь. Даже право заканчивать разговор он оставлял за собой.
Одесса.
Михаил Семенович открыл глаза среди ночи и долго не мог понять, где находится. Ему привиделся страшный сон. Снилось, что он молод, на Кавказе, и после сражения при Гяндже, почему-то закончившегося неудачей, горцы уволокли его в крепость. Там посадили с другими несчастными в яму. Горластые обреки стояли вокруг дырки и мочились пленным на головы. Граф исхитрился вывернуться и увидел их лица — государь Александр Павлович, Нессельроде, граф Ланжерон, Гурьев и де Витт — чумазые, в грязных бараньих шапках, с кинжалами.
В окне чуть заметно алел восход. Было часов пять. Над морем в дымке маячил малиновый краешек солнца. Скоро золото разольется по всему горизонту, пробирающая кожу прохлада удержится часов до восьми, а дальше бархатное тепло завладеет городом на весь день. Сентябрь — светлое и тихое время. Михаил потянулся, прочел наскоро «Отче наш» и позвонил в колокольчик, требуя умываться.
Дел хватало, даже если бы он вовсе не ложился. Наместничество напоминало растревоженный улей. Из Бессарабии шли дурные вести: разбой и толпы беженцев, не подчинявшиеся никакой власти. В Крыму контрабандой жили целые села. Стычки казаков с татарами на Кубани превращались в побоища. На Херсонщине градом погубило урожай пшеницы, отчего переселенцы побросали мазанки и двинулись побираться в глубь страны. При этом хлеб был. Он лежал на складах, но до появления нового генерал-губернатора никто не осмелился подписать приказ о его раздаче.
Еще в июне, когда они с Лизой ехали на юг, Воронцов впервые столкнулся со здешними порядками. Возле самой границы наместничества, откуда графиня должна была повернуть к Белой Церкви, а граф двигаться дальше, на дороге им попалась толпа замызганных татар, как видно, бредущих уже не первый день. Впереди грязные овцы — так много, что не видно людей. За ними телеги, кибитки, плетеные короба на колесах. Тучи детей. Старухи, восседавшие на передках и правящие колымагами. Угрюмые пешие мужчины. Они выглядели угрожающе. Как любая толпа голодных.
