Бен Кейн - Дорога в Рим
— К особняку Цезаря.
— Зачем? — изумился Маттий. — Тарквиний что-то увидел, да? Вчера при гадании?
— Да. — Ромул решил не вдаваться в детали.
Впрочем, деталей и не требовалось. Рим кипел слухами, а Маттий, хоть и совсем юнец, прекрасно ориентировался в городской жизни.
— Это потому, что Цезаря хотят убить, да? Зачем еще идти к нему в такую рань, да еще с гладиусом?
Ромул, несмотря на мрачный настрой, улыбнулся.
— Тебя не проведешь, — признал он.
— Я угадал! — подпрыгнул Маттий и через миг осторожно поинтересовался: — А мы только вдвоем? Ты и я?
Голос слегка дрожал, и Ромул глянул вниз: несмотря на явный испуг, Маттий сжимал в руке ржавый кухонный нож — наверное, достал из-под туники. Ромул одобрительно хмыкнул: парнишка смел не по летам — его не заботит, есть ли у Рима правитель и жив ли Цезарь, он здесь лишь для того, чтобы помогать другу.
— Смелости тебе не занимать, но сегодня драться не будешь. — Ромул потрепал его по худенькому плечу. — Там будут ветераны. И Тарквиний.
— Отлично, — с облегчением выдохнул Маттий. — Но если что — я рядом.
Вспомнив себя в его возрасте, Ромул незаметно улыбнулся.
Вскоре перед ними уже замаячил дворец — нынешний «домус» Цезаря на Палатине. В едва бледнеющем рассветном сумраке проступал фасад, который недавно принялись переделывать так, чтобы особняк напоминал храм. Работы только начались, и здание скрывали строительные леса; в их тени Ромул с Маттием подошли к входу незамеченными.
— Стой! — окликнули их от окованных железом дверей, где на страже стояли четверо солдат. — Кто такие?
— Ромул, ветеран Двадцать восьмого легиона, — ответил юноша, выступая из тени. — И Маттий с Целийского холма.
Солдат скривил губы.
— По какому делу?
Ромул повернулся, чтобы в свете факела блеснули награды, и стражник удивленно замер: две золотые фалеры — редкость даже для бывалых солдат.
— Я хочу видеть Цезаря, — заявил Ромул.
— Прямо сейчас? — хмыкнул второй стражник. — В такую рань?
— Срочное дело.
— Мне плевать, — ответил первый солдат. — Прочь отсюда. Возвращайся после полудня. Может, тогда повезет.
— Я не могу ждать.
Стражники недоверчиво переглянулись, и первый направил пилум прямо в грудь Ромулу.
— Катись отсюда со своим прихвостнем, — рявкнул он. — Живо!
Ромул не пошевелился.
— Скажи Цезарю, что его спрашивает раб, убивший эфиопского быка. Раб, которому диктатор даровал свободу.
Необычайное спокойствие Ромула и странная просьба сбили стражников с толку. Первый солдат, нахмурясь, пошел советоваться с оптионом, и тот через миг вышел к дверям, по пути надевая шлем. Окинув Ромула мутным от усталости взглядом, он раздраженно выслушал его просьбу.
— Что у тебя за дело? — бросил он.
— Я скажу об этом только Цезарю, — ответил Ромул самым невыразительным голосом, на какой был способен. Излишняя резкость может все погубить, а этого Ромул допустить не мог.
Оптион пристально оглядел юношу.
— А это откуда? — указал он на золотые фалеры.
— Одну получил в Руспине, другую в Тапсе.
— За что?
Ромул коротко объяснил, и взгляд оптиона тут же изменился.
— Подожди, — велел он и исчез в здании.
Не обращая внимания на сердитые взгляды стражников, Ромул облокотился на строительную подпорку. Маттий, явно испуганный, от него не отходил. Оптион вернулся через полчаса.
— Цезарь тебя примет. Оружие оставь здесь.
Охранники, не ожидавшие такого поворота, во все глаза смотрели на Ромула, и он отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
— Я скоро, — пообещал он Маттию, вручая ему клинки вместе с поясом, и тихо добавил: — Не болтай тут.
Мальчишка кивнул, гордый от возложенной на него ответственности.
Вслед за оптионом Ромул вошел в атриум, скудно освещенный немногими факелами; даже в тусклых отблесках было видно, что в доме царит роскошь. Умело выложенная мозаика вилась по полу пышными узорами, на стенах красовались фрески, каждую нишу украшала великолепная греческая статуя. В саду, за распахнутыми дверями таблинума, журчал фонтан.
Оптион ввел юношу в одно из помещений, окружающих центральный двор. Небольшая комната, словно в противовес роскоши остального дома, была убрана по-спартански: кроме бюста Цезаря здесь стояли лишь заваленный документами письменный стол, кресло с кожаной спинкой и два боковых стола, гнущиеся под тяжестью пергаментных и папирусных свитков. Молодой раб зажег расставленные по комнате масляные лампы, комната наполнилась теплым золотистым светом.
Сделав знак Ромулу ждать напротив письменного стола, оптион вышел. Ожидание тянулось, и Ромул вдруг подумал о Фабиоле: чем она сейчас занята? Последними приготовлениями? А вдруг она появится и в сенате? Ромул вздрогнул: биться за Цезаря с собственной сестрой?! Юпитер, не дай такого испытания! «А как ты тогда поступишь?» — вдруг всплыло в голове.
— Легионер Ромул, — раздался сзади голос. — Ты рано встаешь.
Юноша обернулся: в дверях стоял Цезарь, одетый в простую белую тогу. Оптион вытянулся в струнку, и Ромул последовал его примеру.
— Мои извинения, — отчеканил он.
Приглаживая рукой редеющие волосы, Цезарь подошел к столу и сел в кресло.
— Надеюсь, повод у тебя важный, — сухо сказал он. — Еще даже солнце не взошло.
Ромул, вспыхнув, не стал извиняться.
— Так и есть.
По-новому вглядываясь в лицо диктатора, он изумился разительному сходству его черт со своими. «Совпадение, — одернул он себя. — Просто совпадение».
— Говори, что за дело. — На изможденном лице Цезаря четко проступили мешки под глазами. Прикрыв рукой рот, он закашлялся. — Проклятая болезнь. Говори же.
Ромул выразительно посмотрел на раба, который теперь занялся столами, и на оптиона.
— Лучше, если, кроме тебя, никто не услышит.
— Да неужели? — Цезарь в задумчивости потер подбородок. — Хорошо. Оставьте нас, — кивнул он обоим.
Раб тут же исчез.
— Не доверяй ему! — шагнул вперед оптион.
Цезарь засмеялся.
— Врагов у меня много, но этот солдат — не из них. Я освободил его от рабства за то, что он убил эфиопского быка, и после дважды наградил за воинские подвиги. Во всей Республике не сыскать человека вернее. Ступай и закрой за собой дверь.
Оптион, побагровев, вышел.
— Он мне предан, но слишком недоверчив, — заметил Цезарь. — Видимо, это к лучшему.
Ромул лишь вытянулся, не смея ни согласиться, ни возразить.
К его удивлению, диктатор не сразу спросил о цели прихода.
— Как жизнь после армии?
