Ефим Лехерзак - Москва-Лондон
Особенным любителем подобных визитов был король Англии Генрих VIII. Страстный охотник, женолюб и пьяница, он доводил придворных аристократов до разорения бесконечными налетами неукротимых орд своих собутыльников на их замки, поместья и дома. Порою он по многу месяцев не бывал в своем дворце, и тогда Лондон получал наконец возможность прийти в себя от судорожной жизни под боком у своего обожаемого монарха, одинаково свирепого в управлении государством, на охоте и в гостях у своих подданных…
Лорды, бароны, маркизы, графы и герцоги увозили на континент своих жен и дочерей, угоняли скот и прятали птицу в лесах и горах в ожидании великой милости короля, снизошедшего до желания нанести им визиты. Замешкавшиеся расплачивались разорением и бесчестьем. По всей Англии ходила легенда о том, что однажды кто-то из свиты короля, напившись до полного изумления, вломился ночью в комнату, где стоял гроб, и штурмом изнасиловал покойницу, смиренно дожидавшуюся там предстоящего по-
гребения, после чего уснул каменным сном на ее окаменевшей груди…
Кажется, это была бабушка хозяина замка. В то же самое время король проделывал с хозяйкой замка, дамой на сносях, такие упражнения, которые обычно приняты лишь в постелях молодоженов, при этом для удобства сбросив на пол ее мужа…
Монархи отдыхали и веселились кто как мог и хотел.
Монархи наносили визиты своим подданным…
…После смерти буйного короля Генриха VIII подобные визиты наносить стало некому: наследник был еще ребенком, едва ли не с рождения пораженным неизлечимой болезнью, а обе принцессы терпеливо ждали своего часа. Страна, открестившись и отплевавшись после погребения своего короля, вздохнула наконец с облегчением и надеждой — королевский двор, кажется, угомонился…
И вот снова — королевский визит!
Наверное, весь Лондон сбежался сейчас сюда, к дому богатейшего
и влиятельнейшего из купцов Англии и ее банкиров, лорд-мэра Сити
сэра Томаса Грешема. Еще бы! Всему Лондону стало известно, что вся правящая династия Тюдоров пожалует сегодня в гости к правящему купцу Англии…
Королевские гвардейцы с факелами в руках образовали две шеренги, внутри которых медленно двигался кортеж всадников на парадно убранных холеных лошадях. Юные пажи вели под узцы рослых и мощных коней их высочеств принцесс Марии и Елизаветы69. За ними ехали первые вельможи двора его величества. Замыкали кортеж придворные дворяне и юные от-
прыски старых и новых аристократических родов и кланов. Намного впереди всего шествия герольды прокладывали путь громким и мелодичным пением своих горнов.
Кованые кружева красивейших в Лондоне ворот распахнулись в тот же миг, как остановилось придворное шествие.
Высоких гостей у ворот встречали хозяин дома, сэр Томас Грешем, его наставник, ближайший друг и дядя, старейшина английских купцов сэр Джон Грешем, бывший (а вскоре — настоящий и будущий!) лорд-казначей и ближайший министр четырех из пяти Тюдоров сэр Уильям Сесил
и в прошлом знаменитый мореплаватель, а ныне советник двора его величества короля Англии по вопросам торговли и мореплавания седовласый сэр Себастьян Кабот. Их бархатные одежды, тончайшие кружева, изобилие драгоценностей и тяжелые золотые цепи на плечах и груди подчеркивали важность события…
Заменив пажей, Томас и Джон Грешемы благоговейно и бережно опустили принцессу Марию на ярко-красную суконную дорожку. То же самое
с принцессой Елизаветой совершили Уильям Сесил и Себастьян Кабот.
— Я счастлив приветствовать ваши высочества у порога моего скромного дома, — прочувствованно, с дрожью в голосе сказал Томас Грешем, склоняясь в почтительнейшем и изящнейшем поклоне.
Джон Грешем, Сесил и Кабот так же поклонились.
— Мы с удовольствием откликнулись на ваше любезное приглашение, сэр Томас, — со слабой улыбкой тихо промолвила Мария, и ее слова можно было едва услышать из-за приветственных криков толпы. — К сожалению, этого удовольствия не сможет разделить с нами его величество король Эдуард: наш брат почувствовал недомогание перед самым нашим отбытием
к вам и просил передать свое сожаление по этому поводу.
— Надеюсь, ничего серьезного с его величеством не произошло? — озабоченно спросил Грешем.
— Надеюсь и я, — довольно сухо ответила принцесса Мария.
Она мягко и изящно, почти невесомо положила свою руку на слегка согнутую в локте руку Томаса Грешема, и они сделали первый шаг по широкой пурпурной дорожке от ворот дома к его настежь распахнутым парадным дверям.
Елизавета оперлась на руку Уильяма Сесила, а Себастьян Кабот возглавил небольшую группу высших сановников двора, следовавших в нескольких шагах позади принцесс.
В роскошном зале-вестибюле, ярко, но мягко освещенном множеством свечей в дивных люстрах, настенных бра и больших напольных светильниках, Мария промолвила:
— И вы не боитесь жить в таком великолепии, сэр Томас?
— Нисколько, ваше высочество.
— О, по-моему, вы отчаянно смелы!
— О нет, ваше высочество, просто я убежден, что богатство, выставленное напоказ, на всеобщее обозрение, находится в полной безопасности: им любуются и восхищаются все, а следовательно, оно находится под всеобщей охраной.
Мария засмеялась, что происходило с ней не слишком-то часто.
— Прекрасно! — воскликнула она. — Надеюсь, Елизавета, ты слышала это мудрое, хотя и парадоксальное изречение сэра Томаса?
— О да, Мэри! — засмеялась и Елизавета. — Совсем недавно я прочитала у Леонардо да Винчи, что мудрость — сестра опыта. Не хотели бы вы, сэр Томас, произвести такой опыт: разложить все ваши несметные богатства на одной из площадей Чипсайда на всеобщее обозрение и без всякой охраны, разумеется?
Общий веселый смех был хорошим предзнаменованием, и Томас Грешем незаметно для других облегченно вздохнул: королевский визит, хотя,
к сожалению, и без самого короля, начался, насколько можно было судить, весьма удачно.
— Первым, кто докажет абсурдность философии Томаса и возьмет из этой горы богатств столько, сколько сможет унести, буду я, черт возьми! — хохотал во все горло старый моряк сэр Себастьян Кабот…
— Похоже, я буду второй! — смеялась Елизавета.
— О нет, господа, — по-артистически печально улыбнулся лорд-казначей маркиз Винчестер, — первой и единственной будет, несомненно, королевская казна — боюсь, никаких других надежд ей не остается…
По широкой лестнице из мрамора нежнейшего светло-розового оттенка гости медленно поднимались на второй этаж. Откуда-то из глубины дома разливалась по всем его помещениям мягкая музыка.
