Владимир Топилин - Серебряный пояс
К медвежьей находке у Власа было противоположное мнение. Шесть полных металлических колб, вмещавших в себя по пуду золота, перевозимых старателями с приисков на золотоскупку, имели большую ценность, чем золотая лихорадка. В колбах были собраны человеческие жизни, так или иначе утраченные от рук разбойников. А жизнь человека бесценна!
Развязка
Спрятанная в скалах чаша имела небольшие, около двухсот в длину и ста в ширину метров, размеры. Небольшой родниковый ключ разрезал чашу надвое: с одной стороны чистая, альпийская поляна. С другой, смешанный, темнохвойный лес. В густой чаще деревьев стояла вышеописываемая скрытая изба разбойников. Как уже упоминалось, попасть в тихий притон можно было только одной тропой, в проход между скал. Остальные стороны чаши замыкались высокими, труднопроходимыми скалами, у подножия которых покоились осыпи курумов с наросшими на них густыми переплетениями стлаников и подсады пихтача-курослепа. Было очевидно, что проехать на лошади здесь было невозможно. Забраться в угор человеку доставляло упорства и стремления. И только хозяин тайги, медведь, своей силой и ловкостью мог покорить скалистые карнизы избранной тропой легко и свободно.
Сколько раз криволапый зверь проходил здесь, оставалось только догадываться. Но по тому, насколько уверенно, быстро и доступно медведь прыгает по камням и узким тропкам, без сомнения, можно было сказать, что хозяин тайги знает это место в совершенстве. То доказывали следы на снегу, с какой легкостью и проворством зверь прыгает огромными прыжками с камня на камень, при этом нисколько не теряя равновесия и скорости. Его преследователи, собаки, сразу же отстали от него на значительное расстояние. Скользкие под снегом камни, упругие ветки ольшаника и переплетения стлаников задерживали Тумана и Тихона. Когда криволапый медведь в спокойном состоянии добрался на знакомый уступ, куда не долетает пуля, собаки были еще только на середине горы. И все же упорные, вязкие по работе на зверя кобели не отступались, преследовали медведя по следам.
Нашим охотникам — Мурташке, Михаилу Самойлову и Григорию Усольцеву — стоило еще больших усилий тропить погоню. Выносливые в движении по труднопроходимой местности охотники упорно двигались вперед. Однако не так быстро, как им хотелось. Засыпанные снегом курумы, вязкие стланики, густой пихтач заметно тормозили ход. Чтобы добраться до уступа на скале, где они последний раз видели медведя, им потребовалось значительное время. Когда напряженные, взволнованные сбитым дыханием следопыты добрались наверх, остановились на короткую передышку, прошло не меньше часа. Михаил и Гришка просили отдыха, но спокойный, уравновешенный Мурташка презрительно скривил в усмешке губы:
— Собаки зверя гонят, скоро остановят, однако, а мы как, трубку курить будем? Как так? Что собаки скажут? Где хозяин? Нельзя, наверно, так делать. Шагать надо! Зачем тогда зверя тропить, если отдыхать?
Все молча пошли за хакасом. Мурташка впереди. Михаил вторым, за ним Гришка. В том месте, где исчез медведь, Мурташка на миг задержался, внимательно осмотрел карниз, немногословно пояснил:
— Тут зверь долго лежал, смотрел вниз, когда люди были. Медведь хорошо людей видел. Люди его — нет. Тут запах верхом ходит. Никто не знал, что медведь сверху смотрит. Однако хитрый зверь.
Действительно, с небольшой трехметровой площадки открывался идеальный вид чаши. Отсюда было хорошо видно зимовье, ручей, лошадей, Власа около избушки, который, казалось, не обращал на них внимания. Никто не стал привлекать его голосом. Некогда. Собаки ушли за медведем, неизвестно, что там происходит. Надо торопиться.
От площадки уходила вторая, узкая тропа вправо, в обход скалы. Медведь пошел по ней быстрым шагом. Собаки, стараясь не сорваться вниз, осторожно бежали за ним. Нашим охотникам стоило большой сноровки, прижимаясь к скале плечами и грудью, пройти опасный участок расстоянием около пятидесяти метров. Гришка чертыхался, стараясь не упасть с высоты на камни далеко внизу:
— Вот черт! Тут даже птицы не летают… как он тут ходит?
— Первый раз такую тропу вижу, — соглашался с ним побледневший Михаил. — Костями загреметь недолго… И шкура медвежья не нужна… свою бы не потерять.
Мурташка молча усмехался. Ему не привыкать. За свою промысловую жизнь он видел не такое. В поисках золота он с Иваницким лазил по таким местам, в таких скалах, где мыши не бегают. Ну а здесь, если медведь прошел, значит, и они пройдут!
За скалистой тропой следы погони повели охотников в крутой взлобок. Стараясь уйти от преследования, медведь бежал в гору. Собаки неотступно следовали за ним. Не останавливаясь на отдых, мужики торопливо пошли следом.
Через некоторое расстояние крутой взлобок кончился. Здесь медведь останавливался, топтался на месте, слушал собак. А услышав их, сорвался с места в мах. Было очевидно, что вверь потерял драгоценное время. Пока медведь был на месте, Туман и Тихон значительно сократили расстояние, однако не догнали его. Сколько могло длиться преследование собаками криволапого медведя, оставалось только предполагать.
Невысокая, густо поросшая черным пихтачом грива, дала охотникам облегчение. Перевалив ее, медведь побежал влево, под гору. Собаки за ним. Нашим охотникам было некоторое послабление в передвижении. После скальных зажимов и крутого взлобка ход под уклон был сравним с дорогой по поселковой улице. Идти стало легко, свободно. Охотники пошли быстрее.
Иногда Мурташка останавливался, слушал тайгу, пытаясь различить голоса собак, но бесполезно. В скалах медведь успел выиграть значительное расстояние, оторваться от собак. Теперь догнать его было нелегко. И все же охотники не отступались от своей цели. Все трое знали, что так или иначе будет какой-то результат. Медведь от своего следа по снегу не убежит. Неожиданно Мурташка изменил решение:
— Однако, Гришка, ходи назад, за лошадьми. Так шагать долго будем. На коне быстрее. Вот так ходи, — указал рукой вниз, в обход скал, — назад Власа бери. Да торопись догонять нас. Скоро ободняет, снег таять будет, плохо идти будет.
Григорий Усольцев согласно кивнул головой, перекинул через плечо ружье, торопливо пошел в указанном направлении. Мурташка и Михаил пошли по медвежьим следам дальше.
Каким бы ни было длительным передвижение охотников, под гору или в реку, через ручьи и завалы, мимо осыпей и скальных прижимов, Мурташка заметил, что так или иначе медведь следует в избранном направлении. В любых случаях, стараясь оторваться от погони, любой зверь бежит спонтанно, петляя и возвращаясь, нередко устраивая на своих следах засаду. Здесь же криволапый хозяин тайги шел не останавливаясь, как по компасу, на северо-запад. Для Мурташки подобная настойчивость была удивительна. В очередной раз задержавшись на непродолжительный отдых, он поделился своим мнением с Михаилом. Тот согласно кивнул головой:
— Да, это так. Я знаю, куда он бежит, — указал на скалистую гряду на соседнем перевале. — Он всегда туда бегает, когда его мои собаки гоняют. Они его там взять не могут.
— Почему? — набивая трубочку табаком, сухо спросил Мурташка.
— Не знаю… будто сам черт там живет. Бросают собаки след, возвращаются назад. Боятся чего-то…
Мурташка с недоверием посмотрел на Михаила, прикрыл и без того узкие глаза, покачал головой:
— Посмотрим. Следы все говорить будут.
Пошли дальше. Мурташка впереди. Михаил — на некотором расстоянии сзади.
На следующем пригорке, остановившись для того, чтобы послушать собак, Мурташка опять долго слушал тайгу: не лают ли собаки? Потом вдруг приосанился, сгорбился, приготовил ружье, шагнул за большой ствол кедра. Михаил тут же последовал его примеру. Он тоже услышал непонятный шум внизу. Под горой, на следах, слышалось какое-то движение. Охотники приготовились стрелять, однако Михаил узнал знакомые силуэты в кустах:
— Не стреляй! Это мои собаки.
Мурташка опустил ружье, вышел из-за дерева, недовольно бросил навстречу Туману и Тихону:
— Во как! Пошто зверя бросили? Ох и медвежатники! — укоряя псов, серчал хакас. — Я думал, сегодня мясо кушать буду, а они, однако, трусы, зверя остановить не могли?
— Не трусы они! — молвил слово в защиту своих питомцев Михаил. — Говорю тебе, тут что-то не так. Любого зверя сутками преследовать могут. А ентого, криволапого… как будто заговоренный…
Между тем Туман и Тихон с виновато опущенными головами и хвостами, легко поскуливая, неторопливо подошли под ноги своему хозяину. Казалось, собаки хотели о чем-то рассказать, повиниться Михаилу, но не знали человеческой речи. После непродолжительного общения с хозяином кобели встали рядом, обратили свое внимание назад, откуда только что пришли, с тревогой стали смотреть на скалистую гряду на соседнем перевале. По напряженным пружинами капканов телам, вздыбившимся загривкам, опущенным хвостам, нервно подрагивающим ушам было понятно, что там, на скалистой гряде, что-то происходит или произошло. И это явление было далеко неприятно, возможно, даже страшно таким смелым, отважным собакам, как Туман и Тихон, добывшим с хозяином не один десяток медведей. Временами оба кобеля с шумом втягивали воздух, скалили клыки, издавали глухое, злобное рычание, как будто чувствовали недалекого зверя. Однако Мурташке и Михаилу этого было недостаточно, чтобы понять всю суть случившегося.
