История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич
Рассказ о последней сирийской кампании 1142 года не займет много времени. За четыре года, прошедшие после отъезда Иоанна, латинские князья упустили все благоприятные возможности. Они не только не преуспели в борьбе с сарацинами, но даже не сумели сохранить прежние завоевания Иоанна. Почти все эти территории вновь оказались в руках мусульман. Положение нужно было спасать, пока позволяло время. Весной Иоанн снова взял своих четырех сыновей и отправился на южное побережье, в Анталью, и там произошла трагедия: старший сын Алексей, законный наследник престола, умер от лихорадки. Горячо его любивший император приказал второму и третьему сыновьям, Андронику и Исааку, отвезти тело брата морем обратно в Константинополь; во время плавания Андроник тоже умер предположительно от того же недуга. Этот двойной удар разбил сердце Иоанна, но он все же двинулся дальше, через Киликию и на восток. 25 сентября он отправил Раймунду послание с требованием немедленно сдать Антиохию.
Раймунд боялся именно этого. Он ответил, что должен посоветоваться со своими вассалами, чем и занялся немедленно. Вассалы отказались сдаваться, сказав, что Раймунд не имеет права избавляться от собственности жены. Любая попытка сдать Антиохию сразу приведет к свержению его и Констанции с трона. Для императора это могло означать лишь одно – войну. Однако приближалась зима, и он решил отложить наступление до весны. Иоанн вернулся в Киликию, где мог провести предстоящие месяцы в приготовлениях к кампании, которая должна была стать решающей в его жизни. Увы, эти приготовления оказались напрасными: в марте 1143 года, когда он отправился на недолгую охоту, его ранила в руку случайная стрела. Началось заражение крови, и вскоре Иоанн понял, что умирает. Как всегда спокойно и со знанием дела он занялся выбором преемника. Из двух оставшихся в живых сыновей старший Исаак все еще находился в Константинополе, а младший Мануил был рядом с ним.
В Пасхальное воскресенье, 5 апреля, умирающий император созвал совет для объявления преемника. Оба сына, сказал он, прекрасные юноши, и он любит обоих. Однако Исаак склонен часто гневаться, а Мануил обладает исключительно мягким нравом, благодаря чему внимательно прислушивается к советам. Следовательно, наследовать ему должен младший из сыновей. Повернувшись к сыну, стоявшему на коленях у его ложа, он возложил на его голову императорскую диадему и набросил на плечи багряную мантию.
Иоанн прожил еще три дня. Его смерть, наступившая 8 апреля 1143 года, была такой же праведной, рациональной и упорядоченной, как и его жизнь. Если бы судьба даровала ему еще несколько лет жизни, он непременно расширил бы влияние Византии на территории Сирии и мог бы многого добиться в ликвидации ущерба, причиненного битвой при Манцикерте. Умерев в возрасте всего 53 лет, Иоанн был вынужден оставить свой труд незавершенным; и все же он мог бы утешиться тем, что его сын Мануил оказался достойным преемником.
21
Мануил Комнин
(1143–1180)
Мануила Комнина провозгласил василевсом его отец, но это никоим образом не гарантировало, что он унаследует престол. Императоров делали в Константинополе, а Мануил находился в киликийской глуши. С одной стороны, ему следовало как можно скорее возвращаться в столицу; с другой – он должен был исполнить сыновний долг: организовать поминальную службу и основать монастырь на месте смерти Иоанна, после чего перевезти тело в Константинополь для захоронения. Он немедленно отправил в столицу Аксуха, присвоив ему титул регента и дав указание арестовать своего самого опасного соперника – брата Исаака, которого отец обошел вниманием, но который жил в Большом дворце и имел прямой доступ к казне и императорским регалиям.
Аксух добрался до столицы даже раньше известия о смерти императора. Он схватил Исаака и заодно велел арестовать еще одного Исаака – брата Иоанна, уже изгнанного за прежние заговоры. Единственным возможным источником затруднений оставалась патриархия; патриарший престол в те дни пустовал. Аксух призвал церковных иерархов во дворец и вручил им официальный документ, по которому храму Святой Софии ежегодно жертвовалось 200 серебряных монет. Они с благодарностью приняли этот дар, уверив Аксуха, что сложностей с коронацией не возникнет. Иерархи и не подозревали, что под плащом у Аксуха был другой, заготовленный на крайний случай документ, в котором предлагалось 200 золотых монет. Когда в середине августа в столицу прибыл Мануил, первым делом он назначил Михаила Куркуаса новым патриархом, который в первую очередь и должен был провести коронацию императора. Через несколько дней Мануил приказал отпустить обоих Исааков – их больше незачем было бояться. Его положение наконец стало прочным.
Первое, что люди замечали в Мануиле Комнине, – его рост; помимо этого, он отличался от отца по крайней мере в двух вещах: во-первых, он был замечательно хорош собой, а во-вторых, обладал обаянием, любовью к удовольствиям и умением наслаждаться жизнью, что представляло собой приятный контраст с высокой принципиальностью и аскетизмом Иоанна. При всем этом Мануил совершенно не был поверхностным. Прекрасный воин и великолепный наездник, он, возможно, был слишком упрям, чтобы стать таким военачальником, каким был его отец, но в его энергичности и мужестве невозможно усомниться. Будучи искусным дипломатом и прирожденным государственным деятелем, он оставался при этом типичным византийским интеллектуалом, образованным как в области искусства, так и в науках, любившим погрузиться в богословские вопросы и поспорить – не столько ради установления истины, сколько ради самой любви к дебатам. Неудивительно, что его популярность среди церковников неуклонно падала – они с недоверием относились к его постоянным попыткам наладить отношения с Римом, сетовали на то, что он часто заключал тактические альянсы с сарацинами, и были потрясены, когда он не только пригласил сельджукского султана в Константинополь, но и позволил ему участвовать в торжественной процессии, шедшей в храм Святой Софии.
Пожалуй, больше всего церковь возмущала личная жизнь Мануила. Он обладал непомерным аппетитом к женскому полу, и при этом обходился с женщинами так, что устоять перед ним было невозможно. Несомненно, дополнительным стимулом для его природных наклонностей стала внешность и характер его первой жены Берты фон Зульцбах, свояченицы короля Германии Конрада III. Берта, взявшая до брака имя Ирина, была, как говорят, «озабочена украшением своего тела меньше, чем украшением духа; отвергнув пудру и краску, она стремилась лишь к той красоте, которая происходит от сияния добродетели». Неудивительно, что она так и не внушила любви ни Мануилу, ни его подданным, которым она казалась чопорной и неизящной. Она оказалась ценной лишь в дипломатической сфере и сыграла важную
