Ф. Ван Вик Мейсон - Серебряный леопард
Остановившись в тени обнажившейся скальной породы, Эдмунд заколебался. Удастся ли преодолеть какие-нибудь пятьдесят ярдов и нанести сарацину удар до того, как он подымет тревогу? Свежий человек мог бы это сделать, но не эти дрожащие пугала, двигающиеся на подгибающихся, слабых ногах. На плечо англо-норманну опустилась чья-то рука, и знакомый голос Герта прошептал на ухо:
– Позвольте мне… Я тихо…
Прежде чем Эдмунд ответил ему, саксонец уже пополз вперед, прижимаясь к земле. Каждый раз, как наблюдатель бросал взгляд в его сторону, он замирал среди камней освещенной светом звезд пустыни. Фут за футом он подбирался все ближе, и Железная Рука моргал каждый раз, когда звездный свет вспыхивал на широком клинке Герта.
Когда оруженосец приблизился на расстояние двадцати ярдов, часовой, вероятно, что-то почувствовал. Возможно, сдвинутый голыш ударился о другой камешек. Во всяком случае, он развернулся и наложил стрелу на тетиву. В этот момент Эдмунд, несмотря на тяжелую усталость, понял, что нужно сделать, и молниеносно метнул к его ногам небольшой камень.
Сарацин завертелся с проворством кошки, и почти с такой же скоростью Герт поднялся на колени. Его меч, сверкнув в воздухе, молнией упал на часового, ударив его между плеч, и повалил на землю – сарацин успел издать лишь глухой хрип.
В несколько прыжков, поразительно ловких для человека, находящегося на грани сознания, Герт преодолел оставшееся расстояние и сжал пальцами горло неверного, заставив его замолчать навсегда.
В полной тишине христиане медленным шагом подъехали к палатке, и тот непобедимый дух, который часто спасал крестоносцев от гибели, вспыхнул в них снова, позволив их мечам и алебардам сделать свою работу. Около тридцати погруженных в сон сарацин было убито или изгнано в пустыню, прочь от благословенной воды в колодце.
Глава 12 ИЗГНАННИК
В оазисе Рамаш, где росло несколько полувысохших финиковых пальм, почти не бросавших тени на зловонные палатки из козьих шкур, укрыться от палящих лучей солнца можно было только в на диво хорошо сохранившемся сторожевом здании, построенном еще римлянами. На раме одного из окон сохранилось еще имя императора Тиберия, выведенное четкими латинскими буквами.
Бойцы отряда вместе с лошадьми разместились в доме, а на его каменной крыше был поставлен часовой. Все утро на выжженном солнцем пространстве можно было видеть несколько фигур в белых одеждах. Шатаясь из стороны в сторону, они медленно удалялись в глубь пустыни. Изгнанные из оазиса арабы были обречены на гибель, но они понимали, что вблизи колодца их ожидала бы более быстрая смерть от руки франков.
Сэр Арнульфо, очнувшись от дремоты и с трудом открыв глаза, громко выругался. Потом его пальцы сложились крестом. Эдмунд со страхом взглянул на итало-норманна и вспомнил предостережения Торауга и других азиатов, что воду надо пить только понемногу. Если выпить сразу много, это может привести к гибели любого человека, находящегося в их положении.
– Почему ты бранишься? – прорычал Железная Рука, подходя к Арнульфо. – Мы страдаем от жары, но ее даже не сравнить с той, от которой мы погибали вчера или позавчера.
– Черт подери эту жару! – фыркнул Арнульфо. – Посчитай и посмотри, сколько нас осталось.
Эдмунд оглядел свой отряд. Из всего первоначального рыцарского состава остались только Железная Рука, сэр Арнульфо, сэр Рюрик и сэр Этельм. Вместе с ним самим их, стало быть, пятеро. Были еще Герт, Сигурд, Торауг и византиец Феофан из тех, кто был принят в отряд в заброшенных казармах Галаты. Значит, еще четверо. Еще азиаты: Ахаб, Ионафан и один ливанец, что в целом составляло тринадцать человек! Несмотря на жару, усмешка скользнула по лицу англо-норманна. Тринадцать! Самое злосчастное число, известное в христианском мире!
Скрипучий смешок сорвался с уст сэра Арнульфо из Бриндизи:
– Тринадцать христианских душ, затерянных в этой отвратительной, враждебной местности.
Покрытый шрамами пожилой византиец засмеялся и вылил чашу воды на свою косматую голову.
– Крепись, милорд, ты только подумай: разве не находимся мы ближе к нашей цели, чем все франки, кроме взятых в плен?
Ионафан и ливанец закивали, поднялись и пошли, чтобы наполнить почерневшее железное ведро сухим верблюжьим пометом. Из него они разведут костер, на котором можно будет приготовить пишу из припасов, которые удалось раздобыть отряду. Как и копья, и щиты, и лошадей.
– К наступлению ночи, – поспешно объявил Эдмунд, – с этим несчастливым числом будет покончено, поскольку двое из вас, Ахаб и Ионафан, должны будут взять лошадей на выбор, отправиться обратно, на этот раз в глубь суши, предупредить графа Танкреда, чтобы он не следовал прибрежной дорогой.
Двое названных им скривились, но никто больше не вызвался еще раз рискнуть тем, что они уже пережили.
Ахаб содрогнулся:
– О Боже, снова отправляться в эту пустыню!…
– Позвольте мне сделать это, милорд, – сказал Герт. – Возможно, я лучше объясню все франкам.
Эдмунд улыбнулся и похлопал своего оруженосца по плечу.
– Да, мне придется послать тебя. – У него не было полного доверия к азиатам. – Но я полагаю, – продолжал Эдмунд, – что настал момент, когда я как граф Аренделский и твой законный господин могу возвести в звание рыцаря своего верного подданного.
Затем последовала церемония посвящения. Обожженные солнцем люди в поношенных одеждах расположились неправильным полукругом вокруг молодого саксонца. Герт Ордуэй, став на колени, повторил те священные правила рыцарства, которые Эдмунд де Монтгомери когда-то произнес в Дуврском замке. При этом воспоминании на глаза Эдмун да навернулись слезы и задрожала рука, когда лезвие его меча прикоснулось к затылку Герта.
– Подымись, сэр Герт! – воскликнул он громко, и его голос эхом разнесся по мрачному сторожевому зданию. – Подымись с колен и будь гордым!
Франки похлопывали его по плечам и даже обнимали зардевшегося и улыбающегося саксонца. Его отвага в бою и неизменно хорошее настроение вдохновляли весь отряд во время труднейших испытаний.
Золотых шпор под рукой не оказалось, но Железная Рука подарил новому рыцарю лишний меч, прекрасную вещь, захваченную под Дорилеумом.
И тут с крыши донесся крик часового:
– Приближается всадник на верблюде! Схватившись за мечи и моргая, как только что
разбуженные кошки, воины отряда выбежали на яркий солнечный свет.
– Он скачет в одиночестве! Что это значит? – воскликнул Эдмунд. – Боже!
– Насколько я могу видеть, милорд, – последовал хриплый ответ часового, – он следует по нашим следам и не выглядит испуганным.
