Пип Воэн-Хьюз - Реликвии тамплиеров
Они приближались. Я вновь увидел красноватый свет, мелькающий на тропинке. И напрягся. Хотелось закричать — так меня переполнял страх, просто захлестывал. Ухватившись за дверное кольцо, я громко хлопнул дверью и взбежал по ступеням: лампа в одной руке, Липовая Кордула в другой, под мышкой. Заставил себя остановиться на открытом месте, оглушенный биением собственного сердца. Затем, гораздо быстрее, чем я рассчитывал, лампа показалась в проломе стены, осветив пространство красноватым светом, и за ней последовали один… три… четыре темных силуэта. Они выбежали на поляну и неуклюже остановились. Если они меня не видели, значит, это просто слепцы. Затем двое мужчин вошли в освещенное пространство, потом еще один. Семь человек. «Да, они застраховались от любых случайностей», — горько подумал я. Мне уже следовало бежать, и я, громко выругавшись по-французски, швырнул в них свою лампу и бросился прочь. Еще раз выругавшись, я уронил тело на землю. И метнулся к стене и открывавшейся за ней тропинке.
Я добрался до фигового дерева и оглянулся. «Они не очень-то таятся», — подумал я, наблюдая издали, как мужчины наклоняются к земле, высоко подняв свои фонари. До них было слишком далеко, но все же я увидел, что один выпрямился, а затем снова опустился на корточки. Потом другой поднялся с колен и направился к гробнице. С фонарем в руке. Эта скотина намеревалась проверить, что осталось в гробу. Я проиграл. И тут — во второй раз за эту ночь — я услышал колокольчики приближающихся коз. Сначала только один, затем еще, и, наконец, отдаленный многозвучный перезвон. Воздух прорезал пронзительный свист. Видимо, пастух гнал своих коз по одной из троп, что вели к святыне. Судя по всему, он шел со стороны селения. Человек с фонарем замер, а потом бросился назад, к своим приятелям. Ну вот, так-то лучше, по крайней мере они теперь засуетились. Затем один из них поднял с земли тело, взял фонарь и пропал из виду.
— Валите отсюда, паскудники, да побыстрее! — прошипел я себе под нос. В удаляющемся красном свете мне их было уже почти не видно. Еще два силуэта исчезли, но четверо остались на месте. Я уже собирался и сам отвалить, но тут эти двое вернулись — с моей лампой. Луч обежал окрестность, осветил проход, ведущий в мою сторону, и все семеро двинулись к нему. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы я, низко пригнувшись, бросился прочь.
Без Липовой Кордулы спускаться по обрыву было гораздо легче, я опередил преследователей шагов на двести. Дорогу я уже знал, но у них были фонари. Я хотел добраться до склона над пляжем. Павлос и остальные услышат, если им крикнуть оттуда. А что потом? Я только пожал плечами. Видимо, придется срочно отрастить крылья и лететь на них к «Кормарану». Иначе уже не будет никакого «потом». Я спрыгнул в длинную расщелину и начал сползать дальше на животе, ногами вперед, во мрак. Потом нога попала в какой-то выступ, и я ободрал себе лодыжку. Затем угодил в еще одну расщелину, которой совершенно не помнил. Сначала спускаться по ней было легко, как по каменной лестнице, но вскоре я уже висел, цепляясь за стену руками и ногами. Я явно попал куда-то не туда. Назад забраться уже не было времени. Глянув между ног, я увидел верхушку одного из циклопических валунов, торчавшую прямо подо мной. Больше не раздумывая, я разжал пальцы и полетел вниз. Несколько мгновений я летел с замирающим от страха сердцем, потом упал на валун, согнув колени, и откатился вбок. Но не успел остановиться и снова полетел вниз. Пробил насквозь крону какого-то дерева, тщетно пытаясь ухватиться за его сухие ветви, и тяжело рухнул на землю. На сей раз от удара перехватило дыхание, но я все же с трудом встал на ноги, ощупал себя и снова бросился вниз неуклюжими прыжками.
Надо мной послышались голоса.
— Я его не вижу! — Злоба и угроза, так знакомые мне по Бейлстеру. — Тащи сюда этот гребаный фонарь!
— Тогда следуй за Томом. Иисусе, что за траханый утес! Он, видать, решил, что мы тут себе шеи свернем!
— Я ему самому шею сверну!
Это был один из тех, со свинячьими глазками. Стало быть, Том уже спускается. А где же Кервези? Я не сомневался, что он тоже здесь. Том с двумя приятелями преследуют меня, а с ними Кервези и вся остальная компания. Из таких же бейлстерских головорезов, вероятно. Но до них мне дела нет. Все они жирные и неуклюжие. Если удастся оторваться, они мне не страшны. Том не боец, в этом я уверен. Господь один ведает, как он во все это вляпался. Однако… Впрочем, на раздумья нет времени. Надо бежать дальше.
До оливковой рощи оставалось примерно с полмили, а как только я выберусь из этих валунов, сразу попаду на открытое место. Валуны торчали тесно, приходилось протискиваться. Более того, в некоторых местах пастухи выложили между ними стены, и мне дважды пришлось через них перелезать. Спрыгнув со второй, я оглянулся. На небе уже забрезжил предутренний свет, так что стало немного легче разглядывать окрестности. По крутому склону обрыва медленно спускались четыре фигуры. Двое застряли на месте, один бессмысленно размахивал моей лампой. Кервези не было видно. Он, видимо, уже спустился. Протиснувшись между двумя последними валунами, я оказался на открытом месте. Больше ничто не мешало — и я рванул бегом.
Воздух стал попрохладнее и приятно освежал лицо, но меня теперь отовсюду было заметно. Заря еще не пришла, но ночь отступала. Я уже видел горизонт и остров Хринос — тень на фоне пустого моря, словно зацепившуюся за край отрога, по которому я спускался. Такое впечатление, будто я бегу прямо к этому острову. Первый же крутой спуск я преодолел двумя прыжками, болью отдавшимися в моих ободранных о камни ногах. Оглянулся назад, но преследователей пока не было видно.
Оливковая роща была уже совсем близко. Я не мог понять, почему они меня не догоняют. Может, кто-то из этих неуклюжих уродов свалился с обрыва? Я добежал до одной из тех полуразвалившнхея стен, что в некоторых местах пересекали тропу, и влез на осыпающиеся камни. Приготовился спрыгнуть вниз и тут услышал, очень четко, глухой удар. Секунду спустя я уже лежал лицом вниз на дорожке за стеной. Рот был полон песка. Цикады вокруг издавали какие-то странные, прерывистые трели. Видимо, оступился, решил я и попытался встать. Но тут же тяжело рухнул на бок. Левая нога отказывалась повиноваться. Завопив от ярости, я перекатился на живот. Ну просто отлично! Оторваться от погони и сломать себе ногу! Бедро пронзила отчаянная боль, от которой перевернулись все мои бедные внутренности. Я ощупал ногу, и мои пальцы тут же наткнулись на что-то твердое, отчего меня снова окатило волной острой боли. Уже впадая в панику, я снова ощупал ногу и согнулся, чтобы посмотреть. Господи, стрела! Нет, слишком короткая. Арбалетный стержень насквозь проткнул мне мышцы левого бедра, пройдя позади кости, и теперь торчал из штанов. «Не может быть, чтобы от него было так больно!» — подумал я, ощущая подступающую тошноту. И тут заметил, что попавший в меня стержень — оперенный кожаными лепестками quadrello. В меня стреляли из того же самого арбалета, из которого убили Билла! То, что я принял за трели цикад, на самом деле было стуком других стержней, попавших в стену. Один из них ударил в верхушку стены и, крутясь, отскочил в небо у меня над головой.
