Последний рейс «Фултона» (повести) - Борис Михайлович Сударушкин
Его поддержала воспитательница Зеленина:
— Правильно, пожары — это не по нашей части, о них говорите со своими матросами. Заодно объясните им, что на пароходе дети, а не солдаты, пусть поосторожней будут в выражениях. И не надо, пожалуйста, рассказывать ребятам всякие ужасы про войну, они и так натерпелись.
— Насчет выражений я поговорю с командой, — пообещал капитан. — Ну а от жизни, от всего, что сейчас происходит, вы ребятишек и здесь, на пароходе, не изолируете, это уж точно. Что касается обязанностей, то команда их знает. Пожарный водопровод на пароходе сильный, пожарных рожков много, пока шли из Нижнего, провели несколько учебных тревог. Беда может случиться из-за паники, тогда матросы просто не смогут выполнить свой долг. Вспыхнем, как коробок спичек.
— Господи! Чему здесь гореть — кругом одно железо? Утюг на воде, да и только. — Сквозь толстые стекла очков докторша Флексер обвела всех растерянным, недоверчивым взглядом.
Было видно, большинство разделяет сомнение докторши, но молча. Ждали, как ответит капитан.
— Я знал, что мое предостережение покажется вам пустяком. Поэтому прихватил с собой несколько номеров газеты «Судоходец», которая выходила у нас в Нижнем. Вот послушайте, — и капитан, раздраженно сунув курительную трубку в карман кителя, нашел нужную страницу:
— «На пассажирском пароходе “Гражданин”, еще совсем новом судне, стоявшем в Казани всего с одним работающим котлом, произошел выброс из форсунки горящего мазута на елань. Кочегара в котельном отделении не оказалось, масленщик был на палубе, а помощник механика вышел на дебаркадер. Огонь охватил котельное отделение. Быстрые действия команды, умело пустившей пожарный насос и развернувшей шланги, спасли положение — пожар был потушен, однако почти на две недели пароход вышел из линии».
— Кочегар пьянствовал, масленщик загорал на палубе, помощник механика прогуливался с симпатичными пассажирками по дебаркадеру. Странно, как этот «Гражданин» вообще на воде держался, — насмешливо сказал Никитин.
Смешливый Киссель фыркнул. Капитан хмуро посмотрел на него, потом на Никитина и опять уткнулся в газету:
— «Плывущий по течению и охваченный огнем пароход “Царицын” зажигает один саратовский дебаркадер за другим, стоящие около них суда. Летят головни, черный дым стелется над берегом. Загораются береговые склады, огненная стихия охватывает реку и берег. Множество человеческих жертв. Причины пожара не установлены. Пароход сгорел дотла».
— Вот тебе и утюг! — восхищенно проговорил Киссель и тут же споткнулся, поймав на себе укоризненный взгляд докторши Флексер.
Остальные молча смотрели на Лаврентьева.
— Таких примеров можно привести много, зачитаю еще один отрывок. — Капитан развернул третью газету: — «Страшно подумать, что представляют из себя некоторые пассажирские пароходы. Наверху пассажиры — женщины и дети. Внизу груз — смола, белая нефть, пенька, лен, рогожи, стружка. Прямо-таки какой-то костер, который вот-вот вспыхнет — и от громадного плавучего дома останется один корпус».
Лаврентьев аккуратно сложил газеты и добавил по-стариковски ворчливо:
— К счастью, у нас на борту нет такого опасного груза, как смола и нефть. Но хрен редьки не слаще — после перестройки внутренних помещений очень много дерева. Прибавьте к этому свыше тысячи набитых соломой матрасов, заполненные ящиками трюмы, грузовой отсек с дровами для кочегарки и жаркую, солнечную погоду — пока она вроде бы и не думает меняться. Все это создает серьезную пожарную обстановку.
— Где же выход? — зябко поежилась докторша Флексер, хотя в салоне, прохваченном лучами солнца, было душно, как в котельной.
Лаврентьев сказал, как отрезал:
— В первую очередь — в дисциплине.
— Вы хотите не выпускать детей на палубу? Перевести их на казарменное положение? — возмущенно спросила капитана Зеленина, одернув на острых коленях длинное темное платье.
— Я хочу в целости и сохранности доставить детей до места назначения, — начал злиться Лаврентьев.
— Что вы конкретно предлагаете? — спокойно обратился к нему Никитин.
— Создать из мальчишек две команды — палубную и машинную. В каждой из них по две смены — утренняя и вечерняя. В каждой смене по двадцать — двадцать пять мальчишек.
— А вы не боитесь, что нас обвинят в эксплуатации детского труда? — спросила капитана Зеленина.
— Какая же это эксплуатация, если несколько часов мальчишки будут при деле? — удивился Лаврентьев, большим фуляровым платком вытер взмокший лоб.
Тихон не вмешивался в разговор, приглядывался к собравшимся. Было интересно, как к предложению капитана, которое сразу понравилось Тихону, отнесется Сачков, чью сторону займет в споре. Но тот молчал, и по его бледному, строгому лицу было непонятно, о чем думает начальник колонии.
К капитану обеспокоенно обратилась докторша Флексер:
— Я не совсем поняла, что будут делать мальчишки? Дети крайне ослаблены, у многих дистрофия. Все это нельзя не учитывать.
— Вряд ли наши доводы подействуют на товарища Лаврентьева, — холодно вставила Зеленина.
— Ну, зачем же так? — с укором сказал Никитин. — Рейс только начался, а мы уже ссоримся. Это никуда не годится. Капитан тоже несет ответственность за детей, поэтому мы просто обязаны добиться взаимопонимания.
— Надо отобрать самых крепких ребят, — опять заговорил капитан. — Члены палубной команды будут помогать вахтенному матросу следить, чтобы ребята не скапливались на одном борту, швабрить палубу, наполнять питьевые бачки водой, драить медяшки. Машинная команда поможет разливать масло по масленкам, перебирать подшипники и кулиссы, проверять зазоры и прокладки, пилить и таскать дрова в кочегарку. Работы хватит. «Фултон» ходит по Волге уже седьмой десяток, все механизмы так износились, что требуют постоянного внимания и ухода. Я уверен, ребятам понравится, вот увидите. Они уже сейчас от машинных иллюминаторов не отходят. Пассажир есть пассажир — у него никакой ответственности. А если мальчишки почувствуют, что их помощь по-настоящему нужна нам, тогда и порядок будет.
Последнее, решающее слово принадлежало Сачкову — начальнику колонии:
— Считаю, что предложение капитана Лаврентьева надо принять, — бесстрастно, почти равнодушно произнес он. — У меня только две поправки: первая — вводить ребят в работу постепенно, не сразу, и вторая — вместо двух смен сделать три, чтобы не переутомлять мальчишек.
Тихон оглядел членов Совета. Казалось, все согласны с Сачковым, даже Зеленина промолчала.
— Теперь надо подумать, как занять остальных детей, — продолжил Сачков, не услышав возражений. — Да, детей нельзя перегружать ни долгими беседами, ни работой, для этого они слишком слабы. Но и без дела их тоже нельзя оставлять. Поэтому в придачу к палубной и машинной командам я предлагаю создать еще три комиссии — хозяйственную, санитарную и культурную. Первую пусть возглавит завхоз товарищ Шлыков, вторую — Раиса Михайловна Флексер, третью, которая займется организацией досуга ребят, — товарищ Никитин. Свои предложения по работе этих комиссий должны высказать их руководители.
— С ходу ничего не решишь, надо подумать, — осторожно заметил Никитин, словно почувствовал в предложении Сачкова какой-то подвох.
— В хозяйственном деле помощники всегда нужны, — откликнулся Шлыков.
— А мне в основном потребуются помощницы, — задумалась докторша. — В каютах и столовых должна быть идеальная чистота, только так мы сможем уберечься от инфекционных заболеваний.
— Значит, вопрос о комиссиях решен. Теперь надо установить четкий режим дня. Вам слово, Раиса Михайловна, — сказал Сачков докторше.
— Учитывая ослабленное состояние ребят, предлагаю следующий распорядок. Побудка — в восемь часов. Затем умывание и уборка помещений. Завтрак в девять, обед с двух до трех, ужин с семи до восьми. Отбой — в десять часов вечера. Но главное, чем
