Робин Янг - Отступник

– У вас найдется место, где я со своими людьми смогу расположиться на ночлег? Мы проделали долгий путь и устали с дороги.

– Разумеется. Главный зал почти не пострадал. Но сначала вам предстоит принять гостя.

– Кого? – быстро спросил Роберт, в душе которого вспыхнула надежда, что сенешаль опередил его.

– Вашего брата, сэр.

Не успели эти слова слететь с губ Эндрю, как Роберт уже и сам заметил человека, застывшего в арочном дверном проеме. Темноволосый, в коричневой сутане, Александр Брюс сливался с тенями.

– Я позабочусь о ваших людях, сэр. Вам следует побеседовать со своим братом наедине. – Тон Бойда был мрачен. – Как я уже говорил, в главном зале тепло и сухо.

Оставив своего коменданта определять на ночлег усталых рыцарей, Роберт зашагал по усыпанному каменной крошкой двору к дверям, где его поджидал брат. Он заметил, как по серьезному и даже торжественному лицу Александра промелькнула тень беспокойства. Его брату полагалось бы находиться в Кембридже, завершать обучение. Занять должность настоятеля собора в Глазго, пожалованную ему королем, он должен был лишь в конце года.

– Брат, – приветствовал его Роберт и коротко обнял. – Что привело тебя сюда?

Александр столь же неловко ответил на приветствие.

– Я ждал тебя. Ко двору короля я прибыл две недели назад. Мне сказали, что ты должен будешь появиться здесь. – Взгляд его оставался твердым и обвиняющим, но затем он покачал головой и отвернулся. – Пойдем.

Роберт стиснул зубы, помня, что младший брат всегда старался оставить последнее слово за собой и что, даже если нажать на него, он лишь будет упорно молчать до последнего. Поэтому он без слов последовал за ним по тускло освещенному коридору в главный зал.

А тот являл собой жалкое зрелище. Стены почернели от дыма. Исчезли длинные столы и лавки, некогда заполнявшие большое помещение, сейчас превратившееся в пустую скорлупу не первой свежести, в которой гуляло эхо разбивающихся о скалы волн. На полу валялись одеяла и груды вещей – главный зал явно служил казармой Бойду и его людям. На стенах в железных кронштейнах горели несколько факелов.

Увидев на стене обгорелую тряпку, Роберт подошел к ней. Приподняв обугленный край, он сообразил, что это – все, что осталось от гобелена, на котором Малкольм Канмор убивает своего соперника Макбета и захватывает трон, положив тем самым начало династии, к которой принадлежал и клан Брюсов.

Александр несколько мгновений смотрел на него, прежде чем заговорить.

– У меня есть для тебя новости, брат. – Он глубоко вздохнул, когда Роберт повернулся к нему. – Наш отец скончался.

Роберт выпустил из рук изуродованный гобелен, и тот, съежившись, прильнул к стене.

– Зимой он простудил легкие и больше так и не оправился. Он умер вскоре после Рождества.

Роберт прислонился к стене. Перед его внутренним взором промелькнуло воспоминание: вот этот самый зал полон музыки и света, его отец стоит за главным столом, держа в руке кубок, и смотрит, как Марджори танцует с их новорожденной дочерью Кристиной на руках. Пока его супруга кружилась в такт музыке, Кристина громко агукала от восторга, а на губах отца играла счастливая улыбка.

Стена вдруг показалась ему сырой и холодной. Он чувствовал на губах привкус сгоревшего дерева, заплесневелого камня и соленой воды.

– Я отправил послания Изабелле в Норвегию, а Кристине, Мэри и Матильде – в Мар, – высокопарно продолжал Александр. – Полагаю, ты сумеешь известить о случившемся наших братьев?

– Томаса и Найалла я не видел уже давно. Когда я слышал о них в последний раз, они были вместе с Джеймсом Стюартом. Его смерть была легкой? – внезапно спросил Роберт, оглядываясь на брата.

Александр ответил ему долгим взглядом, а потом отвернулся.

– Да, – негромко ответил он. – Он умер во сне. А за день до этого исповедался. Соборование прошло по всем правилам.

– Ты проводил его?

– Нет. Но я присутствовал при этом.

– Спасибо тебе, брат.

На лице Александра отразилось удивление. Морщины на его лбу разгладились, и он сразу же стал похож на мальчишку из детства, которого так хорошо помнил Роберт, вот только одет он был в коричневую рясу священника. Александр неуверенно шагнул к нему.

– Роберт, я…

И тут снаружи раздались громкие голоса.

Роберт оглянулся, недовольно хмурясь, но, когда он вновь посмотрел на Александра, тот уже выпрямился и вновь замкнулся в себе.

– Я должен посмотреть, в чем там дело, – сообщил он брату.

Александр молча кивнул, отпуская его.

Роберт подошел к двери, ведущей во двор, и уже протянул руку, чтобы открыть ее, как в зал влетел Нес, едва не сбив его с ног. За спиной оруженосца Роберт увидел двух мужчин у ворот, они держали в поводу лошадей. С ними был и Эндрю Бойд, окруженный группой рыцарей. Они разговаривали на повышенных тонах, пытаясь перекричать друг друга.

– В чем дело? – обратился к Несу Роберт.

– Двое слуг сэра Эндрю вернулись из Эйра, куда они отправились, чтобы нанять новых рабочих. Туда прибыл отряд, спасающийся бегством из Леса. Они говорят, что Джон Комин и его армия намерены сдаться королю Эдуарду. Сэр, они говорят, что война окончена.

Глава тридцать седьмая

Шотландские вельможи до отказа заполонили большой зал Сент-Эндрюсского замка, и с их насквозь промокших накидок на каменные плиты пола ручьями стекала вода. Запахи мокрых мехов и застарелого пота смешивались с металлическим привкусом доспехов. В сыром воздухе мужчины чихали и кашляли. А снаружи шел проливной дождь, заливая город и продуваемые всеми ветрами песчаные дюны, полумесяцем окружившие скалу, на которой высился замок.

Король Эдуард взирал на жалких и промокших гостей с высоты своего трона, стоявшего на помосте. Ожидая, когда в зал набьются последние из представителей знати, он лениво рассматривал пестрое сборище, с удовлетворением отмечая, что очень немногие из них могли выдержать его взгляд. В первом ряду, понурив голову, с мокрыми волосами, с кончиков которых капала дождевая вода, переминался с ноги на ногу Инграм де Умфравилль. Рядом стояли Джон Ментейт и Роберт Вишарт. Чуть поодаль расположился Темный Комин со своим племянником, четырнадцатилетним графом Файфом. Один или двое с вызовом ответили на его взгляд, в том числе и Уильям Ламбертон, но эти немногочисленные акты неповиновения не имели для короля никакого значения. Его победа отчетливо читалась на мрачных лицах и в унылых взглядах большинства скоттов, собравшихся перед ним.