Приятель фаворитки. Царственный пленник - Энтони Хоуп

Оставив его на месте осунувшейся, безжизненной массой, я вернулся к лестнице Иакова. Время было дорого. Может быть, дежурство этого человека кончилось, и должен явиться другой. Опираясь о трубу, я осмотрел ее, от края, которым она касалась воды, до самой верхней точки, где она, по-видимому, выходила из стены. В ней не было ни отверстия, ни щели. Я опустился на колени и стал осматривать нижнюю половину. Мое дыханье ускорилось от волнения, потому что в этой нижней половине, где труба прикасалась к стене, виднелся луч света! Этот свет исходил, вероятно, из комнаты короля! Я уцепился плечом в трубу и напряг все свои силы. Щель увеличилась немного, и я поспешно опустил трубу; я вполне убедился, что снизу труба не была укреплена в стену.

Вдруг я услыхал голос – жесткий, скрипучий голос:

– Если, государь, вы более не желаете, чтобы я оставался, я предоставлю вам отдыхать; но раньше я должен укрепить эти маленькие украшения.

Говорил Детчард, я узнал его английский выговор.

– Не прикажете ли чего-нибудь на прощанье, государь?

Затем раздался голос короля. Я узнал и этот голос, хотя он звучал слабо и глухо – не похожий на веселый голос, слышанный мною на лесной просеке.

– Попросите моего брата убить меня, – сказал король. – Я умираю медленной смертью!

– Пока герцог не желает вашей смерти, государь, – засмеялся Детчард, – когда же он пожелает – вот ваша дорога на небо!

Король отвечал:

– Пусть будет так! А теперь, если вам это разрешается, прошу вас оставить меня.

– Да приснится вам рай! – сказал негодяй.

Свет исчез. Я услыхал, как засунули засов на двери, а потом расслышал рыдания короля. Он был один. Кто посмеет осудить его?

Я не решился заговорить с ним. Риск быть услышанным другими был слишком велик. В эту ночь я не смел действовать дольше; теперь мне предстояло уйти отсюда и увезти с собой труп убитого человека. Оставить его на месте было немыслимо. Я отвязал лодку и сел в нее. Ветер превратился в шквал и, благодаря этому, удары весел не могли быть слышны. Я быстро стал грести к месту, где ждали меня друзья. Едва достиг я цели, как за мной, на другом берегу рва раздался громкий свист.

– Эй, Макс! – кричал кто-то.

Я позвал Занта вполголоса. Ко мне спустилась веревка. Я обвязал ею труп и сам поднялся по ней.

– Позовите свистком наших людей, – прошептал я, – и встащите веревку. Главное, не разговаривайте!

Труп был поднят. В ту минуту, как он достиг берега, три человека верхами появились из ворот замка. Мы их видели, хотя они нас не заметили. Но наши люди, громко разговаривая, подходили к нам.

– Черт побери, как темно! – вскричал звенящий голос.

Это был Руперт. Через минуту раздались выстрелы. Наши люди встретились с ними. Я бегом кинулся к ним, за мной последовали Зант и Фриц.

– Коли, коли! – опять закричал Руперт, и следующий за этим громкий стон доказал, что он пустил в ход оружие.

– Я погиб, Руперт! – вскричал другой голос: – Их два на одного. Спасайся!

Я продолжал бежать, держа палку в руке. Внезапно ко мне навстречу появилась лошадь. На ней сидел человек, низко склонившийся на ее плечо.

– Неужели и ты ранен, Крафштейн? – спросил он.

Ответа не последовало…

Я кинулся к голове лошади. На ней сидел Руперт Гентцау.

– Наконец! – вскричал я.

Казалось, он в нашей власти. У него в руке была шпага. Наши друзья были близко, к нам бежали Зант и Фриц. Я подоспел раньше; если же они отойдут на пистолетный выстрел, ему придется сдаться или умереть.

– Наконец! – вскричал я.

– А, это комедиант! – воскликнул он, ударяя по моей палке. Он ее рассек надвое; а я, видя свое безвыходное положение (хотя признаюсь, что краснею), пустился наутек. Но в Руперте Гентцау сидел сам черт; он всадил шпоры в коня, и я, повернувшись назад, увидел, как он марш маршем подскакал к обрыву и прыгнул в воду, пока выстрелы моих спутников осыпали его градом пуль. Будь хоть слабый свет луны, мы бы пронзили его пулями; но благодаря темноте он достиг угла замка и исчез за ним.

– Черт бы его взял! – прохрипел Зант.

– Жаль, что он негодяй! – сказал я.

– Кого мы подстрелили?

Подстрелили мы Мауэнгрома и Крафштейна; они лежали мертвыми; так как скрываться после этого было невозможно, мы кинули их вместе с Максом в ров; потом тесной кучкой стали спускаться с горы. Среди нас мы везли тела трех храбрых друзей. Так вернулись мы домой, полные грусти по убитым товарищам, беспокойства о судьбе короля и обиды за новую шутку, сыгранную над нами Рупертом.

Что касается меня, то я был сердит и огорчен, что не пришлось убить врага в открытом бою, а только заколол спящего негодяя, кроме того, меня коробило название комедианта, данное мне Рупертом.

XV

МОЙ РАЗГОВОР С ИСКУСИТЕЛЕМ

Руритания не похожа на Англию, где вражда между герцогом Майклом и мною не могла бы продолжаться со всеми описанными мною событиями, и не привлечь общего внимания. Дуэли случались часто между людьми высшего общества, а частые ссоры между людьми высокопоставленными по старому обычаю распространялись на их друзей и приближенных. Несмотря на это, после описанной мною стычки стали носиться такие слухи, что я счел необходимым быть настороже. Нельзя было скрыть от родных смерть убитых в этой схватке. Я издал строгий приказ, в котором заявлял, что так как дуэли приняли необычайные размеры, то я воспрещаю их, исключая только крайних случаев. К Майклу я послал официальные и торжественные извинения, на которые он отвечал в самом вежливом и почтительном тоне; единственно, в чем мы сходились с ним и что придавало весьма нежелательную гармонию нашим поступкам, было то, что ни один из нас не мог явно открыть свою игру. Он, подобно мне, был «комедиантом», и, ненавидя друг друга, мы соединялись, чтобы обманывать общественное мнение. К несчастью, необходимость скрывать правду порождала необходимость отдалить развязку: король мог умереть в тюрьме или его могли перевести куда-нибудь в иное место: мы были бессильны против этого. Еще на некоторое время я должен был сохранить перемирие; единственным утешением служило