Бернард Корнуэлл - Медноголовый
— Джеймс — талантливый адвокат. — вступился за брата Натаниэль.
— До сих пор дивлюсь тому пиетету, который вы, американцы, питаете к адвокатам. А ведь они — не более, чем технический персонал, обслуживающий регулятор естественной агрессивности общества. Каждый цент, потраченный на них — это невыпитый глоток шампанского, невыкуренная сигара, незавоёванная женщина. Будь моя воля, я собрал бы всех мерзавцев-законников на одной барже и утопил в океане. Конечно, за исключением вашего брата, который, я уверен, бесконечно порядочный господин. Сержант! — окликнул француз ближайшего пехотинца, — Какая часть?
Сержант, поневоле подтянувшись, отрапортовал, что это Первый Миннесотский полк бригады генерала Гормана, и поинтересовался, не в курсе ли офицер, что происходит за рекой?
— Чёртовы мятежники зашевелились, сержант, так что скоро вам придётся пройтись и задать им трёпку. Удачи вам в этом деле.
Лассан пустил коня по дороге галопом, стараясь держаться в стороне от череды пехотинцев и заполненных водой следов колёс.
— Это корпус генерала Самнера. — просветил он Старбака, — Их двинули ближе к переправе, значит, вот-вот придёт приказ о наступлении. Впрочем, насчёт «вот-вот» я погорячился. Нашему «юному Наполеону» едва ли хватит остатка дня, чтобы принять решение. Он и здоровый-то на подъём тяжёл…
— Вы, как я посмотрю, МакКлеллана не очень жалуете?
— Жалую ли? — Лассан поразмыслил, — Да не особенно. Его бы в сержанты, новобранцев муштровать, а генерал из него никакой. Он — маленький человечек с большим самомнением, и в этом не было бы ничего плохого, если бы он был способен побеждать. Может, он способен, возможно, он и в самом деле новое воплощение Наполеона, но об этом никто никогда не узнает, потому что генерал МакКлеллан не способен сражаться. Просто не способен. Сами посудите: обладая огромным численным перевесом, он в течение всей нынешней кампании делал лишь то, что позволяли ему южане. Дескать, у южан численный перевес! Он и сейчас считает, что ему противостоят двести тысяч штыков, хотя откуда Конфедерации взять столько солдат, непонятно. — Лассан издал короткий смешок и указал на свешивающийся с расставленных вдоль дороги шестов телеграфный провод, — Вот наша главная проблема, Старбак. Наш приятель Торн, наверняка, отбил телеграмму на все переправы, и на мосту вас могут взять за жабры. Вешать, скорее всего, повезут в форт Монро. Последняя чашка кофе под последнюю сигару, затем — мешок на голову, петля на шею и — великое ничто. Достаточно быстрый способ распроститься с белым светом, кстати сказать. Надёжнее расстрела. Доводилось наблюдать расстрел?
— Нет.
— А стоило бы. Всегда удивлялся, сколько промахов даёт один залп расстрельной команды. Ставишь в десяти шагах от цели взвод сосунков, цепляешь обречённому остолопу на сердце бумажку, и всё равно у сосунков не хватает духу отправить бедолагу на тот свет без мучений. В конце концов, командиру приходится идти и добивать его из пистолета. Никогда не забуду своего первого. У меня руки тряслись, как осиновый лист, а несчастный дуралей извивался ужом. Три пули я на него потратил, а потом всю ночь отмывал от его кровищи сапоги. Грязная работёнка эти расстрелы. Вы как, не скисли ещё?
— Да нет. — Старбак зябко повёл плечами.
Болтовня Лассана отвлекала от мыслей о кончине д’Эмона, и ради этого Натаниэль готов был обсуждать с французом что угодно.
Дорога нырнула во влажный лесок, где стволы и ветки деревьев были густо оплетены ползучими растениями, а на земле блестели окошки стоялой воды. Просёлок здесь вымостили жердями, и Лассан предложил спешиться, чтобы лошадям было легче идти. Дальше коней вели в поводу, а полковник развлекал спутника рассказами о нелепой Крымской войне, о глупости командования, о том, как вступил во французскую армию ещё до рождения Натаниэля, в далёком 1832 году.
— Отец хотел, чтобы я вступил в английское войско. Нет лучшей доли, говорил он, чем быть стрелком. Матушка же надеялась, что я стану французским кавалеристом. Я и стал.
— Почему так?
— Ну, я влюбился в девушку, родители которой жили в Париже. Рассудил, что, обучаясь в военной академии Сен-Сир, я смогу её добиться, а вот если в Англию уеду, то едва ли, вообще, когда-либо увижу.
Старбаку вспомнилась мадемуазель Доминик Демаре из Нью-Орлеана, дешёвая лицедейка и вертихвостка, из-за которой он бросил учёбу в Йеле и сбежал с труппой бродячих актёров. Интересно, где мадемуазель Демаре сейчас? Как ни странно, хоть она его обманула, сердца Натаниэль на неё не держал. Вольно или невольно, мадемуазель Демаре помогла ему сделать то, на что он не мог решиться сам: вырваться из липких холодных объятий своего святого семейства, став кузнецом собственной судьбы.
— И что с девушкой? — полюбопытствовал Старбак.
— Замуж вышла за мануфактурщика из Суассона. А я и лица-то её не вспомню сейчас.
— Отец, наверно, разозлился из-за вашего ослушания?
— Только из-за девушки, на которую пал мой выбор. Сказал, что видывал коров симпатичнее её. — Лассан засмеялся, — Так мою жизнь определила любовь, но я не жалею. Впрочем, выбери я другой жизненный путь, тоже вряд ли жалел бы. Идеального способа прожить жизнь ведь не существует. Жизнь — это чёртова прорва времени и от тебя зависит, хватит ли у тебя куража прожить его так, как ты хочешь. А сейчас нам, мон ами, кураж понадобится, как никогда.
Лассан указал на появившийся в поле зрения мост:
— Переберёмся через реку, дальше нам будут угрожать только пустяки вроде пуль да картечи враждующих воинств.
Выглядел мост несерьёзно. Покрытая маслянистой слякотью дорога у берега будто взбухала на полметра над уровнем мутной, зловонной реки и на другом берегу опадала вновь. Высота мостика обуславливалась тем, что опорами его уложенным в два ряда жердям служили понтоны — четыре обитых жестью лодки. Понтоны удерживались на месте системой расчалок, притянутых к деревьям на берегах. Ночное ненастье натворило здесь бед, превратив растяжки в путаницу верёвок и шкивов. Кроме того, река принесла к мосту кучу наваленных ночью же деревьев и сучьев, и шаткое сооружение выгнулось, как лук, вероятно, давно бы сломавшись, если бы не цепочка измученных сапёров, по грудь в воде удерживающих мост.
— Мост закрыт! — нелюбезно буркнул подъехавшим Лассану со Старбаком пожилой затурканный офицер, руководящий работами по ремонту.
Куртку он сбросил, форменные брюки были заляпаны грязью, седые бакенбарды и шевелюра слиплись, а рубаха потемнела от пота.
— Полковник инженерных войск Эллис. — представился он, разглядев обильно шитый золотом мундир Лассана, — Мост в аварийном состоянии. Гроза нам подкинула работки. В полутора километрах выше по течению есть другой мост.
