Артур Конан Дойл - Сэр Найджел
— Он правду говорит, пресветлый принц! Мы своими глазами все видели, так оно и было! — хором завопили англичане.
Между англичанами и французскими союзниками все время шли непрекращающиеся свары, и принц понимал, как легко эта искра может вызвать пожар, угасить который будет не так-то просто. Огонь следовало затоптать, пока он не разгорелся.
— Пресветлый государь, — сказал он королю, — я вновь должен молить тебя о терпении. Твое слово и только твое может открыть нам истину. Кому ты милостиво соизволил вручить свою царственную особу?
Король Иоанн оторвался от кувшина, который тем временем был ему подан, и вытер губы с легкой улыбкой на румяном лице.
— Не этому англичанину, — сказал он, и гасконцы разразились радостными воплями. — Но и не этому подлому французу, — добавил он. — Сдался я не им.
Воцарилась изумленная тишина.
— Так кому же, государь?
Король неторопливо посмотрел вокруг.
— Светло-рыжый скакун, — сказал он. — Сущий дьявол! Моего бедного коня он свалил, точно шар — кеглю. О его хозяине я знаю только, что у него были красные розы на серебряном поле. А! Клянусь святым Денисом, вот же он! И вот его трижды проклятый конь!
Двигаясь точно во сне, чувствуя, что голова у него идет кругом, Найджел очутился в кольце рассерженных воинов. Принц положил ему руку на плечо.
— Так это же петушок с тилфордского моста, — сказал он. — Клянусь спасением души моего отца, я всегда говорил, что ты многого добьешься! Так король твой пленник?
— Нет, пресветлый принц.
— Но ты слышал, как он сказал, что сдается тебе?
— Да, государь. Но я не знал, что он король. Мой господин лорд Чандос еще сражался, и я поспешил к нему.
— А короля оставил лежать. Значит, сдача в плен завершена не была, и, по законам войны, выкуп получит Дени де Морбекю, если он сказал правду.
— Да, — ответил король. — Вторым был он.
— Тогда выкуп твой, Дени. Но клянусь спасением души моего отца, сам я всем богатствам Франции предпочел бы честь, которую заслужил этот оруженосец.
Слушая такие слова, произносимые в присутствии благороднейших рыцарей, Найджел почувствовал, как сильно вдруг забилось его сердце, и опустился перед принцем на одно колено.
— Пресветлый государь, как я могу отблагодарить тебя? — промолвил он. — Твои слова поистине дороже любого выкупа!
— Встань же, — сказал с улыбкой принц и опустил свой меч плашмя на его плечо. — Англия потеряла смелого оруженосца, но обрела доблестного рыцаря! Прошу тебя, не медли! Встань, сэр Найджел!
Глава XXVII
Как третий вестник явился в Косфорд
Прошло два месяца, и длинные склоны Хайндхеда порыжели от засохшего папоротника — зябнущая земля оделась мохнатой бурой шкурой. Свистя и завывая, буйный ноябрьский ветер проносится над холмами, заламывает ветви косфордских буков и стучит грубыми оконными рамами. Толстый старый Рыцарь Дупплина, ставший еще толще, сидит, как и прежде, во главе своего стола, но обрамленное белой бородой лицо выглядит краснее прежнего. Перед ним стоит оловянный поднос со всякой снедью и кружка, пенящаяся элем. По его правую руку сидит леди Мери, чье смуглое, неяркое царственное лицо несет печать долгих лет тягостного ожидания, но оно исполнено того достоинства и кроткого света, которые дарят только печаль и умение скрывать ее. Слева сидит Метью, старый священник. Золотоволосая красавица давным-давно покинула Косфорд ради Фенхерста, и молодая прелестная леди Эдит Брокас, признанная первая красавица Сассекса, цветет солнечными улыбками и весельем, хотя изредка, быть может, ее улыбки и угасают, когда на мгновение ей вспоминается страшная ночь, когда в последнюю минуту ее вырвали из жестоких когтей гнусного шалфордского коршуна.
Новый порыв ветра швырнул дождевые струи в окно за спиной старого рыцаря, и он поднял голову.
— Клянусь святым Губертом, ну и непогода, — промолвил он. — А я-то думал завтра напустить сокола на цаплю у запруды или на крякву возле ручья. Мери, как там Катерина, моя маленькая сапсанка?
— Крыло я вправила, батюшка, и привела в порядок перья, но боюсь, ранее Рождества она не полетит.
— Прискорбно слышать, — заметил сэр Джон, — ибо я не видывал птицы лучше и бесстрашнее. В воскресенье две недели сровняется, отче, как цапля перебила ей крыло сильным клювом, и Мери ее лечит.
— Уповаю, сын мой, что в день Господень ты побывал на мессе, прежде чем предаться суетной забаве, — ответил отец Метыо.
— Ну-ну! — воскликнул со смехом старый рыцарь. — Или мне исповедоваться прямо за ужином? Я истовее молюсь благому Богу среди лесов и лугов, его творений, чем в творении рук человеческих из камня и дерева. А! Меня же сокольник Гастона де Фуа научил заговору для раненого сокола! Как бишь он говорил? «Лев от колена Иудина, корень Давидов победил!» Надо повторить это три раза, обходя жердочку с соколом. Старик священник покачал головой.
— Нет-нет, такие заговоры — ухищрения дьявола, — сказал он. — Святая церковь их отвергает, как вредные и греховные. Но как продвигается твоя вышивка, леди Мери? В прошлый раз, когда я отдыхал под этим гостеприимным кровом, ты уже вышила пятью цветами половину повести о Тесее и Ариадне.
— Вышита по-прежнему половина, святой отец.
— Как же так, дочь моя? Столь много у тебя разных забот?
— Нет, святой отец, в голове у нее совсем другое, — вмешался сэр Джон. — Сидит с иглой в руке, а мыслями от Косфорда далече! Как принц одержал победу…
— Батюшка, прошу тебя…
— Э-эй, Мери! Кто меня слышит, кроме твоего же исповедника? Вот я и говорю: как принц одержал победу и мы узнали, какую честь заслужил Найджел Лоринг, так ее точно сглазили. Сидит, как… ну, как вот ты сейчас ее видишь!
Мери вдруг встрепенулась и устремила сосредоточенный взгляд на темное, заливаемое дождем окно. Священнику на миг почудилось, что лицо ее вырезано из слоновой кости — таким неподвижным и бледным оно стало. Даже губы побелели.
— Что с тобой, дочь моя? Что ты увидела?
— Ничего, святой отец.
— Так почему же ты в таком волнении?
— Я слышу, святой отец.
— Что слышишь, дочь моя?
— Лошадиный топот. По дороге скачут всадники. Старый рыцарь расхохотался.
— Вот так все время, отче! Каждый день по дороге проезжают мимо десятки всадников, но чуть она заслышит стук копыт, сердечко у нее сразу замирает. Всегда моя Мери была такая сильная и спокойная! А теперь при каждом шорохе ее душа трепещет… Нет, дочка, нет, прошу тебя!
Она приподнялась, стискивая руки и не отводя темных взволнованных глаз от окна.
