Машина знаний. Как неразумные идеи создали современную науку - Майкл Стревенс
Во-вторых, Поппер и Кун были правы, полагая, что для объяснения могущества науки проприетарные формы мотивации не менее важны, чем проприетарные логические инструменты. Инструменты говорят вам, что делать с доказательствами, но это не имеет никакого смысла, если у вас нет нужных данных. Получение же таких данных требует, в большинстве случаев, интенсивного и длительного сосредоточения на деталях, которые сами по себе не представляют особого интереса. Таким образом, научному исследованию нужен какой-то стимул, побуждающий мыслителей посвятить свою жизнь делу, которое потребует от них кропотливой каждодневной рутины, зачастую еще и ничем не вознаграждаемой в итоге, – одновременно отговаривая их от головокружительной альтернативы в виде изобретения новых концепций и новых стилей мышления.
Поппер находит мотивацию для научной рутины в безграничной тяге к опровержению, присущей каждому хорошему ученому. Мотивация Куна более тонкая и немного зловещая. Каждый куновский ученый сам по себе вовсе не склонен к критике научной парадигмы; более того, они принимают господствующую парадигму едва ли не с религиозной убежденностью. Но твердо вознамерившись выжать из этой парадигмы все ее познавательные и прогностические возможности, тем самым они уничтожают в ней жизнь.
Непримиримость и критичность науки и для Поппера, и для Куна могут существовать только потому, что ученые тщательно придерживаются научного метода. С точки зрения Поппера этот метод – фальсификация, и он универсален для всех времен и отраслей науки. В рамках представлений Куна метод задается господствующей парадигмой, и поэтому он меняется каждый раз, когда происходит научная революция и возникает новый алгоритм проведения исследований. Прелесть куновской гипотезы в том, что суть этого алгоритма не слишком важна при условии, что с его помощью можно оценивать познавательные, и, в особенности, прогностические возможности теорий. Таким образом, несмотря на то что сам научный метод постоянно мутирует, тот факт, что наука привязана к методу как инструменту и находится во власти господствующей парадигмы, наделяет ее значительным потенциалом к фальсификации. Таким образом, я бы назвал и Куна, и Поппера «методистами»: они верят в важность тщательного следования установленному алгоритму в любых теоретических изысканиях.
Метод имеет большое значение для науки, потому что он позволяет выявить недостатки гипотез, а также потому, что дает ученым веру в осмысленность и высшую цель проводимых ими экспериментов. Последователи Поппера знают, что, поскольку логика фальсификации универсальна, их коллеги будут придавать своим опытам не меньшее значение, чем они сами. Адепты учения Куна ожидают от коллег того же, потому что знают, что все они существуют в рамках единого набора правил, которые диктует господствующая парадигма, и в этом случае правила должны быть не только рациональными, но и получить общественное признание, утверждающее в глазах людей их рациональность. И в этом вопросе, я думаю, правы оба: и Поппер, и Кун.
В своей книге я изложу собственное объяснение успехов науки, базируясь на теориях Поппера и Куна и на вкладе, сделанном им в споры о научном методе. Но сначала я должен объяснить, почему современные теоретики науки в большинстве своем отвергают идеи обоих мыслителей.
Теории Поппера и Куна представляют собой нечто большее, чем абстрактная философская концепция; они пытаются рассказывать о том, как устроена наука изнутри и как ее устройство меняется с течением времени. Но в таком случае для оценки обоих теорий имеет смысл обратиться к специалистам в этих областях, а именно к социологам и историкам науки.
Можно ли утверждать, что современная наука существует в рамках парадигматической структуры, описанной Куном, и что всеми учеными во всех областях знания руководят единые идеология и методология? Спросите социологов. Действительно ли имело место внезапное и не похожее ни на что из существовавшего прежде появление коллективного мышления, базирующегося на господствующей парадигме, во время научной революции? Спросите историков. Воюют ли ученые за сохранение статус-кво, как предполагает теория Куна, или за его свержение, как хотел бы того Поппер? О современных ученых спросите, опять-таки, социологов; об ученых прошлого – историков.
За последние несколько десятилетий у нас появились ответы на перечисленные вопросы, и в большинстве случаев ответы эти отрицательные. Как вы увидите в следующих главах, существует крайне мало свидетельств беспристрастного критического духа Поппера, но также нет и каких-либо объемных свидетельств всеобщего подчинения парадигме. Действительно, на практике в своих размышлениях о связи между теорией и эмпирическими данными ученые, похоже, вообще не следуют каким-либо правилам.
Глава 2. Человеческая слабость
Ученые слишком противоречивы, а также морально и интеллектуально неустойчивы, чтобы последовательно придерживаться какого бы то ни было метода
Когда 29 мая 1919 года произошло полное солнечное затмение, новая теория гравитации повисла на волоске. Всего за несколько лет до этого Альберт Эйнштейн сформулировал свою общую теорию относительности, выдвинутую в качестве радикальной альтернативы теории гравитации, прославившей Исаака Ньютона на заре современной науки примерно за двести лет до этого. В то время как Ньютон считал, что массивные тела воздействуют друг на друга «силой гравитации», Эйнштейн утверждал, что они скорее искривляют пространство и время вокруг себя, придавая им характерную форму. Когда объекты делают все возможное, чтобы пройти через эту искривленную среду по прямолинейной траектории, они двигаются таким образом, который мог бы свидетельствовать о существовании силы гравитации, но на самом деле такой вещи не существует. Эти две концепции радикально отличаются друг от друга, но на их основании могут быть сделаны почти идентичные прогнозы о движении как крохотных частиц, так и огромных небесных тел. Почти идентичные, но не одинаковые. Выявить все различия между идеями Ньютона и Эйнштейна, а также осознать, чья теория на самом деле верна, по мнению ученых, должно было помочь полное солнечное затмение.
Двумя месяцами ранее из Ливерпуля вышел пароход «Ансельм» с тремя телескопами и двумя группами ученых на борту. Одна группа направлялась в Бразилию, другая – на остров Принсипи, расположенный у берегов Западной Африки. В пунктах назначения каждая группа должна была сфотографировать небо в тот момент, когда солнечный диск будет полностью скрыт луной. Фотографии звезд, окружающих затмение, должны были показать, насколько лучи света, проходя близко к Солнцу, отклоняются от курса мощным гравитационным полем нашей родной звезды. Точно так же, как частично погруженное в воду весло кажется изогнутым в точке, где входит в воду,
