Мастерица Ее Величества - Харпер Карен
– Она предоставила мне комнату во дворце для работы, однако она очень занята и я видела ее мало. Но я могу обещать, что поговорю с ней от имени гильдии. А во дворце я должна появляться одна. И рассказ о том, что я там работаю, не должен выйти за пределы совета гильдии.
– Бог мне судья, я понял. А что с воском? У тебя достаточно хорошего воска для свечей высшего качества? Я могу тебе чем-то помочь?
– Не знаю ее источника, но она достала для меня отбеленный воск. Если я прошу не слишком многого, не мог бы ты пожертвовать чуточку киновари, которую ты используешь для окраски сургуча?
– Красные свечи? Скорее всего, испанский обычай, да? Конечно. Тебе понадобится еще и немного венецианского терпентина[17]. Эта желтовато-зеленая смола лиственницы – секрет моей мастерской, – вещество драгоценное, но ведь драгоценна и задача, которую поставили перед тобой, драгоценна и ты для меня.
Он поднял свой перстень, и весы снова пришли в равновесие. На этот раз я почувствовала некую власть над ним, ведь я не подчинилась его желаниям.
– Что ж, сотрудничество во всем, любовь моя? – спросил он, протягивая мне перстень над прилавком.
– Я не могу обещать этого сейчас, – ответила я, несомненно, чуть поспешнее, чем нужно. Затем, возможно, потому, что это вдруг пришло мне в голову, добавила: – Надеюсь, гильдия уже приняла решение о продаже и определении стоимости свечей с ангелами, ведь у королевы есть такая свеча, которую она высоко ценит и благодаря которой она обратила на меня внимание.
– О… да. Но сейчас, когда мы можем сказать покупателям, что сама королева одобряет эту свечу, я уверен, что совет гильдии занизил цену. Я скоро дам тебе знать, как решилось дело. Скажи, вблизи наша королева такая же красивая, какой кажется издали?
– Красивая и добрая. Сохранившая благородство и глубокую преданность, невзирая на корону, богатые одежды и на ловушки, которые расставляет ей власть.
– Я хочу, чтобы ты носила этот перстень во дворце, – настойчиво сказал Кристофер, а я‑то надеялась, что он вернет его себе на палец. – Не как обручальное, а, скажем, как обещание сотрудничества.
– Я могу пообещать только, что постараюсь сделать так, чтобы ты и гильдия могли гордиться мной. И если ты пришлешь ко мне синьора Фиренце завтра в это время, я с удовольствием либо стану ему позировать, либо уговорюсь с ним относительно времени сеанса.
– Я договорился с ним, что он будет писать тебя у меня дома, у этого прекрасного нового окна, за которое пришлось выложить хорошие денежки – в него льется предвечерний солнечный свет. Что же касается свечей с ангелами, твоего ангельского лица и нашего нового девиза «Истина – это Свет» – как я счастлив быть частью всего этого и частью твоей жизни!
Я снова ощутила угрызения совести, потому что сегодня отнюдь не придерживалась истины и света. Мне больше подходил старый девиз «Верность связывает меня» – тот, что был предложен нашим прежним королем, тем самым, который, возможно, разделался с братьями Ее Величества.
Я откашлялась. Мне казалось, я доказала и выиграла сегодня довольно много и могла бы отказаться от возражений по поводу того, насколько ловко Кристофер устроил так, чтобы я позировала для портрета у него в доме.
– Я чувствую, – сказала я ему, – что счастлива этим доверием королевы и твоей поддержкой в том, чтобы я украсила собой новый герб гильдии.
– Клянусь, ты скоро украсишь собою и мой дом, – торжественно пообещал он, уходя. Он пятился к двери, продолжая смотреть на меня, словно я была королевой. Я подумала, что ему не терпится броситься к другим членам совета гильдии с этими новостями.
Но эта его игра слов не порадовала меня и вполовину по сравнению с той, что промелькнула в речи Ника Саттона. Я знала, что мне придется открыть свою ложь священнику, прежде чем я осмелюсь положить хоть одну свечу на алтарь гильдии Святого имени Иисуса, нашего спасителя от сатанинских ухищрений. Но как замечательно, что имя королевы спасло меня, по меньшей мере на сегодня, от выговоров Кристофера.
Глава четвертая
Королева Елизавета ЙоркскаяПоздним утром мой супруг король пригласил меня прийти в его гостиную. Я могла лишь молиться о том, чтобы с приготовлениями к свадьбе или подробно разработанными планами триумфального появления невесты Артура в Лондоне все было в порядке. Клянусь покровом Святой Девы, я надеялась, что больше не будет штормов, отгоняющих принцессу от наших берегов, потому что однажды ей пришлось вернуться в Испанию. И мы даже не знали, сумела ли она благополучно добраться до суши.
Я кивала и улыбалась придворным, которые собрались в приемном зале и приветствовали меня реверансами и поклонами. Советники моего супруга толпились здесь же, и внутри у меня все сжалось. С тех пор как начались волнения во время царствования моего отца, когда ему пришлось уехать из Англии и затем воевать, чтобы вернуться назад, я страшилась ужасных новостей, касающихся нашего рода.
За шестнадцать лет пребывания моего супруга короля на троне случилось два мятежа, а распространявшиеся слухи доказывали, что оппозиция по отношению к дому Тюдоров продолжает существовать и после того, как период правления Плантагенетов[18] закончился. Потерпевшие поражение при Босворт-Филде не прекратили борьбы, и мы опасались, что после нескольких спокойных лет те, кто не был схвачен, могут что-то затеять. Мы довольно хорошо знали, что у нас существуют враги, которые таятся как здесь, так и за границей и которые пойдут на все, чтобы захватить трон Тюдоров.
Поэтому мой супруг король требовал, чтобы королевство укреплялось благодаря неустанной бдительности и, несмотря на сокращение расходов, благодаря великолепной демонстрации таких публичных зрелищ, как предстоящая свадьба принца. Я часами, стоя на коленях, молилась, чтобы ни с кем из нас не случилось беды, особенно на происходивших на открытом воздухе парадах и свадьбах.
Поскольку нашему Артуру было пятнадцать лет, а его испанской невесте всего на год больше, я бы предпочла, чтобы эта свадьба – или, по крайней мере, их совместная жизнь – была отсрочена, но этого не могло случиться. Мы должны были быть уверены в том, что у них появится множество наследников, кроме того, Англии нужна была дружба с любым иностранным государством, какую только мы могли наладить.
Дворцовые стражи распахнули передо мной двустворчатые двери, и, оставив позади своих придворных дам, я вошла. И с удовольствием увидела, что Генрих оторвал Артура от его усердных занятий. Они сидели рядом за большим письменным столом. Лицо Артура, как всегда, просияло, когда он увидел меня, он встал, поклонился и подошел обнять меня. Ах, как он напоминал моего отца, которого народ так любил. Я обнимала его, наверное, чуть дольше, чем следовало, ведь он скоро станет женатым человеком, а на самом деле он был уже женат по доверенности.
Артур родился раньше времени, через восемь месяцев после нашей свадьбы. Я думаю, те, кто считал Генриха Тюдора захватившим власть подлецом, сплетничали об этом, но, хотя наш наследник действительно появился на свет раньше времени, мы не делили ложе до того, как произнесли обеты. Мой первенец всегда был несколько хрупким и часто выглядел либо слишком бледным и серьезным, либо возбужденным сверх меры, с горящими щеками, как сейчас, но я понимала, что он взволнован предстоящей свадьбой. Я всегда носила в своем маленьком помандере[19] копию его милого письма к будущей невесте, потому что это письмо поднимало мне настроение. В мире, где королевские браки не имели ничего общего с любовью, я возносила молитвы, чтобы эти жених и невеста любили друг друга, а не только покорно следовали долгу.
– Добрый день, мой дорогой король, – приветствовала я короля, когда он тоже поднялся из‑за стола. Сейчас ему было сорок четыре, он на девять лет старше меня. Он был худой и высокий, и, чтобы поцеловать меня в щеку, ему пришлось нагнуться. Торчащий вперед нос, тонкогубый рот, серые узкие глаза. С тех пор как его прежде рыжеватые волосы поседели и поредели, у него вошло в привычку носить береты. Даже в наши самые интимные мгновения он оставался сдержанным и настороженным. Он скрывал свою агрессивную натуру, но был готов охранять свое высокое место, бросившись на свою жертву и, если надо, отрывая ей член за членом. Но он всегда был хорош и добр ко мне. Мы были верны друг другу, любили наших детей и друг друга и заботились о благе королевства, а не только о собственном.