Главная роль - Юлия Викторовна Чернова
Оставшись в одиночестве, Максим прежде всего попытался протиснуться в крохотное оконце. Это ему не удалось и, возможно, к лучшему: вниз уходила гладкая стена, облицованная мрамором. Комната располагалась на высоте примерно четвертого этажа.
У дверей стояли часовые. Путь к бегству был отрезан.
Тогда Максим решил поступить наиболее разумно и — раз уж ему дается такая возможность — спокойно выспаться. Повалился на кушетку. Перед сном хотел повторить слова, которым обучил его благодетель, но в голове вертелось почему-то только: «Memento mori — помни о смерти». С этой утешительной фразой он и уснул.
Когда Максим открыл глаза, красноватые лучи все так же проникали в комнату. Он вообразил было, что проспал не дольше нескольких мгновений. Но, судя по тому, как отдохнул и проголодался, солнце клонилось к закату. Шли вторые сутки его пребывания в Древнем Риме.
Перевернувшись на спину и закинув руки за голову, Максим попытался обдумать свое положение. Нашел, что оно не так уж плохо.
Неведомо как — без предупреждения, без подготовки — он попал в прошлое. Оказался в чужом мире, отделенном от его собственного почти двадцатью веками.
И не сошел с ума, не впал в отчаяние. Уцелел на арене, спасся на Лестнице Рыданий. Избежит гибели и в императорском дворце!
До этой минуты ему везло. Нет, одним везением не объяснишь. Выручало актерское ремесло.
Максим рывком отбросил покрывало, сел. Не напрасно он следовал призванию, поступая в институт. Не напрасно отказался играть уголовников, ждал настоящих ролей. Вот и пришла — главная роль его жизни.
Нет, он не смеет роптать на судьбу. Представить только, каково пришлось бы в Древнем Риме программистам, или космонавтам, или даже шоферам!
Услышав шаги, Максим вскинул голову. Дверь отворилась. Худенький юноша поманил актера за собой. Вскоре они оказались в уже знакомой Максиму бане для слуг.
Плескаясь в бассейне, актер размышлял, кто бы пришелся «ко двору» в древнем мире.
«Художники и скульпторы… Те, разумеется, кто творит в традиционной манере. Здравомыслящие римляне абстракцией не увлекался».
Выбрался из бассейна, завернулся в поданный ему кусок полотна, присел на скамью. «Искусство здесь в почете. Римляне охотно переняли бы у наших поэтов секрет рифм, у музыкантов — нотную грамоту».
Раб опустился на колени, желая помочь ему обуться. Максим отстранил его. «Спасибо, я не калека». Перехватил удивленный взгляд. Заметил, что раб украдкой пощупал ремешки на искусственной кожи — актер все еще носил театральные башмаки.
«Математики и географы принесли бы в этот мир свои познания… Военные сказали бы новое слово в тактике и стратегии… Наверняка нашли бы работу столяры, плотники, каменщики… Врачи и учителя»…
Максим поднялся, натянул тунику. Чувствовал себя свежим и бодрым, готовым к любым испытаниям. Последовал за худеньким проводником обратно.
В комнате уже были зажжены светильники. В центре, на трехногом табурете восседал маленький смуглый человечек, накануне провожавший актера в императорские покои.
Резким, отчетливым голосом человечек произнес свое имя:
— Гефест.
Максим невольно фыркнул. «Римляне дают рабам имена богов!» Человечек строго поглядел на него. Максим сделал серьезное лицо и в свою очередь назвался. Гефест недоуменно сдвинул брови, удивленный, что чужеземец носит римское имя.
Затем все так же громко и внятно произнес несколько фраз. Как показалось Максиму — на разных языках. Актер ответил пожатием плеч. Гефест вздохнул и сокрушенно покачал головой. Указал Максиму на свободный табурет.
Когда актер сел, Гефест подал ему металлическую палочку, заостренную с одного конца и закругленную с другого, а также деревянную дощечку, покрытую воском. «Таблички для письма», — сообразил Максим. Начинался урок латыни.
— Недурно бы сперва подкрепиться, — заметил Максим, поднося сложенные щепотью пальцы к губам и выразительно облизываясь.
Гефест внимательно прислушался к незнакомым словам. Затем строго постучал плоским концом палочки по деревяшке. Вероятно, придерживался мудрости: «Сытое брюхо к учению глухо».
Положил на колени вторую восковую дощечку, острой палочкой процарапал на воске букву и показал Максиму. Произнес:
— А.
Максим хмыкнул и написал на своей дощечке весь алфавит.
Гефест был чрезвычайно поражен. Попытался еще раз заговорить с чужеземцем. Максим дал понять, что алфавитом его познания и исчерпываются. Неожиданно вспомнил одно из слов, которым обучил его Тит Вибий.
— Лео (лев).
Гефест тут же выдавил на воске: «Leo».
— Либум (сырная лепешка).
Учитель тут же изобразил и это слово: «Libum».
— Паллий (плащ).
Гефест уже чертил: «Pallium».
И понеслось: осел — asinus, печать — signum, столб — pila, трактир — taberna, письмо — epistula, соль — sal, теплый плащ — paenula…
Когда учителю с учеником трудно стало объясняться жестами, перешли к рисункам. Гефест схематично изобразил семь холмов, на которых располагался Рим. Прикрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться, Максим повторял за учителем:
— Авентин, Палатин, Эсквилин, Виминал, Квиринал, Целий, Яникул.
Затем, наблюдая за его рукой, записывал дни недели:
«Dies Solis, Lunae, Martis, Mercurii, Jovis, Veneris, Saturni». (Дни Солнца, Луны, Марса, Меркурия, Юпитера, Венеры, Сатурна.)
Гефест чертил на табличках: equites — всадник, deus — бог… Максим вдохновенно зубрил слова. Радовался, когда узнавал знакомые: machina — машина, candelaber — подсвечник, bestia — зверь.
Однако его непрерывно занимал вопрос: «Для чего все это понадобилось Домициану?» Ясно, что пройдет несколько прежде чем он сможет хоть как-то объясняться на латыни. «Или идея принадлежит Касперию Элиану? Но не намерен же он заставить императора ждать?!»
Максим поинтересовался, как будет по-латыни «начальник гвардии».
— Praefectus praetorio.
— Префект претория[17], — задумчиво повторил Максим.
Вскоре почувствовал, что буквы начинают плясать перед глазами. Несколько раз крепко зажмурился. Гефест заметил это, смилостивился и завершил урок. Удалился, оставив Максиму восковые таблички. «Спасибо, домашнего задания не задал!» Чуть позже двое рабов забрали табуреты и принесли еду: сырные лепешки, финики, начиненные какой-то сладкой смесью, орехи и вино. По окончании ужина Максим получил воду для умывания и — к величайшему удивлению и удовольствию — зубную щетку и порошок!
Покончив с умыванием, он погасил светильники и подошел к окну. Была середина ночи. Лунный свет заливал кроны деревьев — за дворцом начинался парк. Ветер доносил тонкий аромат каких-то цветов.
Максим прилег на кушетку. Подозревал, что другого такого спокойного дня ему долго не выпадет. Следовало готовиться к новым испытаниям. Прежде всего — выспаться.
* * *
На этот раз его разбудили чуть свет. Явился Гефест — без табличек и палочек для письма. Принялся непрерывно подгонять Максима, хотя тот и так стремительно расправился с завтраком — белой лепешкой и горстью оливок.
Гефест распахнул дверь, взмахом руки
