Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович
— Бывших Штатах, бывших, — заулыбался Матусевич.
— Да уж, бывших. А кто теперь читает нам нотации о «неприемлемости» и «выражает озабоченность»?
— Уже никто, Евросоюз пока слишком занят внутренними делами.
— Что же, ладно. Я вот что хочу спросить, Игорь: ты со своими орлами будешь вливаться в наше сплочённое общество? — Соколов внимательно смотрел на майора.
— Я думаю, Вячеслав, что иного выхода нет, а мой отказ был бы сверх меры неразумен, — серьёзно проговорил Матусевич.
— Так что? — нетерпеливо переспросил Соколов.
— Вячеслав Андреевич, я и мои люди — в вашем распоряжении до момента открытия аномалии. Единственная просьба — не разделять моих парней, они не будут слушаться кого бы то ни было, кроме меня. Договорились, Вячеслав Андреевич, князь Ангарский?
— По рукам, майор! Пошлю лодию за твоими людьми.
— Но смотрите, если аномалия открывается, то я хватаю вас и двоих ваших коллег и ухожу.
— Хорошо. Расскажите мне ещё про Верховный Совет.
— А вы мне про ваших людей и Федерацию. Кстати, а почему именно князь Вячеслав Сокол?..
Баркас уверенно резал носом холодную ангарскую воду, приближаясь к очередному прибрежному поселению.
Белореченск. Неделю спустяПосле некоторого времени, проведённого в каждом из посёлков — Васильевском, Иркутском, Усолье и Ангарске, — два бота пришли наконец в Белореченск.
Лодия, вёзшая Радека с оборудованием и людей Матусевича, пришла на несколько дней ранее.
С тех пор как установилась граница с Московией, Радек озаботил Соколова на полноценную систему охранной сигнализации пограничного посёлка Усть-Илимска, где были поселены литвины и ляхи, а также крепости Владиангарск. Пришлось разбирать три разведывательных аппарата, что были законсервированы Радеком в Новоземельске. Микросхемы, кабели, резисторы, конденсаторы, провода и реле в числе остального пошли на составленную Радеком схему охраны периметра. Бесперебойное питание проводника, укреплённого на стеклянных изоляторах, отстоящих от земли на высоту пояса среднего человека, обеспечивалось бы электрогенераторами с подведёнными к ним гидроприводами.
— То есть получается периметровая охранная сигнализация, функционирующая на принципе ёмкостного реле. — Радек, вертя в пальцах карандаш, внимательно посмотрел на Соколова.
— Отлично, Николай Валентинович! Какова вероятность засечь, допустим, одинокого субъекта?
— Если тот не будет ползти, то высокая. А если вы намекаете на животное, тут возможны варианты. Крупное животное, типа лося или медведя, заставит загореться светодиод на пульте, волк или тетерев может проскочить. Стопроцентной гарантии нет, это и хорошо — не будет полной расслабухи.
— Ясно, да, вы правы. Панацеей это быть не должно.
— Вячеслав, как вы думаете, енисейцы могут ещё раз на нас напасть, после того, что мы им учинили прошлым летом?
— Вполне допускаю, Николай Валентинович.
Закончив разговор с Радеком, Соколов устало потёр глаза. Он понял, что хочет спать, но надо было ещё поговорить с Кузьминым.
— Тимофей, маршрут, то есть путь, до Китайского царства составлен. Дорога неблизкая, сложная, судя по тому, как в Китай ходили наши люди вроде томского казака Ивана Петлина, посетившего Пекин ещё в 1618 году.
— То есть мы не первые будем, — разочарованно протянул Кузьмин.
— Ты карты наши видел же? Вот смотри, вот путь, — Соколов провёл по карте пальцем, — а мы здесь. Понимаешь карту?
— Да, Вячеслав Андреевич, понимаю. Вот Кола, Белое море, вот Студёное, Енисей, Ангара, мне майор Сазонов всё обсказал крепко.
— Ну и хорошо. Вот ещё какое дело, Тимофей. Ты мне говорил, что поиздержался вконец? — Кузьмин кивнул, мгновенно напрягшись и не сводя глаз с Соколова. Тимофей уже не раз повторял, что у него не осталось запасов отцовых денег на оплату поморам перевозки поселенцев. А он, как купец и сын купца, не может более тратиться. — Так вот. — Вячеслав подошёл к зелёному сундуку, что стоял у лавки под окном, ловко снял пружины двух замков и достал из недр один за другим три увесистых мешочка. Они звякнули весьма приятным для сына купца звуком, когда Соколов поставил их на стол.
«Золото!» — воскликнул в душе Тимофей.
Соколов, увидев блеск в глазах Кузьмина, улыбаясь, кивнул и стал распутывать тесёмку одного из мешочков. Аккуратно высыпав половину содержимого и придерживая ладонью разбегающиеся золотые кругляши, сказал:
— Ну вот, Тимофей, это плата за труды твои.
Тимофей был несказанно поражён: золото — ладно, ничего удивительного в этом нет, но монета! Осторожно взяв одну двумя пальцами, он приблизил её к глазам, внимательно разглядывая.
— Знак сокола, понятно. Один чер… — не понял Кузьмин.
— Червонец, — подсказал Соколов. — Тимофей, а сколько стоит заказать корабль в Голландии или Швеции? — отвлекая Кузьмина от созерцания монет, вдруг спросил князь.
— Тут надобно знать, какой корабль тебе нужен — торговый али военный, большой али не очень, быстрый али с нагрузкой большей? — не отрывая взгляда от золота, быстро ответил Тимофей.
Соколов с минуту задумался, а потом, поморщившись, махнул:
— Нет, не надо. Суэцкого канала нету, через весь мир пока корабль припрётся, мы уже сами построим. Мне Владимир посоветовал пока не заморачиваться с торговлей с Китаем. Ты купец и сын купца. А для купца главное что?
— Барыши наипервейшее дело. Токмо ты, Вячеслав, уж больно непонятно разговариваешь, я понимаю, но дело это зело трудное, — рассмеялся Кузьмин.
— Вот я и говорю: до Китая путь труден и опасен. А насчёт твоих барышей неясно, будут ли они. Я же сейчас предлагаю тебе стать продавцом наших товаров.
— Что за товары, Вячеслав Андреевич?
— Вот смотри: зеркала, стёкла, мыло, шкурки, само собой, золото — вот это основное. Не знаю, что ещё мы можем предложить, — железа самим мало, тем более изделия из него, у нас стройки не останавливаются. На Ангарск вон сколько всего надо — столицу ведь строим.
— Стекло и зерцала дороги, токмо вот зерцала… они церковью не особливо одобряются.
— Да ну?! Неужто иной горожанин не захочет лицо своё видеть? Запретят ему?
— Не запретят, вестимо. Так это девице какой пристало — каждый прыщик на лице усматривать, нешто для мужика занятие сие? — заулыбался Тимофей.
Ангара, 20 километров ниже БелореченскаЗа время пути Беклемишев насчитал четырнадцать зимовий, это только те, в которых они, бывало, ночевали, и те, что он видел на берегу Ангары. Напряжение, что сковывало его в первое время общения с ангарскими людьми, спало буквально на второй день. Он убедился, что к нему хорошее отношение не только оттого, что он посланник царя, а просто потому, что ангарцы были искренни. И майор Ярослав, и даже обычные солдаты, что сидели на вёслах. Правда, Василий Михайлович отметил в них необычное для их уровня отсутствие всякого раболепства перед своим начальником. Но и казачьей, как бывало, пущей вольницы и непослушания тоже не было и в помине. Приказы исполнялись чётко и исправно, каждый воин знал свои задачи и выполнял их безо всякой лености или разгильдяйства. С ним они разговаривали уважительно, без излишней почтительности, считая за любезного гостя.
С одним из воинов, Александром, воевода разговорился при готовке обеда в очередном зимовье и, наконец, спросил про странный металлический цилиндр, что давеча так заинтересовал его.
— А, это термос, Василь Михалыч! В нём чай долгое время остаётся горячим из-за специального материала, из которого его сделали.
— Василий Михайлович! После обеда отправляемся, сегодня к вечеру мы должны достичь Белореченска. — Это подошёл майор.
— Добрая весть! Ярослав, — поднялся с бревна Беклемишев, — я хотел вызнать, отчего вы майором зовётесь, на немецкий лад? Нешто связи с немцами имеете? Я вроде румских церквей у вас не видел.