Джерри Старк - Пять писем к Сяо Хэ
— Это весьма занимательно и прелюбопытно слышать, но я не понимаю, какое отношение… — заикнулся я, прикидываясь несведущим и непричастным.
— Господин Фань Люй убеждал императрицу в том, что она изволит заблуждаться касательно намерений и устремлений особы, входящей в круг ее близких приближенных и удостоенных ее особого расположения, — продолжал Ли, нарочито проигнорировав мои слова. — Господин Фань призывал императрицу следовать доводам рассудка и разума, не идя на поводу у противоречивых женских чувств… однако на сей раз ему не удалось преуспеть в доказательствах и переубедить госпожу Сюэнь. Вернувшись, господин Фань выразил желание побеседовать с вами. Это не официальная аудиенция, но частная беседа, — он сделал паузу и почти шепотом добавил: — Слушайте всякое его слово, но не спешите с ответом. И упаси вас боги перебивать драгоценнорожденного Люя.
— Я учту ваши советы, — по спине у меня пробежал холодок. Что, если мой замысел зашел слишком далеко и угрожает обернуться против меня самого? Не мне тягаться в искусстве интриги с почтенным Люем.
Слуги проводили меня на открытую террасу, где стоял низкий столик, окруженный толстыми кожаными подушками. На столике дымился глиняный чайник, на краю навеса трепыхались под ветром узкие разноцветные флажки. Высокорожденный цзинши Фан, тощий, но широкоплечий, восседал за столом, созерцая встающие над красными и синими черепичными крышами печные дымки. Он удостоил меня рассеянно-задумчивого взгляда, приязненно кивнув и указав на одну из расшитых подушек. Я сел, ощущая себя путником возле какой-то природной достопримечательности навроде Небесной Скалы — рядом с тем, чье спокойное, безмятежное величие подавляло.
— Значит, это ты прозываешься Юйхуань, Яшмовый Браслет? — поинтересовался цзинши. — В последнее время при дворе ходят занимательные слухи о твоей особе. Понимаю, понимаю, злым языкам и записным острословцам рты не позатыкаешь. Не вижу ничего дурного в том, что молодой человек стремится обрести покровителей при дворе. И в том, что покровители порой наделяют подающего надежды молодого человека знаками своего внимания. Сложность в том, чтобы суметь предвидеть — чье возвышение сулит государству благо… а чье стремление прыгнуть выше головы должно быть по возможности пресечено. Молодой и неискушенный человек вроде тебя пока не обладает способностью предвидеть будущее и узреть картину в целом… но способен внять предостережению старших и более опытных, — Фань Люй прервался на глоток жасминового чая. Я почтительно внимал и помалкивал, все больше недоумевая: чего добивается от меня почтенный цзинши? Прознал о моем плане и намекает, чтобы я немедля прекратил опасную игру с подметными письмами якобы от лица Дракона?
— Стихосложение — это прекрасно, — неожиданно сменил тему беседы Фань Люй. — При дворе много талантливых поэтов. На днях мне выпало счастье открыть еще одного. Вот, послушай, — к моему безмерному удивлению, он процитировал строчку из моего стихотворения о кусочке яшмы, оброненном в снег. — К сожалению, он редко пишет. Я с удовольствием послушал бы что-нибудь из его новых творений… Более не задерживаю тебя, мой мальчик. Ступай.
Почтительно раскланявшись, я убрался. Признаюсь честно, драгоценная Сяо, я не знал, что и подумать. По всему выходило, многомудрый цзинши прекрасно знает истинного автора записок, якобы начертанных Цзян Лунем. Возможно, памятная коробка попала мне в руки именно по его распоряжению. Цзинши ясно высказал свое пожелание — я должен создать еще одно послание. И добиться того, чтобы оно стало всеобщим достоянием.
У выхода меня поджидал Ли Вэнь — тихая всезнающая тень, вручившая мне алый с золотом конверт с приглашением на прием к принцессе Фэй — и толстый пакет, прошитый суровыми нитками.
— Госпожа Сюэнь тоже приглашена, — многозначительно добавил Ли. — Второе послание предназначено господину Чэн Ляну. Вам позволено вскрыть его и прочитать, дабы решить — вручать его или нет.
Приглашена так приглашена. Моего скудного разума хватило, чтобы понять: меня переставляют с клетки на клетку, совершая ходы в игре, смысла и цели которой я не разумею. Но я не стану противиться судьбе. Цзинши со своими вкрадчивыми намеками страшил меня куда меньше, чем Цзян Лун с угрозами положить мучительный конец моей скромной жизни.
Прием у принцессы Фэй, как всегда, был безупречен и великолепен. Я склонен думать, милая Сяо, ты ощутила бы себя лишней на этом празднике жизни. Ты всегда предпочитала скромные празднества на лоне природы в кругу друзей и близких. Мудро избегала пышных торжеств, где половина гостей не знакома с другой частью приглашенных, зато всякий тщится выставить свою персону напоказ, оказавшись хоть на полшажочка ближе к сильным мира сего. Принцесса сияла, подобно упавшей с неба звезде, Чэн Лян бдел подле нее, мужественно пугая дам своим хмурым видом и длинным мечом.
Ближе к вечеру пожаловали госпожа Сюэнь и ее свита, возглавляемая Таящимся Драконом в раззолоченном великолепии придворного одеяния — он вернулся из поездки. Мысленно помолившись богине удачи, я пристроился поблизости от Цзян Луня. Почтенный господин недовольно зыркнул в мою сторону, однако смолчал.
Сладостно звенели струны циней, уплывал к высокому расписному потолку в перекрестьях тяжелых балок ароматный дымок множества жаровен. Гости перемещались из зала на открытые террасы, полюбоваться садами в снегах и, замерзнув, возвращались. Живописные группки перемещались с места на место, звонко и нежно смеялись дамы. Где-то беседовали о политике и модах, где-то импровизировали стихотворные строки. Я тенью скользил за Таящимся Драконом, многозначительно улыбаясь и гадая, не швырнет ли он, остервенев, меня с балкона прямиком в замерзший пруд. В одном из поэтических кружков приглушенно обсуждали гулящие по столице анонимные стихи о яшмовом кольце, с понимающими усмешками строя предположения касательно личности автора. Я немедля влез с новыми строчками, который якобы услышал сегодня утром от знакомого. Беседа оживилась, у меня принялись выспрашивать подробности — и тут Таящийся Дракон, в нарушении всех правил приличия, сгреб меня за рукав, оттащив за ближайшую толстую колонну.
— Ты что себе позволяешь, маленький мерзавец? — прошипел он мне в лицо, и я вздрогнул, вспомнив обжигающий снег и удушливый ком в горле. — Это твоих рук дело?
— Не знаю, о чем вы, — с мужеством отчаяния пробормотал я.
— Об этих паршивых стишках, которые скоро начнут распевать нищие на улицах! — приглушенно рявкнул господин Лун. — Ты их сочиняешь?
