Синтия Хэррод-Иглз - Князек
– Не стоит, Мэтью. Не хочу отвлекать вас от исполнения ваших обязанностей.
В маленьком садике взору их предстала идиллическая картина. Тут было не так жарко – зной кое-как поглощали стены из красного пластинчатого кирпича, и слышалось непрерывное, навевающее дремоту жужжание пчел. Они слетались сюда на запах бархатцев и лаванды, специально высаженных на грядках. Ведь без пчелы не завяжется плод – а сейчас для этого было самое время. Вдоль стен росли аккуратно подстриженные абрикосовые и персиковые деревья, а также смоковницы, посередине – квадратные грядки клубники, чудесные смородиновые кусты, а под ними – прячущиеся в листьях маленькие сладкие дыни.
Их тут же радостным лаем приветствовал Зак, борзая Нанетты – пес подбежал к ним, виляя хвостом, и тут же ткнулся носом в загорелую руку Джона. Нанетта, в это время находившаяся в дальнем конце сада, обернулась, чтобы посмотреть, кто пришел, и лицо ее озарила улыбка. Дома она носила очень простую одежду – прямое крестьянское платье с маленьким удобным воротничком, а волосы прикрывала белым льняным крахмальным чепчиком. Елизавета удивилась, насколько эта одежда делала Нанетту моложе. Издалека ее, маленькую и худенькую, легко было принять за совсем молодую женщину.
Рядом с ней, с корзинкой в руках, стояла Мэри Сеймур – ей вот-вот должно было исполниться двенадцать, и она уже выглядела, как настоящая маленькая женщина. Она была невысокая, пухленькая, со светлой кожей и вьющимися золотыми волосами. Широкополая соломенная шляпа, которую она надела, чтобы уберечься от солнца, не скрыла румянца, окрасившего ее щеки при виде Джона. Елизавета заметила это и улыбнулась своим мыслям. Ну, а если и так? Правда, сейчас Джон может обратить внимание на девушку, только если она вдруг встанет на четвереньки и побежит, но когда-нибудь – если у Пола не возникнет более грандиозных планов – Елизавета с радостью даст согласие на их помолвку.
– Моя дорогая! – Нанетта подошла и расцеловала обоих. – Как я рада вас видеть! Посмотри, вот первый крошечный абрикос. Попробуй – он мал, но так сладок!
– И вправду мал, – рассмеялась Елизавета. – А это случайно не горошинка, тетя Нэн?
Нанетта попыталась напустить на себя оскорбленный вид:
– Только попробуй – абрикосы усадьбы Морлэндов никогда не были такими сладкими. Ну же! Здравствуй, Джон. Мэри, куда ты запропастилась? Подойди и поздоровайся наконец!
Мэри застенчиво кивнула, но так и не решилась заговорить. Джон по-братски приветствовал ее, но очевидно было, что его куда больше занимают подлизыванья Зака.
– Ты чудно выглядишь, тетя Нэн, – от тебя словно веет свежестью. Ах, если бы я могла так одеваться! Знаешь, я беспокоюсь за свою жизнь – я ведь приехала сюда без слуг.
– А к чему была такая спешка? – Нанетта жестом пригласила Елизавету присесть на одну из каменных скамеечек. Нанетта безмятежно глядела на голубое небо сквозь ветви яблонь, растущих по ту сторону стен в саду. Они уже отяжелели от молодых золотисто-зеленых плодов, которые были словно драгоценные камни в оправе из зеленой листвы... Наступило как раз то время, когда незаметно кончается лето, плавно перетекая в осень, – но еще не было явных примет увядания, лишь ход жизни словно замедлялся...
– Джон переживает – ведь Тодди до сих пор не возвратился, – сказала Елизавета. – Я говорю ему, чтобы не ждал раньше первого снега – а может, он и тогда не явится.
– Но, мама, он ведь прежде всегда приходил, – горячо возразил Джон. – Когда он удрал прошлым летом, к этому времени он уже вернулся. А потом весной он пропал всего на месяц...
– Джон, ты ведь знал, что приручить лисицу невозможно. Недаром мы говорим «дикий, словно лиса»? – мягко ответила Елизавета. – Почему бы тебе не попросить у отца щенка?
Нанетта с сочувствием переводила взгляд с одного на другого:
– Так ты привезла его, чтобы отвлечь? – улыбнулась она. – Или ты хотела разузнать что-нибудь о Тодди?
– Думала, может быть, он прогуляется с Джэном – может, они проедутся верхом или искупаются, чтобы он хоть на время перестал печалиться о Тодди, – ответила Елизавета.
– Джэн собирался на рыбалку с мальчиками Смитов. – Мэри, дорогая, сбегай, посмотри – может, он еще не ушел – тогда попроси его прийти.
– Да, мадам.
– И захвати корзинку с клубникой – Мэтью передаст ее на кухню.
– Хорошо, мадам. – Мэри убежала. Нанетта частенько давала ей поручения – она была проворна и умна и исполняла все лучше любой служанки.
Джон тем временем чуть поодаль развлекался в компании Зака. Елизавета понизила голос:
– Мэтью сказал, что Джеймс все еще у себя в кабинете. Как он, Нэн?
Нанетта печально покачала головой:
– По-моему, неважно. Очень мало ест, сильно исхудал. Но, что всего хуже, он молчит. Редко скажет пару слов, не смеется и не поет, как прежде. Он и не работает, просто запирается на целый день. Я порой подглядываю за ним потихоньку. Он просто сидит часами, уставясь в никуда.
– Джеймс все еще скорбит? – осторожно спросила Елизавета. Со дня смерти Александра прошло уже полтора года, но она знала, что рана все еще кровоточила.
– О мальчике? Я не знаю... Поначалу я думала, что дело в этом, но тут кроется еще что-то. Думаю, он поглощен и другими проблемами. Иногда это сильно осложняет нам жизнь.
– Религия?
– Да. Он запретил всем нам посещать мессы. И слугам, и Джэну, и мне – всем.
– Из-за штрафов? – спросила изумленная Елизавета. Был издан закон, по которому каждый посещающий католическую мессу обязан внести в казну сто марок [Старинная английская монета], но людей редко преследовали – особенно тут, на севере. Существовал также двенадцатипенсовый штраф за непосещение церкви по воскресеньям и по большим праздникам – этот взимался регулярно. Но так как сумма была мизерная, католические семейства просто выплачивали деньги раз в год местному судье – и продолжали жить по-старому. На самом же деле королева и архиепископ Паркер создали вполне приемлемые условия для всех, кроме разве что самых неистовых приверженцев папского католицизма. А непосещение храма чаще всего было результатом лености, нежели проявлением убеждений.
– Нет, штрафы здесь ни при чем. Трудно понять, что на самом деле у него на уме, ведь он так неохотно говорит – но мне кажется, он склоняется к тому, что протестанты правы. Он заставляет нас всех посещать храм – по его словам, в угоду королеве. Этим, собственно, и исчерпываются его придворные обязанности. Порой мне кажется... – Нанетта запнулась. Елизавета осторожно переспросила:
– Кажется что, кузина?
– Что скорбь об Александре заставила его так перемениться...
