Александр Степанов - Порт-Артур. Том 1
Глядя на эту сцену, Борейко громко захохотал.
– Нечего сказать, храбрецы! Пока тихо – орлы, а как заслышат свист снаряда, сразу мокрыми курицами становятся.
– Вы бы потише, Борис Дмитриевич, солдаты все же вокруг, – обратился к нему Жуковский. – Подите лучше проведайте Чижа – уж не умер ли он там со страху
Борейко застал Чижа все еще усиленно охающим.
– Поправляетесь? – буркнул Борейко.
– Ох, нет! У меня, наверное, от удара в живот будет перитонит. Как только поправлюсь, я этого чертова Зайца до полусмерти изобью, чтобы он на будущее время смотрел, куда бежит.
– Напрасно: он был взволнован так же, как и вы.
Дав еще два-три залпа по берегу, японцы скрылись в море.
– Отбой! Пробанить орудия, – скомандовал Жуковский.
Когда батарея была приведена в порядок, Жуковский, выстроив солдат, громко поблагодарил их за службу.
– Рады стараться! – дружно и весело ответили солдаты.
– Вам бы так генералу отвечать. А то теперь без крестов остались, – упрекнул их Жуковский.
– Успеем еще заработать не один раз, – ответил за солдат Борейко, – и Георгиевские и деревянные. Первых поменьше, вторых побольше.
– Разойдись! – отпустил роту капитан я стал спускаться с батареи.
В глубоком погребе, сплошь заставленном бочками с кислой капустой, солеными огурцами, солониной и прочими продуктами, во время боя собралось все тыловое население Электрического Утеса: писаря, артельщики, каптенармусы, кузнецы, портные и прочий нестроевой люд, обслуживающий батарею и роту. Возглавлял их сам ротный фельдфебель-Денис Петрович Назаренко, которого Жуковский оставил наблюдать за порядком в тылу. Тут же в погребе восседала на скамье краснолицая жена фельдфебеля со своей шестнадцатилетней рослой дочкой Шуркой.
Когда стихли орудийные выстрелы, все население погреба вылезло наружу.
– Спасибо за службу! – шутливо крикнул им Борейко.
– Рады стараться, – смущенно ответили «герои».
Поддерживаемый денщиком, к ним медленно подошел Чиж. Он все еще не оправился и потерял свой фатовской вид. Прежде всего он потребовал от Жуковского немедленного предания суду Зайца «за умышленное нанесение удара своему офицеру».
– Бог с вами, Александр Александрович. Да он со страху ничего не видел, когда на вас налетел. Какой же тут суд. Ну, выругайте дурака, только и всего, – удивился Жуковский.
– Нет, тут умышленное нападение солдата-еврея на русского офицера. Это, если хотите, оскорбление чести мундира, прошу суда, – настаивал Чиж.
– Вы еще не совсем оправились, дорогой, отдохните, успокойтесь, тогда мы и поговорим с вами об этом, – не соглашался Жуковский и пошел к себе.
– Тогда я сам расправлюсь с Зайцем, по-свойски, – вспыхнул Чиж.
На свою беду. Заяц как раз в это время проковылял невдалеке.
– Заяц, сюда! – окликнул его Чиж.
Солдат подошел и испуганно смотрел на офицера.
– Как ты, сволочь, смел сбить меня с ног? – заорал капитан,
– Виноват, ваше благородие, нечаянно, с перепугу, – залепетал Заяц.
– Брешешь, жидовская морда, нарочно. – И Чиж со всего размаху ударил солдата по лицу.
Удар был так силен, что Заяц едва устоял на ногах. Из разбитого носа и губ потекла кровь, на глазах показались слезы. Но, скованный дисциплиной, он продолжал стоять навытяжку.
Чиж бил его долго и с остервенением, пока Заяц, покачнувшись, не стал медленно опускаться на землю.
– Встань, стерва! – заорал капитан и, ткнув его ногой еще несколько раз, ушел.
Солдаты издали наблюдали за избиением и поспешили на помощь к Зайцу, лишь только офицер отошел. Его подняли и понесли в казармы.
– В чем дело? – спросил появившийся Борейко.
Солдаты рассказали ему о происшедшем.
– Отнести Зайца в казарму, отлить водой и прислать ко мне взводного Родионова, – распорядился Борейко.
Когда Родионов, такой же огромный и массивный, как и поручик, не спеша, с чувством собственного достоинства подошел к Борейко, последний приказал:
– Скажи фельдфебелю, что Заяц переведен в мой взвод, и освободи его на три-четыре дня от всех нарядов. Зайцу прикажи на глаза штабс-капитану не показываться. И если его Чиж еще тронет, то я сам поговорю с ним.
– Слушаюсь! Заяц нам во взводе сгодится, он на все руки мастер, – ответил Родионов.
Вернувшись с Утеса на Золотую гору, Стессель и Белый имели довольно растерянный и напуганный вид. Их свита только у самой батареи сумела задержать испугавшихся лошадей и тем спасла генералов от неприятности.
– Счастливо отделались, – со вздохом облегчения проговорил Стессель. – На будущее время буду ездить только верхом; легче с одной лошадью справиться, чем с парой, да когда еще кучер дурак и трус.
– Хорошо все, что хорошо кончается, – примирительно ответил Белый.
В самом начале боя один из двенадцатидюймовых японских снарядов попал в каземат на Тринадцатой батарее, пробил полуторасаженный слой земли, затем два аршина бетона и разорвался, убив трех солдат и тяжело ранив двух… Как только бой кончился и японцы ушли в море, командир батареи капитан Зейц решил отслужить панихиду по убиенным. Из Управления артиллерии был вызван священник.
Когда Стессель и Белый вышли из экипажа и подошли к батарее, рота Зейца была уже выстроена. Около покрытых шинелью трупов седенький попик служил панихиду, усердно махая кадилом. Зейц с офицерами стоял впереди, одним глазом наблюдая за приближающимся начальством.
Солдаты стояли, вытянувшись в струнку, с фуражками на согнутой левой руке. На лицах их застыло суровоскорбное выражение. Слышались тяжелые вздохи, мелькали руки крестящихся. Попик заунывным голосом провозгласил «вечную память новопреставленным воинам». Хор тихо и торжественно запел «вечную память».
Генерал Стессель, подойдя к телам усопших, картинно отвесил три земных поклона и, откинув шинели, прикрывавшие трупы, приложился к покойникам.
Попик заторопился и, путая слова молитв, поспешил закончить панихиду. Как только он кончил, Стессель обратился к солдатам с речью:
– Братцы! Коварный враг неожиданно напал на нас, но не застал врасплох. Сегодня вы сами видели попадания наших снарядов в японские корабли. И да не смущается сердце ваше первыми жертвами войны. Мир праху героев, живот свой положивших за веру, царя и отечество. Не посрамим же земли русской и белого царябатюшки. За проявленное вами сегодня мужество награждаю вас крестами. Ура!
– Ура! – угрюмо, но дружно и четко подхватили солдаты.
– Вот это часть! Не то что там, внизу. С такими героями мы всех японцев, как мух, перебьем! – пришел в восторг генерал.
– Кому же, ваше превосходительство, кресты давать? Батарея ведь сегодня не стреляла, и люди сидели по казематам? – спросил Зейц.
