Пеликан. Месть замка Ратлин - Гельб Джек

Джек Гельб

Пеликан. Месть замка Ратлин

Чем шторм громче, тем быстрее он проходит

© Джек Гельб, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Глава 1. Туман

Портраш, графство Антрим 1577 год

Каменный хребет гнулся под тяжким бременем. Внизу, уже изголодавшись, бились морские бесы. Их кучная возня сбивалась седой пеной.

Граф Рене Готье стоял перед обветшалым мостом, ведущим к замку Данлюс. Тьма сгустилась, плотно укутав собой зловещие руины. Воля его колебалась, как ветхая ткань на ветру. Едва ли что можно было разглядеть под ногами. Даже при свете дня восхождение к замку было задачей нелегкой, а теперь, когда опустилась беспробудная ночь, и говорить нечего. В тот момент, когда граф вот-вот обернулся бы назад, вернулся по скалистой дорожке обратно в бухту и стал бы искать ночлега в жалких домишках, он увидел знаменье, явившееся за миг до отречения от данной клятвы.

Замок был жив. Он дышал изнутри, отбрасывая длинные тени в кромешной тьме. Этот проклятый огонь и был той мятежной неупокоенной душой, ради которой Рене явился сюда. Пересилив страх, граф ступил на ветхий мост. Камни пугливо шевельнулись, перестукнувшись друг с другом. Рене замер, прислушавшись, и через несколько мгновений продолжил идти вперед, на зов багряного пламени, что трепыхалось в груди замка.

Обломки дверей давно гнили на каменном полу. Граф перешагнул через них и оказался в зале. В углу, под правым боком каменной лестницы, и бился трепыхающийся огонек. Вверх тянулась резкая полоса черной сажи и копоти. Пламя оживало в этих стенах не в первый раз.

Граф настороженно обернулся, оглядываясь. На ободранных стенах плясали длинные тени, глумливо извиваясь по прихоти пламени.

– Ты здесь? – спрашивал Готье.

Эхо еще не успело стихнуть под высокими сводами, как багряная вспышка блеснула на лезвии меча – клинок рассек кромешную тьму и обрушился в шаге от проворного Рене. Новый замах не заставил себя долго ждать, но и граф был начеку. Пригнувшись, Рене схватил камень с земли и метко швырнул в голову противника, в ответ услышав злобный рык сквозь зубы. Отступая назад, Рене оступился, уклоняясь от нового разящего удара. Черная фигура выпрямилась, быстро переводя дыхание. Граф мог разглядеть глаза с суженными от ярости зрачками, источающие слепое отчаяние за гранью помешательства. Ржавая борода неровными клочьями выступала на худом подбородке и впалых щеках. Грязно-красные волосы исполосовали бледное лицо, замаранное одеяние свисало бесформенным рваньем.

– Кто ты?! – вопрошал Готье, не отводя взгляда.

Стиснув зубы до скрипа, оборванец приставил лезвие к самому горлу графа.

– Ты Финтан Макдонелл? – спросил Рене, ощущая холод на своей шее.

Меч дрогнул, и графу показалось, что в следующее мгновение он расстанется с жизнью: грубое лезвие поцарапало шею, и тонкая струйка крови спустилась под воротник.

– Откуда ты знаешь это имя? – сипло спросил Финтан.

– Я знал того, кто был там, в Ратлине, – ответил Рене.

В такие дни кажется, что время застыло. Оно замерло в мутном тяжелом тумане. Серость разъела горизонт, и тот сросся с темно-серой водой, стал единым замершим монолитом: непоколебимым, молчаливым и холодным, как вечность. В этой пустой и бесполезной вечности, где-то внизу скалистого мшистого утеса, волны бились о скалы, а чайки пронзительно срывались друг на друга. Этот отдаленный гулкий шум мог ненадолго отвлечь от тяжелой мысли: время сковано неподъемными цепями, оно замерло на месте, и этих скал еще не касалась такая сила, что способна вновь заставить день сменяться ночью. Сутки слипались, небо то светлело, то темнело, но один день ничем не отличался от другого.

В этом тумане, который застилал собой все вокруг так, что верх нельзя отличить от низа, а день от ночи, плыла одинокая фигура, закутанная в черную шерстяную куртку и шарф, закрывавший от суровой непогоды. Тень брела, больше похожая на мрачное видение, скверный вымысел, нежели на человека с бьющимся сердцем и горячей кровью. Бесцельно бредущий призрак замер. Его пробила дрожь. Виной тому были вовсе не холод и сырость, которые неслись семью ветрами. Туман, подлый подельник греха и обмана, прятал в молочной завесе каменную громадину – замок Данлюс. Давно поверженный каменный великан покоился тут на растерзание всем проклятьям холода и моря. Тянулся гнусный писк, который следует после резкого шума, разрыва снаряда над самым ухом. После нескольких мгновений воцарилась тишина, жуткая тишина, которая правила в могучих стенах некогда живого замка, залы которого были натоплены, отогреты изнутри, а снаружи гордо вывешивались знамена смелого и непокорного клана Макдонеллов.

Сейчас перед глазами были лишь обглоданные временем и запустением руины, но в памяти воскрес герб – щит, разделенный на четыре равных фрагмента. На первом красный лев вставал на дыбы и хищно скалился, предаваясь пламенной свирепости. Подле него, по левую сторону, изображалась рука, держащая крест. На нижних двух фрагментах располагались рисунки трехмачтового галеона и рыбы. В самом центре, меж четырех знаков, орел распахивал крылья, и поверх него еще один корабль гордо поднимал три флага. Память с пугающей точностью воскрешала это изображение в памяти, беспощадно терзая старые раны.

Пересилив себя, странник отвел взгляд и продолжил свой путь. Через пару минут тень-призрак добрался до крутого склона, где его ожидали грубо вырубленные ступени, если так можно было назвать кривые уступы, пробитые вразнобой, блестевшие от влажного тумана. Преодолев спуск, странник оказался в укромной бухте, надежно скрытой от посторонних глаз широкоплечими скалами, которые нависали исполинскими великанами. Если же чей-то зоркий глаз и смог бы с моря углядеть это укромное пристанище, ему пришлось бы сойти на шлюпки, ибо тут коварная черная вода лукаво прикрывала зубастые и голодные скалы.

Давно и удобно расположившееся тут запустение не собиралось никуда уходить, плотно укутавшись в туманы и шум прибоя. Тусклый и унылый вид набережной заверял, что в этих краях время остановилось, ибо иного объяснения, отчего же ветхий причал еще не сгнил, попросту не было. Доски на пирсе давно разошлись, если когда-то и были подогнаны по размеру, во что сейчас верилось с трудом. К этому жалкому пристанищу притулились несколько худеньких или, напротив, разбухших лодок. Какой-то бледный продрогший бедолага стоял по колено в воде и красными от холода руками пытался залатать пробоину. Чайки, покачиваясь, либо ходили по берегу с величием благородного феодала, оглядывающего свои владения, либо с яростным запалом сражались за рыбьи головы и хвосты, которые нет-нет да и перепадали из рыбной лавки, помимо которой тут, в бухте, приютилась еще пара покосившихся домиков.

Погрузившись в свои мысли, укутанная тень побрела прочь с причала, глядя себе под ноги, когда звериная чуйка заскреблась в холке. Взгляд поднялся сам собой и, прежде чем рассудок, принялся истолковывать увиденное. Тот, кто наблюдал за странником, был весьма заметной фигурой и даже непомерно громоздкой. Здоровяк более двух метров ростом полулежал на камнях, опираясь на один локоть. Мех на старом плаще был невесть из какой грубой щетины, уже порядком поредевший – то тут, то там не хватало клока. Судя по распахнутой на груди рубахе, здоровяку был нипочем гнев семи ветров. Первая же мысль о пьянице, не добредшем до укрытия, быстро улетучилась – ничем спиртным не пахло и в помине, крепкий здоровяк попросту был не из мерзлявых. На теле синели отметины недюжинных схваток, заметнее всего был шрам прямо на груди, у самого сердца. Помимо рубцов и ожогов, синели и рисунки на обгорелом под палящим солнцем теле, уже порядком расплывшиеся и выцветшие, выдававшие бывалого морского волка. Волосы и борода изредка пресекались проседью. На вид ему могло запросто быть за сорок, а то и за пятьдесят лет, и с первого взгляда было видно – здоровьем он не обижен. Финтан, как и любой беглец и изгнанник на его месте, насторожился, ибо уже два года как подобные встречи не сулили ничего хорошего. Несколько мгновений они смотрели друг на друга.