Василий Сигарев - Семья вурдалака

ВИКТОР (смотрит на Сергея). Броня в сорок три пальца… (Людмиле Ивановне, ласково). Людмила Ивановна, проснитесь. Я не про деньги уже говорю.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. А про что?

ВИКТОР (морщит лоб, как будто у него болит голова). Про товары народного потребления, дорогая.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Про…

ВИКТОР. Да, да, да. Про золотые изделия, про технику там японскую или корейскую, про меха. Есть такое?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. У нас?

ВИКТОР. У вас, у вас… Есть?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Нету.

ВИКТОР. Малоимущие что-ли? Или алкаши?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. У нас было. И обручальные кольца у обоих и серьги у меня с камнем. Цепочка даже была. А потом Ромка начал… Заболел когда — и все.

ВИКТОР. О-е-е-е-ей, как грустно. Прям слезы брызжут, теть Люда. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о… менуэте в туалете. (Смеётся.)

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Что?

ВИКТОР (резко). Я говорю, ты расписки видела, мать?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Видела… Да.

ВИКТОР. Плати, значит!

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ну я же сказала, у нас…

ВИКТОР. Кончай стонать, а? С тобою по-хорошему говоришь, а ты уперлась, бля, как осел. Мальчика что ли надыбала?! Мальчика, а, тетка?!

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Извините… если я вас обидела… чем-то.

ВИКТОР. Все… Пойдем, лучше посмотрим, что у тебя есть. (Пошел в комнату. Наташа за ним).

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (Сергею). Сыночек, родненький, ты скажи ему, другу своему, что нету у нас ничего. Мы ему потом вернем. С процентами вернем. А сейчас уйти вам надо. У нас папку нашего парализовало недавно. Ромку милиция с наркотиками поймала и к нам пришли, искали. А папке нашему плохо стало. Оскорбили они его. У него инсульт был. Парализовало его. Ты скажи ему, сыночек…

СЕРГЕЙ. У вас попить можно?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. На кухне есть, кипяченая, в чайнике. Только ты скажи ему, а мы — потом вернем. Ты же хороший. (Держит его за рукав). Скажи, ладно. Попроси его.

СЕРГЕЙ. Скажу. (Идет на кухню).

Людмила Ивановна за ним. Наливает воды в стакан. Сергей пьет.

ВИКТОР. (в комнате, озирается). О-хо-хо-хо-хо. Россия, Россия. Вечная проблема: дороги, жулики и нищета. (Громко). Да, Батя?

Петр Петрович не отвечает, смотрит на экран.

Батя? Шоколадную конфету хочешь? «Белочку»? (Смеется).

МОЛЧАНИЕ

А девочку? Целочку, батя. (Ржет. Наташа тоже).

Петр Петрович молчит.

Эй? Ты че, слепо-глухо-немой патент?

ХОХОТ. ТИШИНА.

Виктор подходит к Петру Петровичу, выключает телевизор, разворачивает коляску. Водит перед глазами Петра Петровича рукой.

ПЁТР ПЕТРОВИЧ (крепко вцепился в подлокотники кресла). Что вам от меня надо?

ВИКТОР. Взаимности… Курить будешь?

ПЁТР ПЕТРОВИЧ. Я не курю.

ВИКТОР. А я курю. (Достал сигарету, зажигалку, закурил). Ты чего, на самом деле не ходишь? Или притворяешься, чтоб на работу не ходить? Может, проверить? (Крутнул колесико зажигалки). Шучу. Деньги у вас где лежат?

ПЁТР ПЕТРОВИЧ. У жены все.

ВИКТОР. А у тебя нет?

ПЁТР ПЕТРОВИЧ. Не держу.

ВИКТОР. У-у-у, как. (Встает, смотрит на Наташу, делает вопросительный жест головой). Ну че?

НАТАША. Телик-дрянь, не сдать. Посуда тоже ни о чем.

ВИКТОР. Слышишь, батя? В нищете вы, оказывается, живете.

С кухни приходит Сергей. За ним Людмила Ивановна.

Ну че, Серый? Че там есть?

СЕРГЕЙ. Там? Ничего. Вода.

ВИКТОР. Ой, блин, а. Куда мы попали? Так что, Людмила Ивановна, делать-то будем? Золото где держите?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. У нас нету.

ВИКТОР. Слышали уже. Может, займете деньжат-то? По соседям, по родне. Немного ведь надо-то. А?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Где же я займу-то столько? У нас бабушки одни в подъезде. Пенсионерки. (Петру Петровичу). Петя, у тебя не у кого?

Петр Петрович не отвечает.

ВИКТОР. Петя, тебя спрашивают.

ПЁТР ПЕТРОВИЧ. Что?

ВИКТОР. Займи деньжат у друганов- алкашей, будь паинькой.

ПЁТР ПЕТРОВИЧ. У меня нет.

ВИКТОР. Друганов?

ПЁТР ПЕТРОВИЧ (подбородок у него задрожал). Прекратите… издеваться.

ВИКТОР. Ой, как мы заговорили. Может подеремся еще, а? Поспарингуем.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (вдруг упала на колени). Мальчики, миленькие, его только не трогайте! Он больной у нас! У него инсульт был! Ему волноваться нельзя! Я вам верну все. До копеечки верну. Потом только. Потом. Мальчики, миленькие, прошу вас! Сереженька, Витенька, Наташа… Я все верну. (Заплакала).

СЕРГЕЙ. Пошли, Витек.

ВИКТОР (очень странно глядит на Людмилу Ивановну). Иди… И ты, прошмандовка, иди. Только завтра свои долги принесете. А не принесете — в лес повезу… Идите.

НАТАША. Ты чего, Витя? Я же с тобой…

ВИКТОР. Да… Со мной. (Смотрит на Сергея). А ты с кем? С ней? С этой тварью пресмыкающейся, а? С червем с этим, а? Тогда тоже на колени вставай.

СЕРГЕЙ. Витек, кончай.

ВИКТОР. Вставай, я сказал.

СЕРГЕЙ. Витек…

ВИКТОР (кричит). Быстро!!!

Сергей медленно встает на колени.

Я за своим пришел. Свое забрать. Я не виноват, что ваш Ромочка мажется. Не я его на иглу садил. И не я ханку придумал. Так общество очищается. Все слабые вымрут, а мы останемся. Будет мир, покой и братство всеобщее. А то, что я банчу — это время такое. Каждый живет так, как может. У меня, между прочим, мать тоже училкой была. А потом умерла. От диабета. Гангрена на ногах началась. Говорили, в Москву ехать лечиться надо. А деньги-то где взять, а? Вот и умерла. И отец учителем был, трудовиком. Запил сейчас где-то. Сдох, может, тоже уже. А я с бабкой живу. С четырнадцати лет. Квартира трёхкомнатная почти пустая. Вот мне один дяденька, бывший цыган, и говорит: «Может возьмешь немного попробовать толкнуть. Я твой адрес раздам. Будут к тебе приходить. Сваришь им, всадишь, посидят немного и уйдут. При деньгах, говорит, зато всегда будешь». Я подумал, подумал и согласился. Дурак. И вот теперь идут они ко мне каждый день, как к Господу Богу. Ползут. Эти твари, эти насекомые. Несут из домов все, все, что деньги стоит. У кого мамки на птичнике работают, несут яйца. У кого на колбасной фабрике — фарш и колбасу. Те с предприятий прут, а эти — у них. Экспроприация экспроприаторов называется. Другие шапки несут зимние, кольца обручальные, магнитофоны. И я беру. Некоторые не берут, берут только деньги. А я беру. И сам за них сдаю. Жалко потому что. А те, кому нечего нести, а воровать боятся, расписки пишут. А с этими расписками — к мамочкам. И мамочки платят, потому что дети у них единственные и любимые, какими бы они ни были. А те знают об этом и пользуются. И пишут, и пишут. Ясно, а? Ясно?

МОЛЧАНИЕ

Ладно, харе, вставайте. В церкви так стоять будете. Ну, подъем, подъем.

Людмила Ивановна поднимается с колен.

Рому вашего ждать будем.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Рому? Зачем? Он уехал ведь.

ВИКТОР. Никуда он не уехал. Натали…

НАТАША. Сегодня его видела. С Кишкой кассеты сдавали.

ВИКТОР. Вот. А вы врете, Людмила Ивановна. Учительница ведь вроде. Чему детей- то научите? А?… Анальгин у вас есть? (Массирует рукой затылок, морщится).

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Что?

ВИКТОР. Таблетки. От головы, от мигрени, от боли. Есть?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Парацетомол только. На кухне.

ВИКТОР. Пойдемте.

Идут на кухню. Сергей и Наташа садятся на диван. О чем-то тихо говорят.

Петр Петрович сидит спиной к телевизору, отрешенно смотрит перед собой.

На кухне Виктор опускается на табурет.

Людмила Ивановна достает пакет с лекарствами. Роется.

ВИКТОР. Замучил вас сыночек-то ваш, а?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Это… Чего?

ВИКТОР. Достал, говорю, Ромочка-то уже поди? Сил нет, жизнь кошмаром стала, а?

МОЛЧАНИЕ

Так или нет?