Зарубежный экран. Интервью - Черток С. М.
В кино дебютировал в 1955 году в фильме Ласло Бенедека «Дети, матери и генерал». Мой герой — молодой немецкий солдат, который дезертирует, осознав бессмысленность войны. Его ловят и расстреливают. Потом снимался у Хельмута Койтнера в картине «Дочь Фландрии», в фильмах «Свадьба доктора Данвича» и «Последние будут первыми».
— Какая из написанных вами пьес приобрела наибольшую известность?
— «Герострат», поставленная в 1967 году в театре «Каммершпиль» в Руре. Это вещь сатирическая и абсолютно современная, Место действия — греческий город Эфес, где в 356 году до нашей эры честолюбивый маньяк сжег знаменитый храм Артемиды. В спектакле все признаки наших дней — асфальт, будки телефонов-автоматов на улицах, светофоры, телевизионные камеры, кинорепортеры. Заседает палата депутатов, политические лидеры выступают с демагогическими заявлениями. Храм поджигает молодой бездельник Себастьян Микропулос, сын депутата парламента и будущего министра. Кандидат в диктаторы, использовав выгодную ситуацию, расправляется со своими политическими противниками.
Пьеса не документальная, но в ней нет ничего такого, чего не встречалось бы в действительности — в третьем рейхе, в Далласе или в Бонне. Это мой принцип. Я трижды играл Гамлета — два раза в театре и один раз на телевидении. Теперь хочу еще раз поставить спектакль в театре, а потом и в кино. Но это всегда остросовременный «Гамлет». Я считаю, что любое произведение на сцене и на экране должно непрерывно и постоянно затрагивать тему войны. После премьеры «Гамлета» в мюнхенском «Дейчестеатре» зрители сказали, что это спектакль о Вьетнаме.
— Относится ли этот принцип и к экранизации тургеневской «Первой любви», которую вы сейчас осуществили?
— Конечно. Я прочитал повесть много лет назад, восхитился ею и тогда же начал думать об экранизации. Это бессмертная история: воспоминание о юности человека, много лет назад покинувшего родину. Ее ценность с годами не уменьшается. Но как подойти к ней? Как Пырьев к «Братьям Карамазовым», точно восстановив быт и все приметы времени? Или как Пикассо, который взял старый, много раз использованный художниками ландшафт и сделал его новым? Меня привлек второй путь. Не нужно делать эту вещь слишком русской. Чувства людей во всех странах одинаковы, и везде им угрожают политиканы. Фильм показывает любовь в обществе упадка. Разве эта тема не современна для английского, американского или любого другого общества, где существует эксплуатация и где расцветают идеи войны?
На основе старой истории я сделал современный фильм, но это не значит, что я прибегал к нарочитой модернизации. Я искал костюмы, которые носили тогда и носят сейчас. Это нетрудно сделать, ибо началось повальное увлечение XIX веком. Даже хиппи стали одеваться так, как сто лет назад. Это тоже позволило сохранить очарование прошлого и сделать тургеневское произведение современным.
«Нюрнбергский процесс»
Такой метод позволяет избежать «клюквы», всегда вероятной, когда иностранец берется за русскую вещь. Снималась картина в Венгрии. В главной роли — шестнадцатилетний английский актер Джон Мулдер Браун. Зинаиду играет француженка Доминик Санда, которую снимал Робер Брессон в «Кроткой». Княгиню — Денди Николс. Поэта Майданова играет английский драматург Джон Осборн, это его первое выступление в новом амплуа. Он читает по ходу фильма стихи Евтушенко и играет великолепно. У меня небольшая роль отца — таинственной фигуры, все время находящейся где-то на заднем плане. Это моя первая режиссерская работа в кино. Я пригласил оператора, который раньше работал с Бергманом, и он сказал мне, что Бергман был огорчен — он тоже хотел экранизировать «Первую любовь»...
...«Первая любовь», показанная вне конкурса на VII Московском Международном фестивале, до этого получила один из главных призов международного фестиваля в Сан-Себастьяне и вызвала восторженные оценки печати.
До 1958 года Максимилиана Шелла больше знали как брата знаменитой артистки Марии Шелл, хотя к этому времени он уже снялся во многих фильмах в Германии и играл в театрах. Известность ему принесла роль фанатика-гитлеровца в фильме американского режиссера Эдварда Дмитрыка «Молодые львы» (1958), поставленном по известному советским читателям роману Ирвинга Шоу.
«Первая любовь»
— Предложил мне эту роль, — рассказывает артист, — Марлон Брандо, с которым я встретился в Париже. Я тогда не знал английского, и он перевел для меня сценарий на французский язык. А английский текст я выучил на слух наизусть. После этой картины я получил подряд восемнадцать предложений сниматься. Но уметь ждать — первая заповедь актера. Я отказался от всех восемнадцати похожих друг на друга ролей и не работал в кино три года. В Америке меня пригласили сниматься в телефильме. Он был поставлен по сценарию Эбби Манна и назывался «Нюрнбергский процесс». Я играл роль защитника. После успеха этой телепостановки Стэнли Креймер решил сделать фильм «Нюрнбергский процесс». Эпизоды в нем почти те же самые, но он разнообразнее по режиссуре и интереснее по монтажу. С этого фильма и началась моя настоящая карьера в кино. Я не был уверен в том, что играл хорошо, но пресса, еще до того, как я получил за роль «Оскара», очень поддержала мою трактовку и помогла мне поверить в себя.
...Эта роль принесла Шеллу мировую славу, и он с тем большей осторожностью выбирает следующие роли и снимается в кино редко: комедия Дэниела Манна «Упражнение для пятого пальца», трагикомедия Дмитрыка «Чудо в Купертино», комедия Жюля Дассена «Топкапи» (название музея в Стамбуле) с участием Питера Устинова и Мелины Меркури. Все три фильма — комедии, и я спросил у актера, нет ли у него особого интереса к этому жанру.
— Мне нравятся комедии. Со спектаклем «Венецианские близнецы», поставленным в Венском театре, я объездил всю Европу. Приятно играть, когда люди в зале смеются, причем в разных странах — в разных местах спектакля. Но главное для актера в том, чтобы менять жанры и менять роли. И на роль в «Затворниках Альтоны» я согласился потому, что она не похожа на предыдущие.
...Шелл играет в этом фильме сына владельца преуспевающей западногерманской кораблестроительной фирмы старика Герлаха — Франца фон Герлаха, бывшего офицера вермахта. Шестнадцать лет Франц находится в заточении на чердаке отчего дома, числясь погибшим на фронте. Целыми днями он диктует на магнитофон свое покаяние — исповедь потомкам, рисует на стенах преследующие его кошмары прошлого — пытки огнем, тела повешенных.
Франц — фашистский палач и сам жертва фашизма. Когда-то он укрыл у себя в доме раввина из Польши, а отец выдал священника, чтобы спасти неосторожного сына. Теперь Франц говорит отцу: «Если бы ты не был доносчиком, я не стал бы палачом». Отец и сын ненавидят друг друга, но их связывает общность вины. В пьесе Франц фон Герлах просто безумец. У Шелла это отчаявшийся и затравленный безумец.
— Это моя тема в искусстве, — говорит актер, — борьба между совестью, естественными порывами человека и официальной догмой, ложно понятым долгом. В Соединенных Штатах, Германии, Италии я видел, как люди живут в противоречии с той системой, которую они сами для себя создали. И в искусстве меня интересует человек, попавший в ситуацию, которая ставит его перед необходимостью выбора. В конце концов, вопрос Гамлета — быть или не быть? — это тоже борьба между его внутренними убеждениями и уродством политической системы.
— Вы послушный актер или спорите с режиссером?
— Я не могу играть сцену или эпизод, в которых нет смысла, или произносить фразу, плохо написанную. Тогда возникают споры. Самое трудное в кино — это поиски правды. В театре сразу видишь результат игры. В «Затворниках Альтоны» был случай, когда на съемках вся группа во главе с Де Сикой устроила мне после монолога овацию. Мы были так уверены в удаче, что отказались от дубля. А когда пришел материал, оказалось, что сцену нужно переснимать, и я играл ее по-другому.
