Наталья Старосельская - Кирилл Лавров
Именно этим и войдет в историю театра спектакль «Квартет», последний спектакль Кирилла Юрьевича Лаврова, в котором он сыграл не отвлеченный образ звезды оперного искусства, а свое великое актерское прошлое, которое вот здесь, на подмостках Большого драматического театра, на протяжении пяти с лишним десятилетий рождалось, укреплялось, развивалось и — достигло невероятных высот…
Он сыграл его в последний раз 24 марта 2007 года, после долгого перерыва, связанного с болезнью. Говорят, что он вышел на родную сцену с упоением, в воодушевлении, соскучившись по делу своей жизни и как будто чувствуя, что выходит на эту сцену в последний раз…
Киноработ на протяжении 1990-х и 2000-х у Кирилла Юрьевича было множество. Собственно говоря, перестроечные и постперестроечные годы мало что изменили для него в этом плане — он по-прежнему был востребован, снимался не меньше, чем в советские времена. Другое дело, что отказывался от ролей все чаще — ведь теперь потребны стали совсем другие герои, чаще всего «без биографии», играть которых ему было просто неинтересно.
Не все из фильмов этих десятилетий довелось мне увидеть, а то, что видела, не принесло открытий и потрясений. И не вина артиста была в том — вина кинематографа, который до неузнаваемости изменился, потерял глубину, утратил подлинно философское звучание. Да и в советские десятилетия у Кирилла Лаврова были проходные роли в кино, но в них был все-таки какой-то смысл — к чему-то они звали, что-то провозглашали, у персонажей, сыгранных Кириллом Юрьевичем, всегда были биография и характер: пусть чересчур «отутюженные» и положительные, но находящие отклик в душе самого артиста, соответствующие его собственным личностным чертам. Впрочем, может быть, это кажется из дня сегодняшнего, когда Лаврова уже нет, а мы жадно смотрим на экране старые ленты и видим в них не только то, что объективно было, но и то, что ушло из нашей жизни, то, что напоминает нам о молодости, надеждах, мечтах? Наверное, с годами они и вправду становятся другими, фильмы и спектакли нашего прошлого…
Теперь подобных ролей становилось все меньше. Конечно, Лавров не соглашался на откровенную «лабуду», всегда старался найти в характере и психологии своего персонажа что-то увлекающее, цепляющее его. Но это случалось нечасто.
В одном из интервью Кирилл Лавров признавался: «В основном киноактеры работают в определенном амплуа. Вот и ко мне „приклеился“ тип положительного героя. Переиграв кучу одинаковых киноролей, вольно или невольно начинаешь повторяться, работать „на штампе“. Отсюда — „проходные“ картины, которые ни мне не запоминаются, ни зрителю. Беда, которой я — увы! — не избежал. Ну что поделать — такова судьба… Слава Богу, что вообще снимали: многим артистам повезло куда меньше. Я снялся, наверное, более чем в сотне картин и, конечно, приятно, что зрители помнят и узнают. Но, к сожалению, из этой сотни могу насчитать не более десятка фильмов, которые люблю и за которые мне не стыдно».
Пожалуй, здесь просто необходимо вспомнить о двух его очень разных, можно сказать, полярных работах последнего периода — о телевизионных сериалах «Бандитский Петербург» и «Мастер и Маргарита». О «Бандитском Петербурге» мы уже немного говорили на этих страницах, но нельзя не отметить, что Лавровым в этом фильме был создан не просто очередной персонаж, а крупный, сильный характер матерого уголовника Юрия Михеева по кличке Барон. Человек жесткий, властный, привыкший, чтобы ему подчинялись по первому слову, он обладал и каким-то непостижимым аристократизмом, который не истребили в нем ни тюрьма, ни звериная жизнь бандита. Смертельно больной, умирающий человек, он продолжает держаться обеими руками за жизнь, в которой привык ощущать себя хозяином, властелином, распорядителем. И постепенно его мужество, его сила воли, его ярко выраженное мужское начало начинают вызывать невольные симпатии и уважение к этой личности. Не только среди уже упоминавшихся «бандитов» новой и новейшей формаций, но и среди ценителей искусства и конечно же у верных поклонников таланта Лаврова.
Разумеется, Кирилл Лавров не мог не увлечься всерьез этим образом: масштаб личности, биография, сила характера, огромное мужское обаяние, чувство собственного достоинства, наконец, завидное мужество человека, знающего, как мало ему отпущено. Все эти черты были и в нем, в его собственном характере, но, если можно так выразиться, со знаком плюс — в то время как в Бароне они раскрывались в основном со знаком минус. И почти не сомневаюсь в том, что для Кирилла Юрьевича была здесь особая «манкость»; не зря он часто любил говорить: «Мой „инструмент“ — я сам. Самое интересное, когда удается „отойти“ от себя до такой степени, что начинаешь мыслить как другой человек». И подобная возможность «перевертыша» не могла не увлекать Лаврова в работе над фильмом «Бандитский Петербург».
Кстати, здесь вспоминается признание артиста из другого интервью: «Вероятно, у меня есть некоторый запас нравственных и физических сил, но меня всегда увлекают сильные характеры». Случается, конечно, порой так, что человека (в частности, артиста) влечет прямо противоположный характер, темперамент, но здесь было иное: Кирилл Лавров, действительно, предпочитал использовать собственный «инструмент» — то, что было сформировано и воспитано в нем трудной военной молодостью, отношением к своему делу родителей, профессиональной школой, пройденной у Константина Павловича Хохлова и Георгия Александровича Товстоногова.
Глава седьмая ПРОЩАНИЕ И ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ
Это название совершенно естественно родилось в памяти благодаря одной из последних и самых крупных и значительных киноролей Кирилла Юрьевича Лаврова. Пронзительная, едва ли не самая горькая (но и светлая!) глава романа М. А. Булгакова относится не только к Мастеру, Маргарите и свите Воланда, но и к пятому прокуратору Иудеи всаднику Понтию Пилату, которого Лавров сыграл так, как, наверное, и возможно сыграть артисту подобного масштаба, личности подобного масштаба свою последнюю роль. Эту работу не оценили по достоинству, потому что слишком много споров и несогласий, несовпадений с булгаковской эстетикой вызвал фильм в целом. В таком случае говорить об отдельных ролях как-то не очень принято, но нельзя умолчать о том, каким был в «Мастере и Маргарите» Понтий Пилат.
Известно, что режиссеру фильма Владимиру Бортко настоятельно советовали подумать о другой кандидатуре на роль Пилата. В одном из интервью Бортко рассказывал: «Говорили: „Он же стар!“, но мне ведь не возраст был важен. Мне был важен масштаб личности. А Лавров — личность колоссальная». И правота, точность взгляда режиссера были доказаны уже первым эпизодом, в котором появлялся Понтий Пилат.
Он выходил на террасу дворца Ирода замкнутый, угрюмый, опускался на трон, прикрывал глаза, унизанные кольцами руки бессильно лежали на коленях, углы рта — опущены… Каждый миг ощущалось, что этот человек сосредоточен на своей боли, мучительно преодолевает ее, но в коротких взглядах холодных светлых глаз угадывался мощный и страшный правитель, личность, привыкшая повелевать, привыкшая к беспрекословному послушанию по мановению не только руки, но даже брови, раздраженно взлетавшей над пронзительно светлыми, суровыми глазами. В разговоре с Иешуа Га Ноцри он лишь единственный раз повысит голос, спрашивая: «Что такое истина?» и — невольный, минутный испуг промелькнет в глазах всемогущего прокуратора, когда он услышит от Иешуа о том, что головная боль скоро отпустит Пилата — начнется гроза и придет облегчение…
«Ты слишком замкнут и потерял веру в людей», — скажет Пилату Иешуа, и мы воочию увидим это во взгляде, в опущенных углах рта, в одновременно мощных и хрупких руках, в легкой тени улыбки Кирилла Лаврова, проживающего жизнь человека, определившего ход истории… Режиссер и актер не пошли по соблазнительной линии упрощения характера человека, «умывшего руки». Понтий Пилат Кирилла Лаврова — не просто мощная личность, но человек думающий, сомневающийся и страдающий еще до того, как принял решение о казни Иешуа Га Ноцри. Не случайно, когда заходит у них разговор о царстве истины, Пилат поначалу с иронией вопрошает о нем, а затем раздраженно кричит: «Оно никогда не настанет!..» И в этих словах — трудный и печальный опыт человека власти…
Во многом роль Понтия Пилата построена на тех самых «зонах молчания», которые уже давно стали сильным отличительным знаком дарования Кирилла Лаврова: выразительный взгляд, который может мгновенно теплеть или леденеть, скупые, но точные движения рук, внутренняя сосредоточенность. В разговоре с первосвященником иудейским Каифой Пилат непривычно разговорчив, он словно на наших глазах выискивает одну за другой уловки, чтобы спасти преступника, но, поняв, что проиграл, негромко и очень твердо произносит свое: «Не будет покоя ни тебе, ни народу твоему, Кайфа…» — словно и в этом случае определяя ход дальнейшей истории.
