Валерий Тодоровский - Любовь
Маша молчала…
Ехали в электричке. Саша говорил:
— Мадам подыщет себе мужичка попрестижнее. Интересно, ты с этими, престижными, сразу в постель ложишься или денек все же крутишь мозги, строишь из себя целку? Ну, говори! Строишь? Чуть не забыл! Бабка–то жениха уже подыскивает, фотографии старушкам показывает. Что, никак пристроить повыгоднее не получается? Или мы вам по национальной принадлежности не подходим? Женитесь только на своих? Да что ты молчишь?!..
Он заглянул ей в глаза. Маша плакала…
В метро он нависал над ней, держась за поручень.
— Ну хорошо, прости… Я хотел поговорить, так вышло. Посмотри на меня. Ты же видишь… Разве непонятно? Я очень тебя люблю… и… А ты будто не видишь. Ты должна себя по–другому вести, так нельзя. Да скажи что–нибудь!..
Остановились у ее подъезда. Люди уже шли на работу.
— Иди домой, — сказала Маша и шагнула в дверь. — Приходи завтра, хорошо?
Он шел за ней.
— Почему же завтра? Почему не сейчас? Пришел лифт. Маша открыла дверь. Вдруг обернулась.
— Это… Очень сложно объяснить, я не могу, — сказала она.
— Что ты не можешь?!!
— Объяснить.
— Тогда… Иди ты…
Саша повернулся, чтобы уйти, но взгляд его упал на почтовый ящик.
— Посмотрим, что там у вас? — Он рванул дверцу, и на пол скользнуло что–то белое. Он быстро поднял конверт.
— Отдай! — она протянула руку.
— Что нам пишут очень хорошие люди… — Саша надрывал бумагу.
— Это не твое. Отдай. Отдай! — она сорвалась на крик.
— Прочту и отдам.
Он развернул бумагу и встал под лампочку.
— Мадам в волнении. Не это ли письмо мы так ждали? Итак. Приготовились…
— Прошу тебя, отдай письмо… — проговорила Маша.
— Начинаем… Так… — Он приблизил бумагу к глазам: — «ОВИР города Москвы. Прийти к инспектору Савостикову… С одиннадцати ноль–ноль…» Что это? — он поднял на нее глаза.
Молчание.
— Что это значит?
— Это значит, что я уезжаю. — Она медленно подошла к нему.
— Куда?
— В Израиль.
Они стояли лицом к лицу.
— Почему ты не сказала об этом раньше?
— Я боялась.
Он протянул ей бумагу. Она взяла. Она хотела погладить его по лицу, но Саша вздрогнул, как от прикосновения чего–то отвратительного.
— Ты… Тварь! Жидовка, — голос его сорвался. — Ты жидовка!
Он вышел из подъезда, услышав за спиной ее крик.
Ночью, впервые за много лет, Саша расплакался, лежа на своей постели.
В Москве пасмурно, моросит дождь. Вадим и Саша под зонтиком блуждают среди новостроек где–то на окраине города.
В а д и м. Сто восьмой, сто двенадцатый… Здесь же четные? Должен быть сто десятый. Черт, понастроили. Почему хорошие ляли вечно живут в таких трущобах? Ты можешь сказать, что случилось? Не хочешь — не надо. Где же этот дом… Сашка, Сашка…
С а ш а. Дим, эти, куда мы идем… Хорошие девочки?
В а д и м. Сегодня расклад верный, старая моя ватрушка с подругой. Ватрушка уже, кажется, ни на что не претендует, а подруга готова на все.
С а ш а. А сам–то ты хочешь?
В а д и м. Все ради тебя.
С а ш а. Но они точно дадут? Если это какой–то сомнительный вариант, я не хочу. Да — да, нет — нет!
В а д и м. Ну, брат, такого, чтоб сразу, не бывает. Всегда надо приложить усилие.
С а ш а. Смотря какое усилие. А нет — и черт с ними!
В а д и м. Я, конечно, молчал, но чувствовал, твоя евреечка себе на уме. Не хочешь говорить, не надо. Ну вот — сто десять. Спрятали, гады!..
В полутемной комнате кружились две пары. Интимная музыка располагала к сближению. Вадим танцевал, обнявшись с партнершей, в то же время в движениях его была некая небрежность.
Саша держался напряженно, и его партнерша, изящная и маленькая брюнетка, должна была поминутно привлекать его внимание. Она клала голову ему на плечо или долгим взглядом смотрела в глаза.
Пары вращались вокруг собственной оси. Когда Саша и Вадим оказывались между ними, происходил немой диалог: ну, что же ты? — показывал Вадим. Что за спешка? — мимикой отвечал Саша. Впрочем, когда лицом к лицу оказывались девушки они тоже не упускали случая перемигнуться и молча обменяться впечатлениями.
— Пойдем туда? — предложила партнерша Саше.
— Пойдем.
Она взяла его за руку и повела в другую комнату.
Вадим с облегчением вздохнул и уселся на диван. Девушка села рядом с ним.
— Он ей понравился… — сказала она. — А ты, говорят, ушел в семейную жизнь?
— Ушел. С головой.
— И никто не нужен? — она пальцами перебирала его волосы.
— Никто.
— Боже, где такие мужья? Ты не хочешь меня выдать замуж? Это было бы благородно. Вот хотя бы за этого Сашу. Хороший мальчик. Надо было мне оставить Сашу, а себе взять Лариску. Хотя тебе же никто не нужен!
— У Саши большая любовь, ему надо отвлечься, — сказал Вадим.
— А может, у него и ко мне будет большая любовь?.. — говорила девушка с застывшей улыбкой на губах.
В темной комнате, на огромной двухспальной кровати сидели Саша и Лариса. Девушка начала раздеваться.
— Помоги мне. Заколка зацепилась.
Саша нащупал заколку в волосах, осторожно отстегнул ее.
— Спасибо.
— Слушай, — Саша повернулся к ней. — Скажи мне: зачем ты это делаешь? Просто так?
Она удивленно уставилась на него.
— Ведь я тебе не нравлюсь? Тогда зачем это делать?
— Нравишься, — сказала девушка. — Очень нравишься.
— Да?
— А иначе я бы не стала.
Она сбросила платье и упала на кровать. Саша раздевался.
— Супружеское ложе, — сказала девушка. — Я в жизни не лежала на такой кровати. Здорово, черт!
Вадим целовался.
— Я тоже хочу большой любви! — капризно сказала его девушка, отодвигаясь. — Немедленно говори мне о любви!
— Ладно, хватит, — помрачнел Вадим.
— Я хочу за тебя замуж! Я тебя люблю.
— Помолчи! — Вадим встал с дивана. Девушка рассмеялась. Она протянула к нему руки.
— Я пошутила, больше не буду… Вот зануда, пошутить нельзя.
Саша и Лариса лежали в разных концах кровати. Смотрели в потолок.
— Никогда не думала, что со мной такое случится, — сказала она.
— Извини, — сказал Саша.
— Не стоит.
Он встал, начал одеваться.
— Ты мне так понравился… — девушка сбросила одеяло, голая вытянулась на кровати. И сочувственно добавила: — Ты сходи к врачу, не запускай.
— Понятно, — Саша одевался быстро, как только мог.
— Подожди. — Она села на кровати. Саша остановился.
— Ты не расстраивайся, ладно? Не расстраивайся.
— Да.
Саша вышел. Он прошел через комнату, где увидел голого Вадима и девушку, и вышел за дверь.
Напротив Машиного подъезда была телефонная будка. Стоя в будке, Саша смотрел на ее окна и набирал номер. Трубку сняла Ревекка Самойловна. Саша молчал.
— Опять эти звонки, — сказала старуха. — Теперь молчат.
— Мама, выдерни шнур, — послышался голос Ирины Евгеньевны. — Я говорю, выдерни.
— Я сама знаю, — сказала Ревекка Самойловна и отключила телефон.
Он укрылся на даче. Жил в доме под открытым небом. Ночью становилось холодно, и тогда Саша в металлическом корыте раскладывал костер. Засыпал он рано, не дождавшись темноты. Спал на полу, завернувшись в старые ватные одеяла. Просыпался еще в темноте и уже не мог заснуть. На рассвете завтракал, раскладывая на газете хлеб и сваренную с вечера картошку. На крыльце пил заваренный до черноты чай.
Позавтракав, он взбирался вверх по стене дома, веревкой поднимал с земли доски и делал крышу. Иногда доски падали, и приходилось повторять все заново. Так проходило время почти до вечера…
С а ш а. Это все равно, что умерла. Села в самолет и умерла. И нет ее.
В а д и м. Да почему умерла? Будет себе жить, там тоже жить можно.
С а ш а. Нет, ты не понимаешь.
В а д и м. Что я не понимаю, что я не понимаю?!
С а ш а. Она навсегда уезжает!
В а д и м. Ну и что теперь делать? Между нами, я иногда думаю, в какой Израиль мне свою отправить?..
Вечером он шел купаться. Майская вода была холодная, темная, застывшая. Потом спал…
Однажды во время работы он увидел Машу. С сумкой в руках она шла по шоссе, оглядывая садовые участки. У дома с недостроенной крышей она остановилась. Сверху Саша следил за ней.
Она прошла через калитку, заглянула в дом. Никого. Прошла вовнутрь. Саша наблюдал за ней.
Маша поставила на пол сумку и принялась разгружать ее, вынимая пакеты, бутылки кефира и еще что–то. Посмотрела наверх. Он отпрянул, и сразу стали слышны шаги по крыше, застучал молоток. Саша работал. Она вымела из дома грязь. Постелила разбросанные одеяла. В угол сложила гору инструментов. До вечера они не сказали друг другу ни слова. Саша спустился в дом, когда крыша была готова. Молча, сидя напротив друг друга, ужинали.
