Юрий Нагибин - Виват, гардемарины!
Алеша, напрягшись, свалил поленницу в снег. Лошади, почувствовав облегчение, рванулись с места.
Слуги шарахнулись по сторонам, пропустив беглецов.
Телега вырвалась за ворота и помчалась по улицам Цербста, пугая ранних прохожих.
Карета катилась лесом. Никита смотрел в окошко на мелькавшие елки.
Неожиданно за крутым поворотом Никита увидел неподвижную карету.
Гаврила резко придержал лошадь. Никита вышел. Сквозь заснеженные хвойные ветки они разглядели графиню Рейнбек и Фике, стоявших около своей кареты.
Высокие сугробы вдоль дороги были истоптаны, снег забрызган кровью. Тут же валялось выломанное колесо, какие-то обрывки бумаги и материи шуршали на ветру. Ничком в сугробе лежал мужчина в разорванной одежде, другой с трудом влезал в карету графини. Кучер ему помогал. За фигурой кучера не удавалось разглядеть лицо потерпевшего, но было слышно, как он стонал.
— Нападение, — с тревогой прошептал Никита.
— Успокойтесь, князь, — не на наших. Тревожно мне, Никита Григорьевич. Вернемся назад от греха… Вечно вы ввязываетесь!
— Помолчи! Женщинам грозит опасность. Да любой уважающий себя мужчина…
— Охота пуще неволи, — промямлил Гаврила.
— Ну при чем здесь Фике? — взорвался Никита. — Даже если бы это случилось не с ней, с кем угодно, я все равно помог бы потерпевшим.
— Кто не просит, тому не подают.
— И потом, грешно упускать такой случай, — отмахнулся Никита от слуги. — Он послан мне самой фортуной!
Никита прыгнул в карету и подъехал к злополучному месту.
— Сударыня, могу я предложить вам свою помощь? — Он поклонился Иоганне.
Фике встретилась глазами с Никитой и заговорщицки улыбнулась, пряча лицо в муфту.
— Можете, сударь! — воскликнула мать, оглядываясь на его карету.
— Мой экипаж к вашим услугам.
— Я пересяду, маменька! — обрадовалась дочь. — В нашей карете тесно.
Фике рванулась к карете Никиты, но мать удержала ее.
— Веди себя прилично! — прошипела она ей в ухо и больно ущипнула, потом обратилась к горничной: — Шенк… пересядьте в экипаж этого любезного юноши. Вы будете охранять нас, — милостиво позволила она Никите.
— Рад служить вам, сударыни. — Он помог герцогине сесть в карету.
— Это ужасно… кровь. — Она старалась не смотреть на лежавшего на снегу человека. — Убитый… Мое сердце не в силах выдержать, оно разорвется.
— Мужайтесь, сударыня, — прошептал Никита, видя такую чувствительность, и протянул руку Фике.
Девушка шагнула на ступеньку и насмешливым шепотом произнесла:
— У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего. Не волнуйтесь за маменьку. — В глазах ее застыли слезы.
Обе кареты отъехали от злополучного места. Когда они скрылись за поворотом, лежавший в снегу мужчина поднял голову и негромко свистнул. Из лесу ответили таким же свистом.
Карета Иоганны.
К Брильи — это его внесли в карету — возвращалось сознание. Иоганна отерла платком оцарапанный лоб шевалье. Он открыл глаза.
— О Боже, где я? Я вижу перед собой ангела!
— Ему уже лучше, — сообщила Иоганна дочери.
Та оторвала глаза, полные слез, от книги, скользнула по шевалье взглядом и отвернулась к окну, ища глазами кибитку Никиты.
— Кто вы, сударь? — Материнским жестом Иоганна провела рукой по его волосам.
— Всего лишь вояжер, сударыня. Я рискнул путешествовать без охраны и поплатился за это. Граф де Моден-Эгильон к вашим услугам.
— О! Я была представлена в Париже мадам де Эгильон. Она ведь в родстве с вашим министром?
— И с королевой, — важно сказал Брильи. — Графиня де Эгильон — моя тетка.
— Графиня Рейнбек с дочерью. — Иоганна с улыбкой поклонилась.
— С дочерью? Вы смеетесь надо мной! — Он был потрясен. — Я думал, что вы сестры… Как прелестна ваша дочь!
В голосе Брильи было столько искреннего восхищения, что Фике подняла на него из-за книги заплаканное личико.
— Что вы читаете, прекрасное дитя?
Фике показала обложку.
— Ларошфуко, — прочитал де Брильи. — Я польщен. И чему учит вас этот великий француз, философ и насмешник?
— «Истинная любовь — одна, а подделок под нее тысячи», — неторопливо прочитала Фике, захлопнула книгу и шмыгнула носом.
— О, вы унаследовали не только красоту и доброту вашей матери, но и ее ум! — продолжал де Брильи. Потрясенный, он не мог оторвать взгляд от юной красавицы. — Вот когда сожалеешь о прожитых годах… — Он взял ее руку, нежно погладил, давая понять, что хочет поцеловать, но не решается.
Фике понравились комплименты, и она улыбаясь смотрела на него, ожидая, что будет дальше.
— Моя дочь еще ребенок, — с педагогической ноткой в голосе сказала Иоганна, мягко высвобождая руку Фике. Брильи сразу переключился на мать.
— Могу ли я спросить, куда вы держите путь?
— В Потсдам. До масленицы мы пробудем в Берлине, а там… Я убеждена, что все делается по воле провидения. Оно поведет нас за собой.
— Конечно, конечно, — очень приземленным тоном согласился Брильи, что весьма контрастировало с речами Иоганны. — Я ваш раб, должник на всю жизнь! — И он припал к руке спасительницы. Она ее не отнимала.
— Полнота жизни, пестрота ощущений поднимают меня вверх, вверх… — Она томно подняла глаза. — Ах, сударь, пустяковая просьба: не могли бы вы ссудить мне небольшую сумму денег?
Брильи несколько опешил.
— Бандиты похитили мой багаж, но не успели обыскать меня. Рука… — Он поморщился. — Вас не затруднит расстегнуть мой камзол?
Иоганна с готовностью последовала его словам и, запустив руку под мышку Брильи, вытащила оттуда увесистый кошелек. Она сидела почти на коленях у кавалера.
— Но это только в долг, — сказала Иоганна деловито. — Под какие проценты? — Она расстегнула шубу, пряча деньги.
Прямо перед глазами Брильи возник пышный, поднятый корсетом бюст.
— Проценты — ваша улыбка, мадам, — прошептал он, и тут силы опять оставили несчастного. Он неловко поник головой на обнаженную грудь спасительницы.
— Фике, ему опять плохо! Где нашатырь? — воскликнула Иоганна.
Фике достала из дорожной сумки флакон, вложила в руки матери и поймала на себе ясный, восторженный взгляд мужчины, покоренного ее красотой.
Она дернула плечиком и спрятала улыбку за раскрытой книгой.
Никита старался разглядеть Фике через окно своей кареты.
Фике тоже хотелось увидеть красивого юношу, она прижималась лбом к стеклу кареты, оглядываясь назад, и даже помахала рукой.
Шенк не понравились эти переглядки, и она постно поджала губы.
Кареты мчались по лесу.
Дорога, идущая полями.
Освободившись от плена, Алеша и Саша верхами мчались в Потсдам. У развилки дорог они увидели указатель, на котором готическими буквами было написано: «Берлин».
Дорога привела их в лес.
— Только бы не наскочить на них! — крикнул Алеша. — Вряд ли герцогиня обрадуется встрече с нами!
Саша расхохотался:
— Кто мог подумать?! Милейшая женщина… И вдруг такая стерва!
Неожиданно за крутым поворотом перед ними открылась площадка с вытоптанным снегом и следами недавней схватки. Не слезая с лошадей, друзья рассматривали место зловещих событий.
— Что здесь могло случиться? — с недоумением сказал Саша. — Неужто на карету герцогини напали? — В его голосе звучала настороженность.
— Следы свежие. Кровищи-то…
Спрятавшись за густой елкой, за ними следил одноглазый человек.
— И по времени совпадает, — продолжал Саша. — Час от часу не легче!
— Проскочим скорей это чертово место! — решил Алеша.
— Там, может быть, наша помощь нужна…
Он не успел договорить — сильный толчок выбил его из седла. Лошадь под ним с громким ржанием рухнула на снег.
На Алешу кто-то навалился и придавил его к земле. Раздался выстрел.
Пуля просвистела над Сашиной головой и расщепила ствол деревца за его спиной.
Саша бросился на помощь другу, с размаху кинулся на клубок сцепившихся тел, выхватил нож и ударил им.
Из леса выскочили какие-то люди.
— На коня! — крикнул Саша, рывком ставя Алешу на ноги. — Я возьму их на себя, а ты — вперед!
— Не командуй! Уходить будем вместе. Отобьемся!
Их окружали.
Друзья выхватили ножи и шпаги, стоя спиной к спине, заняли оборону.
Завязалась жестокая схватка. Друзья быстро поняли, что противник у них опытный. Они орудовали шпагой, ножами, кулаками, стараясь прорваться к лошадям. Казалось, их план вот-вот осуществится; лошади, чуя опасность, беспокойно метались поодаль.
Саша, приняв на себя бандитов, крикнул Алеше:
— Беги!
Тот метнулся к лошадям, ловя на ходу поводья. Саша, отбиваясь, пятился по направлению к Алеше, но неожиданно из-за ели на него бросился одноглазый.
