Юрий Ильенко - Легенда о княгине Ольге
С криком просыпается княгиня — пусто в опочивальне, мерно покачивается колыбель, солнце роняет первый луч в узорчатое оконце…
Прочь наваждение! Прочь дурной сои!
Есть в опочивальне мать, и ненаглядное дитя, и радость детского пробуждения…
— Как ты разгадал этот сон, Ильм? — спрашивает Владимир, осторожно нахлестывая веником старика, распростертого на банном полке.
Старик не отвечал.
Загремела дверь, распахнулась. В баню ворвалась Малуша, за нею князь и его люди.
— С легким паром! — сказал отец Владимиру, но тот молчал.
Старик волхв приподнял голову:
— Я не разгадал этот сон, князь. Разгадай сам.
Он опустил голову и затих.
Свенельд шагнул к старику, склонился над ним.
— Кто это? — спросил Святослав.
— Это Ильм. Волхв. Но он умер…
— Много смертей в одну ночь, — мрачно изрек Святослав. — Но будет еще одна! — Ои резко повернулся и шагнул из бани, пылая гневом. — Гонца! Виверу! Задушу своими руками!
…Когда Свенельд выводил из бани бледного Владимира, мимо проволокли знакомого гонца Виверу.
Свенельд вошел в опочивальню, чтобы разбудить юного князя. Был он здесь, видно, впервые — зоркие глаза в миг вобрали все до последней мелочи: погасшую лампадку перед образами, перстень, закатившийся под лаву, темный от времени серебряный кубок у изголовья ложа, рядом с открытой книгой. Тот самый кубок! Мелькнуло в памяти Свенельда видение…
…Поднимает Рус высоко над головой княжеский кубок — темное серебро с медальонами, — сыплется наземь золото…
— Не спишь? — сказал Свенельд. — А я будить тебя пришел. Кони оседланы. Пора, князь, отец ждет. В Новгород пора.
Владимир встал.
— Будь осторожен, сынок, — поправился: — князь… Бежал Вивера, гонец. Будь осторожен.
— Буду, — пообещал отрок. — Только у меня еще дело одно осталось в Киеве. Повидаться надо с одним гадом. С конюхом немым.
— Зачем?
— Он гад, знал, что Облака должны убить.
И позволил.
Старый Свенельд посмотрел на Владимира с пристальным интересом:
— Неужно не знаешь, князь?.. А ведь лучший друг был. Повесился немой. В стойле Облака… Твоего слова ждем, не снимаем. Что прикажешь?
— Свенельд, мой отец Святослав чей сын?
— Ольгин, — улыбаясь, сказал старик.
— Отец кто?
— Раньше времени умереть хочешь?
— Вместе с тобой, Свенельд.
— Мне скоро сто.
— Одна такая ночь идет за сто.
— Умрем вместе, князь, — согласился Свенельд спокойно. — Его отца медведь заломал.
— Ты ошибся, Свенельд.
— Не горячись, князь.
— Ты сам сказал: я под счастливой звездой родился…
— Кто тебе рассказал? Ольга?
— Конь княгини — Облак! — с вызовом крикнул мальчишка.
— Вот и беседуй с конем, дурак.
Свенельд отвернулся, чтобы уйти, но передумал:
— Что с немым делать? Висит…
И тут силы покинули Владимира — мальчишке. все-таки, четырнадцать лет. Ои зарыдал. И старый Свенельд ничем не мог помочь ему, только приговаривал:
— Плачь, вой, плачь… Все вон плачут, когда друзья умирают, когда любимая уходит, когда их ранят в живот, когда кукушка врет, когда мамки умирают, когда пет правды на земле, когда дите первый раз узнает бессилие, когда старик познает бессилие, а жить хочется, когда наступает пролетье, а тебе умирать. Плачь, вой, плачь… А дед твой, отец князя Святослава, холоп был — Русом звали. Силен был — медведя голыми руками брал. Плачь, вой, плачь! Умрем вместе. Что же делать с немым конюхом?
Владимир вроде пришел в себя, всхлипывая, сказал:
— Он христианин был, вместе с Ольгой. Надо позвать Арефу.
— Не надо Арефу, — ласкал мальчишку Свенельд. — Зачем нам эти греки! Все путают, путают, житья от них нет… Ты знаешь, кто лошонком привел Облака в Киев? Немой.
Он от голода умирал, когда его нашли иод Киевом, а на шее была торба с овсом — лошонка кормил. Откуда он взялся, немой, и лошонок его? Никто не знал, будто с облака свалились. Так и коня назвали — Облак, благо он легкий, быстрый. Так что тризну надо справить и коня вместе с ним…
Свенельд не успел договорить, Владимир зажал ему рот рукой:
— Нет! Пет, Свенельд, нет! Как у вас просто, у стариков! Муж — жена, человек — конь, умер — убей!.. А ты умеешь, как Облак, говорить кожей, Свенельд? Глазами говорить умеешь? Умеешь знать наперед, куда не надо ступить?! Умеешь бежать и умереть на бегу? Умеешь быть другом, не зная, что ты друг? Умеешь?
— Умею, — спокойно сказал старик. — Все, что ты захочешь, я умею. Я человек — я все умею… Только неправильно ты говоришь: умею, не умею. Я так живу и ты так живи, князь… Что делать с немым?
— Сам сниму. Сам похороню.
— Как знаешь, князь.
— Облак отвезет его к яме.
…Обещал — не соврал. Похоронил. И грек Арефа пропел, что надо, над могилой. И конь Облак копытом в сырую землю бил.
Солнце вставало медленно, плавилось, куражилось, не хотело…
И побежали в Новгород. Впереди рыщет молодежь, горячая, незрячая. За нею — Свенельд — каждый кустик осмотрит, каждый след обнюхает. Потом — малая дружина, а дальше — вальяжно — князь. Сам все умеет, но доверяет юным, а больше Свенельду.
И не пропустил Свенельд того, что искал. Дождался Святослава:
— Князь, следы свежие. Конь Виверы, и с ними шестеро. Думаю, у брода па Уряче будет поджидать…
— Зачем?
— Ему терять нечего… Княжонка прикончит. Владимир все слышал.
— Вот пусть княжонок и решает, — не дрогнул отец.
Кони шли размашистой рысью.
— Не помню, чтобы Вивера когда промахнулся.
— И я не помню, — подтвердил Святослав. — Надень ему кольцо.
Свенельд подъехал к Владимиру и надел на палец кольцо. Владимир вопрошающе смотрел на отца.
— Приказал я выковать железное кольцо из того крюка, па котором немой повесился… Оно тебя от всех бед оградит. Не снимай его никогда. А теперь решай.
— Отец, я хочу поговорить со Свенельдом.
— Говори. — Князь хлестнул коня и ускакал вперед.
— Свенельд, как проехать к этому броду… — мальчик запнулся, — ну, где ждет Вивера?
Свенельд рукой указал направление.
— Свенельд, дай мне своего коня.
— Зачем?
— Я пойду к Вивере один. Не говори отцу…
— А зачем тебе мой копь?
— Я боюсь за Облака.
Они спешились и поменялись лошадьми. Владимир снял с себя лук, колчан, протянул Свенельду нож. Тот не торопился брать, угрюмо молчал, что-то обдумывая. Потом согласился, взял у Владимира оружие, так и не пророй ни ни слова.
Юный князь направился в сторону брода, исчез в зарослях молодого ельника. Свенельд внимательно смотрел ему вслед.
Владимир выехал на поляну. Навстречу ему шел старик — оборванный, всклокоченный, босой в простоволосый. Заметив Владимира, он напряженно замер. Владимир подъехал к нему.
— Старик, ты из этих мест? Как проехать к броду?
— Нет! Нет! — испуганно забормотал тот. — Я не из этого леса… Я дерево, но я не из этого леса…
Дрожь пробежала по спине мальчишки — старик был безумен, и молодой князь с трудом различал слова в торопливом невнятном бормотании:
— Меня хотели срубить… пришли с топорами… Я убежал из родного леса, вырвал себя из земли и убежал… Стал деревом-тучей. Куда ветер дует — туда и несет меня… Я дерево-туча…
У Владимира перехватило дыхание от страха — старик приближался к нему и говорил, говорил:
Слушай: когда молния ударяет в человека, он умирает, не услышав грома. Так умирают и кони. В меня молния била три раза. Я живу… живу… Ведь я дерево…
Тихий зловещий смех за спиной вырвал Владимира из оцепенения. Он обернулся — за его спиной, на опушке, стоял Вивера и с ним еще шестеро верховых.
— Я еще и не такие штуки знаю, похлеще дерева-тучи… Это Козья Нога — мой человек.
Владимир обернулся к старику. Тот, нагло ухмыляясь, отходил в сторону.
— Не торопись стрелять, Вивера, — проговорил Владимир.
— Ты что-то хочешь сказать перед смертью, сын ключницы? Ха! Ты, я вижу, без оружия. И один…
— Иди ко мне служить, Вивера, я дарую тебе жизнь. Будешь при мне гонцом, как прежде, при Олеге.
— Надо бы знать, — презрительно скривился Вивера, — чем я должен заплатить за такую княжью ласку.
— Только одним: рассказать мне правду о княгине Ольге. Ты много знаешь, она посылала тебя по самым тайным делам. Решай.
— Об Ольге? Ха! Я о ней все знаю… — Вивера не верил ни единому слову Владимира, но что-то в спокойной интонации князя смутило его. — Знаю, например, что она была болгарка, из Плиски.
— Болгарка? — изумился Владимир.
— Ха! Так сказал Вещий Олег, когда привезли ее для Игоря. Сказал, что она болгарка княжеского рода. А себя называл варягом… Знаю я, какой он варяг. Как я — греческий император! Грабил он торговых людей в верховьях Днепра, потом и вправду подался в варяжскую землю. А вернулся уже, видите ли, — ха! — варяжским конунгом!
