Фархад Агамалиев - Старый причал
— А ты, видно, никогда этого не поймешь, — остановилась Амина. — Ты у нас человек случайный — побудешь, уедешь и забудешь. Л мы живем здесь, понимаешь? Отец отсюда на войну уходил в восемнадцать лет, мать мою похоронил здесь. Ему не все равно, что здесь будет расти и через десять лет, и через сто… Все, механик, дальше я одна пойду! — И Амина быстро ушла по дороге.
На районном колхозном рынке в ряду, где торгуют фруктами, Ибрагим продавал виноград. Соседние прилавки, где прошлый раз торговал Агамейти и другие сельчане, были пусты.
У входа на рынок остановился «газик». Из него вышел Омароглу. Он подошел к Ибрагиму, взглянул на пустые прилавки рядом, помолчал, потом спросил с усмешкой:
— Как торговля?
— Покупают…
— Я вот думаю, как трудно людей распознать, — сказал председатель. — После того раза я думал встретить здесь любого, но только не тебя. А вышло наоборот. То ли твои соседи трусливее тебя, то ли… совести у них побольше? Как думаешь?
Ибрагим нервно сглотнул.
— За такие слова я в молодости, бывало, бил, не раздумывая, — глухо сказал он, глядя в сторону.
— А ты и так ударил, — невесело усмехнулся Омароглу. — Я тебя одним из самых порядочных считал в селе, а ты с базара не вылезаешь.
— У меня, председатель, детей пятеро и всех кормить-одевать надо.
— А у Агамейти что, семьи нету?
Ибрагим не ответил, снова отвернул лицо.
— Ладно, — вздохнул Омароглу. — Взвешивай, беру весь твой проклятый виноград.
— Нет, — сказал Ибрагим.
— Не имеешь права, — спокойно сказал Омароглу. — Я такой же покупатель, как все.
И стал накладывать виноград на весы.
И вновь грянул петушиный бой. Яростный клекот, летят перья, брызжет кровь. За изгородью, возбужденные шумом драки, невообразимо орали многочисленные куры. Победил черный петух Исы.
— Жестокая забава, — сказал Исе подошедший к концу схватки Эмин.
Тот, гладя своего непобедимого петуха, поднял на пария ликующие глаза:
— Ошибаетесь, уважаемый, это истинно мужское развлечение, причем, очень древнее. Как вы устроились в доме, может, что-нибудь надо?
— Большое спасибо, все в порядке.
Эмин поискал глазами вокруг, увидел старую жердь, взял ее и, опуская в воду, стал измерять глубину дна возле причала. Достал из кармана рулетку, замерил жердь, записал что-то в блокноте.
Иса издали настороженно за ним наблюдал. Подошел ближе, спросил с иронической любезностью:
— Позвольте узнать смысл ваших действий?
— Да я вот подумал, что, если разбивать виноградники на тех землях, — Эмин кивнул на побережье, — то действительно лучшего места для насосной станции не придумаешь.
Он попрощался и зашагал прочь. Иса проводил его долгим взглядом.
На столе лежали готовальня, логарифмическая линейка, карандаши, тушь… Эмин сосредоточенно делал расчеты, чертил на листе ватмана схему.
Отложил листы, скрестив руки, задумался. И тут в окно ударил камешек.
Под окном стояла Амина. В руке у нее был узелок.
— Вот твои вещи, я постирала.
— Спасибо огромное. Как же я с тобой расплачусь?
— Из Баку открытку пришлешь на восьмое марта, — усмехнулась Амина.
— Ты, я смотрю, прямо-таки решила выгнать меня из села, — засмеялся Эмин.
— Выгонять не надо — сам уедешь.
— А я, может, сначала насосную хочу отцу твоему построить? Расчеты вот делаю, кажется, что-то получается.
— Да что ты говори-ишь? — с насмешливым любопытством протянула Амина.
— Зайди, посмотри.
— Ну, заходить я не буду, некогда мне и незачем.
— Хоть вещи занеси, не класть же их на грязную землю, — улыбался Эмин.
— Какие вы все-таки хитрые, городские! — воскликнула Амина, направляясь к крыльцу.
Густые сумерки окутали берег. Агамейти и еще несколько человек грузили ящики с виноградом на паром.
— Все, последний в этом году, — сказал Агамейти, вытирая платком потный лоб.
Иса расплатился с ними. Потом, не мешкая, направил паром на тот берег.
Машина здесь уже ждала. Шофер и еще один парень сноровисто стали грузить ящики на машину.
— Ну что, все на этот год? — спросил Салман Ису.
— Боюсь, что не только на этот, — усмехнулся паромщик. — Ильяс тут теперь хочет все виноградом засадить. А вместо нашего гнилого парома здесь насосную станцию построят, плантажи попивать. Правда, председатель против пока. Но новый механик здесь уже дно мерил, что-то записывал, идеальное, говорит, место. Кончается наша паромная деятельность…
Салман сосредоточенно раздумывал:
— Нехорошо получается: только дело налаживать стали, и на тебе! Не обрадовал ты меня, не обрадовал. Откуда этот механик взялся?
— Из Баку прислали.
— И что, он безгрешен, как новорожденный?
— Откуда я знаю? — сказал Иса. — Хотя… — Паромщик помолчал немного. — Дочь Ильяса, люди видели, заходила к нему пару раз…
Эмин, добрившись, складывал в футляр электробритву. В дверь настойчиво и громко постучали.
На пороге стоял давешний загорелый мальчишка.
— Механик-ами, к телефону зовут!
— Женщина спрашивает?
— Нет, сказали, мужчина.
Они бежали рядышком по утренним улицам. Вслед заливались дворовые псы, удивленно глядели люди.
…В бухгалтерии по телефону разговаривала старая уборщица. Рядом с ней стояло ведро, лежала на иолу швабра.
— Нет-нет, успокойся, — говорила в трубку уборщица, — совсем не похудел, наоборот, поправился. Толстый стал, красивый. А вот и он сам!
— Слушаю? — сдерживая бурное дыхание, спросил Эмин и срачу же нахмурился.
— Сынок! — кричала Лейла-хаиум. — Мне не нравится, что ты сильно растолстел — ожирение сердца может быть. Кушай умеренно…
— Мама, — прервал се Эмин, — мне сказали, что звонит мужчина.
— Это я соседа попросила позвать тебя, боялась, не подойдешь.
— Как ты себя чувствуешь, как папа? — улыбаясь, спрашивал Эмин.
— Все хорошо! Ты понял — кушай умеренно!
— Мама, я не могу умеренно. У меня куры, корова, овцы, я сам масло сбиваю, хлеб пеку…
— Ты не смейся! Почему они тебе телефон не ставят в номер? Это же безобразие. Ты главный механик, у тебя высшее образование!
Старая уборщица, качая головой, приговаривала:
— Что значит материнское сердце, бедная женщина…
Эмин положил трубку, вышел на улицу. Навстречу медленно шла Амина.
— Ты так бежал, что я подумала, помощь нужна, — сказала она.
— Из района звонили насчет запчастей.
— А-а… А я подумала, может, мама твоя опять звонит. Говорят, сильно беспокоится за тебя, вдруг что-нибудь не то съешь.
Они секунду поглядели друг другу в глаза и вдруг захохотали, громко, заливисто, как могут только молодые.
— Слушай, — сказал он потом, — поехали куда-нибудь, воздухом подышим, поговорим…
— Прямо сейчас? — улыбнулась она.
— Прямо сейчас!
— А на чем?
Неподалеку от крыльца стоял ярко-красного цвета новенький «Москвич». Его старательно тер тряпкой, хотя этого явно не требовалось, молодой водитель, которого мы совсем недавно еще видели за рулем председательского «газика».
Эмин подошел к нему.
— Ну что, Джафар, доволен — наконец-то и у тебя новая машина?
Джафар счастливо улыбнулся.
— И не говори, Эмин-муаллим, пять лет просили, на старой стыдно было в районе показываться. Теперь и мы как люди!
— А давай-ка, милый, я проедусь, посмотрю, как мотор работает. — Он отстранил шо фера, быстро сел за руль и, открыв вторую дверь, сказал Амине: — Садись!
Краска медленно сходила с се лица.
— Ты с ума сошел, — тихо сказала она.
— Ну, садись же, люди смотрят!
И она, секунду помедлив, вдруг отчаянно вскинула голову и села в машину.
— А что сказать председателю? — кричал им вслед водитель.
Красный «Москвич», выбравшись на шоссе, проворно глотал километры.
— Как будто ты меня украл… — грустно улыбнулась Амина. — Только, когда крадут девушку, ее увозят далеко, а ты обратно привезешь. И тут начнется…
— Что «начнется»? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да ведь за все отвечать надо, — серьезно отозвалась она. — Этой прогулки мне уже точно не простят. И так шушукаются, что я тебе на шею вешаюсь. А я тебя просто видеть хотела… — последние слова она проговорила почти шепотом.
Он резко затормозил у обочины.
— И я тебя все время видеть хочу. Что же здесь плохого?
Она пожала плечами, отвернулась к окну. Тихо сказала:
— Видимо, есть предел, который переступать нельзя.
— Да какой такой предел мы переступили, что ты такое говоришь?! — сердито воскликнул Эмин. — Слушай, мы ведь веселиться думали, правда? Зачем же портить такой прекрасный день? — И он тронул машину.
Стрелой летел «Москвич» по серой ленте асфальта мимо сел, лесов, полей… И вот уже карабкается по узкой извилистой дороге в гору, где под огромным шатром древнего дуба расположился уютный ресторанчик. На маленькой площадке, невдалеке от столиков, стоил большой яркий автобус с надписью: «Интурист». Эмин остановил машину.
