Анатолий Гребнев - Успех
— Входи. Раздевайся. Будь как дома. Вот, если хочешь, шлепанцы, а можешь — так. Жена в командировке, вот такая у меня деловая жена, так что мы одни во всех смыслах…
— Кто она у тебя?
— О! Не говори. Работник областной прокуратуры, начальник отдела! Ничего, не страшно.
— Это у тебя вторая жена?
— Да. Первую ты помнишь, Аньку. С нашего курса. Расстались еще тогда. Это я здесь женился. Она старше меня на шесть лет. Но, в общем, все хорошо… Давай-ка, располагайся… Душ?
— Зачем?
— Освежает. Успокаивает.
— Я спокоен.
— Хорошо! Сейчас покормим тебя, я ведь сам готовлю, между прочим, сейчас попробуешь и скажешь… Слушай! — Олег выразительно посмотрел на Геннадия. — А? Позовем?
— Кого? Нет, не стоит.
— Две подружки. Умненькие, — сообщил Олег. — Я глупых терпеть не могу, должен тебе сказать. Девочки из книготорга. Это в наше время — о-о! Сейчас я позвоню. Ты располагайся. Хочешь, поспи. Сейчас тебе подушку…
— Да нет.
Но Олег уже тащил подушку, и плед, и еще бутылку с заграничной этикеткой — все быстро, ловко, заботливо.
— Вот виски, между прочим. Выпей, согрейся!
И пошел звонить.
Геннадий повертел бутылку, пить не стал; подушкой и пледом тоже не воспользовался. Принялся рассматривать книжные полки.
— Порядок, — сообщил, возвращаясь, Олег. — Как раз конец рабочего дня, я их застал, велел купить хлеба по дороге, у нас с хлебом плохо… Ну, так что? — Он наконец угомонился, сел, уставился на Геннадия. — Что делать будем?
— В смысле?
— Это все ведь очень серьезно, не знаю, понимаешь ли ты. Дело даже не в том, что ушла Арсеньева, хотя жалко, актриса она хорошая. Сейчас уже вопрос о тебе.
— Замечательная книга! — Геннадий листал альбом с репродукциями и, кажется, занят был этим всецело.
— Жена собирает… Могу тебе сказать, что будет завтра, — продолжал Олег. — Завтра тебя вызовет директор, это — сто процентов. Он у нас товарищ дипломатический, кстати, работал сколько-то лет за границей, во Внешторге, потом его за что-то разжаловали и — к нам. Вообще мужик толковый, конфликтов не любит, и я не удивлюсь, если он вежливо прикроет спектакль…
— Но почему же, за что? — спросил Геннадий, на секунду оторвавшись от книги.
— А потому, что ты не понравился хозяйке.
— Кому это? Арсеньевой? Я ей понравился.
— Ну, ты самонадеянный парень! — рассердился Олег.
— Слушай, я же так есть хочу, где твоя утка с яблоками? — сказал Геннадий.
— Ты почти угадал! — с живостью отозвался Олег. — Индейка!
И побежал на кухню.
Геннадий, отложив книгу, отправился за ним.
И здесь, на кухне, все дышало благоустроенностью и уютом, и дело спорилось в быстрых руках Олега: тарелки, вилки, ножи, наконец, обещанная индейка…
— Вот только хлеба нет. Девочки принесут. Ешь. Погоди, что мы пьем? Виски сюда не идет. Вино?
— Потом.
— Давай потом. Я тоже сяду.
— С Аней почему разошлись, если не секрет? — вдруг спросил Геннадий.
— Черт его знает. Какой-то четкой причины вроде и не было. Так, постепенно. Я уехал, она осталась.
— Тебя ведь женщины любят, да?
— Не знаю. Вроде, — сказал Олег. И посмотрел на Геннадия. — А это что, плохо?
— Да нет, хорошо… А ты мог бы себя представить в положении, когда ты любишь, а тебя — нет? Было с тобой так?
— Ну, естественно, — слишком легко ответил Олег и спохватился: — Все зависит от градуса… Ты что-то конкретно имеешь в виду?
— Ну, а если такой градус, что человек ходит за женщиной по пятам, говорит ей жалкие слова и не понимает, дурак, что себе же делает хуже, потому что как раз искренности и слабости женщины нам не прощают.
— Ты к чему это? — удивился Олег.
— Так, вообще.
— Этот человек — кто? Ты?
— Да пет, зачем же. Треплев!
— Ты что, смеешься?
— Слушай, ты отличный парень! — сказал с чувством Геннадий. — Я ведь тебя раньше не знал по-настоящему… Ты просто замечательный парень! Позвал меня утешать! И, главное дело, утешил) Индейка замечательная!
— Серьезно?
— Да.
— Подожди, еще пирог будет, вот девочки придут.
— Не надо никакого пирога. — Геннадий поднялся, Олег пошел за ним в комнату. — Все будет нормально, Олежка! Сделаем гениальный спектакль — всех сразу успокоим!
— Слушай, я ведь тебя тоже не знал! — воскликнул Олег. — Ты просто… Ну не то что самонадеянный. У тебя пет чувства опасности, да? Просто отсутствует как таковое?
— Может быть, — сказал Геннадий, н Олег с изумлением увидел, что он снимает с вешалки куртку.
— Ты куда это?!
— Я пойду.
— Подожди, как это ты пойдешь? Почему?
— Пойду, Олежка, в гостиницу, спасибо тебе.
— Они же сдут, обе!
— Ну, передашь нм привет. Посидите.
— Слушай, но так же не делают, подожди! — всерьез рассердился Олег.
— Да нет, Олежка, все нормально. Спасибо тебе. — Геннадий, одетый, стоял у двери. — Ты, слушай, не опаздывай на репетиции, я тебя прошу. — Кивнул и ушел.
Две девушки встретились ему внизу, у лифта. Одна из них несла сумку — по всей вероятности, с хлебом…
Репетировали сцену из второго акта.
Треплев (входит без шляпы, с ружьем и с убитою чайкой). Вы одни здесь?
Нина. Одна. (Треплев кладет у ее ног чайку). Что это значит?
Треплев. Я имел подлость убить сегодня эту чайку. Кладу у ваших пог.
Нина. Что с вами? (Поднимает чайку и глядит на нее).
Треплев (после паузы). Скоро таким же образом я убью самого себя.
Нина. Я вас не узнаю.
Треплев. Да, после того, как я перестал узнавать вас. Вы изменились ко мне, ваш взгляд холоден, мое присутствие стесняет вас.
Нина. В последнее время вы стали раздражительны, выражаетесь все непонятно, какими-то символами. И вот эта чайка тоже, по-видимому, символ, но, простите, я не понимаю… (Кладет чайку на скамью). Я слишком проста, чтобы понимать вас.
Треплев. Это началось с того вечера, когда так глупо провалилась моя пьеса. Женщины не прощают неуспеха. Я все сжег, все до последнего клочка. Если бы вы знали, как я несчастлив!
Алла Сабурова и Олег Зуев стояли на сцене одни. Геннадий курсировал между залом и сценой, говоря:
— Двигайтесь, Алла Романовна, не стойте! Положила чайку на скамью и пошла, он — за вами! «Я слишком проста, чтобы понимать вас»! Возьмите что-нибудь в руки — платок, тряпку. Чайка! Положила ее брезгливо! Какой-то символ, ну его! Все это уже неинтересно! Вот сейчас появится настоящий писатель, знаменитость. А тут эти неудачники, путаются под ногами!
— Так примитивно?
— Вот именно, примитивно. Женщины не любят неудачников. Им подавай успех!.. Давайте снова: «Что с вами?» И никакого сочувствия, одно раздражение: ходит там чего-то, канючит.
— «Что с вами?» — сыграла Алла.
— Вот правильно! Видите как. И бог вас еще накажет за это. Все ваши страдания и муки, то, что вас ждет, — это вам за Треплева, поняли?
— Вы так понимаете? — удивилась Алла.
— Так понимаю, да. Но для этого нужно, Олег Петрович, чтобы было и чувство настоящее, и талант. Не надо играть неврастеника. Он нормальный человек, несчастливый, с этой матерью, от которой он зависит. В деревне, в глуши, без денег, без видов на будущее. Вы подумайте, у него вот даже костюма нет приличного, не в чем поехать в город. А он талантливее их всех.
Геннадий в очередной раз спрыгнул со сцены в зал, сел в первое же попавшееся кресло, махнув рукой актерам, чтобы продолжали, и тут к нему подошла женщина — очевидно, из дирекции, секретарь — и шепнула на ухо:
— Вас просит Евгений Иванович. Он у себя.
На сцене Треплев и Нина продолжали свой мучительный диалог.
— «Вы презираете мое вдохновение, — говорил он, идя за нею, — уже считаете меня заурядным, ничтожным, каких много… Вот идет истинный талант; ступает, как Гамлет, и тоже с книжкой…» Истинный талант, где вы там? — позвал Олег. — Тригорин!
— Я здесь! — откликнулся из зала Павел Афанасьевич Платонов, Павлик, как его все здесь называли, и быстро, по-мальчишески, хотя был явно уже немолод, поскакал на сцену. — Прошу прощения! Откуда я выхожу? Отсюда?
И сразу же преобразившись, совсем другим шагом, держа перед глазами ладонь — воображаемую книжку, вышел из кулисы.
— «Слова, слова, слова, — произнес иронически в его адрес Олег Зуев — Треплев. — Это солнце еще не подошло к вам, а вы уже улыбаетесь, взгляд ваш растаял в его лучах. Не стану мешать вам…»
— Очень хорошо, — откликнулся из зала Геннадий. — Вот смотри, смотри на него. Пройдет время, и ты станешь таким же. Таким же, как он. Увидишь в себе черты Тригорина. И тогда — пулю в лоб! Понял, нет?
— Интересно, — заметил Олег.
— Тут всё интересно! Мы ставим неразгаданную пьесу. Мы ее разгадываем!.. Подожди уходить, постой! Нина, Тригорин, продолжайте!
