Юрий Нагибин - Белая сирень
Рахманинов. А какой хор! Ужасно досадно, что вы должны петь по-русски, не понимая. Текст Эдгара По изумителен! Как же вы будете петь, если будете понимать! (Он напевает.) «Забве-енье…» Обливиэн. Это душа, понимаете?
Голос из хора. А вы объясните!
Рахманинов. Что объяснить?
Голоса музыкантов. Все! Музыку!.. «Колокола»!.. Россию!.. Революцию!..
Рахманинов (улыбается). Вы, американцы, так нетерпеливы. Вы даже представить себе не можете, как вы счастливы, что у вас не было революции!
Молодой музыкант из группы деревянных инструментов (объявляет с озорной улыбкой). У нас была революция сто пятьдесят лет назад!
Рахманинов. Ну, значит, вам повезло, что она была сто пятьдесят лет назад и вы через это уже прошли. (Помолчав.) Ну что ж… Вы, наверное, слышали про русские колокола. Русская земля вот уже много веков была уставлена колокольнями. Первое, что я запомнил с самого раннего детства, — это звук колокола. Вся жизнь русского человека сопровождалась колокольным звоном — от рождения до смерти. Любовь — это свадебные колокола, а если пожар, чума или война, то колокольный набат возвещал беду. Последний раз колокол провожал человека до его могилы… Вот о чем эта поэма. Это — детство, юность, борьба и смерть… «Колокола», наверное, лучшее из всего, что я создал.
Голос из хора. Почему вы так считаете?
Рахманинов. Потому что мне кажется, что я в полноте выразил свои чувства… Чувства русского человека. (Он опускает голову и добавляет тихо.) Быть русским трудно.
Голос из хора. Почему?
Рахманинов. Потому что быть русским — значит терпеть. Нести свой крест, а это иногда очень трудно — смириться. Смириться, когда ненависть и кровь гнева и мести закипает в жилах… Рабское чувство мести. И труднее всего смириться со смертью. Вот в финале как раз и есть это примирение. Там, за примирением, свобода.
Рахманинов открывает партитуру.
Рахманинов. Вот здесь. Номер 475. Посмотрите!
Музыканты листают свои партии.
Рахманинов. Давайте отсюда, вот с этого места. (Говорит по-русски.) «И невольно мы дрожим, и рыдаем, вспоминаем». (Переходит на английский.) Прислушайтесь к альтам. Там у альтов вся сила… Весь секрет просветления. Давайте найдем силы для этого примирения со смертью…
Стоковский протягивает Рахманинову дирижерскую палочку, но он отрицательно качает головой, поднимает свои длинные белые руки и взмахивает ими. Хор и оркестр в едином дыхании подхватывают мелодию. Аккорд тянется волшебный и завораживающий. Стоковский с восторгом слушает, прикрыв глаза. Короткий взмах руками, и… музыка затихает. Восторженные взгляды, вдохновенные лица. У музыкантов нет слов, чтобы выразить, что они чувствуют. Пауза. Рахманинов смущенно улыбается.
Рахманинов (покашливая). Ну что ж, вот так. Извините за стариковскую болтовню.
Он поворачивается и спускается с эстрады. Музыканты с обожанием провожают взглядами его сутулую высокую фигуру. Стоковский стучит палочкой по пюпитру.
Стоковский. А теперь начнем все сначала.
Наступает тишина. Рахманинов садится рядом с Натальей.
Наталья (вполголоса). Говорил замечательно!
Рахманинов не отвечает. Он снова весь — внимание. Стоковский взмахивает руками, и зазвучала, полилась вступительная оркестровая фраза первой части, и могучим всплеском грянул хор. Такого Академия музыки еще не слышала. Фолли замер с открытым ртом. Руки Рахманинова вцепились в подлокотники кресла с такой силой, что побелели суставы. Рука Натальи ложится на руку мужа. Он поворачивает к ней отчужденное лицо.
Наталья. Ты помнишь тот день на Красной площади?
Рахманинов смотрит ей в глаза и медленно кивает. Мы приближаемся к его лицу. Восторженная музыка ликования уносит его к тому самому дню… уносит его на…
237. (Натурная съемка.) МОСКВА. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. 1896 ГОД. МАЙ. ДЕНЬ.Синее небо. Солнце брызжет сквозь нежную весеннюю листву. Вся площадь заполнена народом. Украшенные флагами эстрады для депутаций. Гремят пушечные залпы салюта. Звучат фанфары. Стройными рядами выстроились полки. А со стороны Тверской улицы, украшенной большими щитами с вензелями Их Величества и государственными гербами, как океанский вал, движется, приближаясь к нам, грозный гул. Восторженные крики народа и громовое «ура» войск катится за поднимающейся к Красной площади процессией императорских карет. Каждая карета запряжена двенадцатью лошадьми. Блестят золоченые каски сопровождающих камер-пажей. Впереди кортежа на белом коне — император. Он в форме лейб-гренадерского полка. Широкая алая Андреевская лента перекинута через расшитый золотом мундир. Вдоль Кремля выстроился Преображенский полк с хоругвями и знаменами. Звучат фанфары, перекликаясь по всей площади. Царский поезд приближается к Спасским воротам Кремля.
238. (Натурная съемка.) КРЕМЛЬ. ПЛОЩАДЬ УСПЕНСКОГО СОБОРА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.Здесь тоже огромная толпа народа столпилась на трибунах. Все, вытягивая головы, смотрят на открытые Спасские ворота, откуда вот-вот должен появиться кортеж, о приближении которого явно говорит нарастающий шквал приветствий.
В толпе — совсем юные Рахманинов и Наталья. Наталье плохо видно из-за спин, и она обращается к высокому Рахманинову.
Наталья. Ну, что?..
Рахманинов. Еще не появились.
Ликующие возгласы народа, фанфары, пушечный салют подхватываются ослепительными аккордами финала первой части «Колоколов», которые продолжают звучать на эстраде…
239. (Съемка в помещении.) КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ. ФИЛАДЕЛЬФИЯ. 1918 ГОД.…концертного зала Филадельфии. Вдохновенное лицо Стоковского…
Хор.
…И изменчивым сияньем,Молчаливым обаяньем,Вместе с звоном,Вместе с пеньем…
Ослепительная, ликующая музыка. Рахманинов и Наталья сидят, плотно прижавшись друг к другу, захваченные единым воспоминанием, которое унесло их на…
240. (Натурная съемка.) КРЕМЛЬ. ПЛОЩАДЬ УСПЕНСКОГО СОБОРА. 1896 ГОД.…Кремлевскую площадь в тот далекий солнечный день, когда они, еще совсем молодые, стояли в толпе, приветствуя государя. Вот он — въезжает на белом коне сквозь ворота, проезжает сквозь строй императорской гвардии, в золоченых, ослепительно сияющих на солнце кирасах. За ним — карета с императрицей. У императрицы в руках огромный букет цветов. Рахманинов и Наталья тянут шеи. За каретой императрицы движется громадная блестящая свита. На ступени Успенского собора встречать государя выходит все высшее духовенство. Вместе с продолжающейся музыкой симфонической поэмы, словно с неба, начинает литься колокольный звон, наполняющий все пространство. И вот ударил главный колокол — большой колокол Ивана Великого. Рахманинов и Наталья в толпе, поднимают головы и глядят на белокаменную колокольню, вознесшуюся золоченым куполом в небесную синеву, с которой словно стекает вниз могучий низкий звон.
Рахманинов (смущенно). Это глупо, но на меня действует до слез.
Наталья (улыбаясь). И ты утверждаешь, что ты не монархист.
Рахманинов. Я вовсе не монархист, но это что-то такое, чему не может не отозваться русское сердце. Что-то необъяснимое… Нет, хорошо… Как это хорошо!
241. (Съемка в помещении.) КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ ФИЛАДЕЛЬФИИ. 1918 ГОД.Тишина повисла в зале. Только что отзвучали последние аккорды второй части. Стоковский принимает поданное ассистентом полотенце и прикладывает к влажному от испарины лицу. Музыканты бесшумно переворачивают страницы партитуры. Рахманинов и Наталья в партере.
Рахманинов (кивая в сторону Стоковского). Какой мастер!..
Наталья не отвечает. Глаза ее подернуты грустью.
Рахманинов. Тебе что, не нравится?
Наталья качает головой.
Рахманинов. Что с тобой?
Наталья. Ты помнишь кружку?
Рахманинов. Какую?
Наталья. Ты помнишь, во время коронации народу раздавали царский подарок — памятную кружку? Ну, белая такая, с императорским вензелем?
Рахманинов. Конечно… Как прекрасно все начиналось и как ужасно кончилось…
Дирижерская палочка застыла в воздухе. Легкий взмах — и шелестящая, вкрадчивая музыка третьей части симфонической поэмы «Колокола» наполняет душу предчувствием беды и тревоги. Рахманинов закрывает глаза и качает головой, словно пытаясь отогнать кошмарное видение. Горестные, унылые восклицания валторн, напоминающие крики отчаяния, уносят его…
