Мария Хмелик - В городе Сочи темные ночи (сборник)
Сперва путь наш лежал среди лесистых гор. Затем выехали в степную равнину. Вдоль дороги время от времени попадались одноэтажные дома с детскими качелями и большими автомобилями у входа.
И полное безлюдие.
Никто не качался на качелях, не ковырялся в огороде возле дома, не ездил на больших машинах. За полдня мы никого не встретили. Перекусили быстро-быстро в маленьком, полупустом, каком-то сонном городишке и помчались дальше, потому что боялись опоздать.
Степь опять сменилась горами. Но это были горы почти без растительности. Лишь низкий колючий кустарник торчал пучками из-под камней.
Пейзажи, открывающиеся перед нами, были фантастической красоты. Желтого и красного цвета скалы, самых причудливых форм и очертаний. Говорят, в Туркмении такие же красивые горы. Впрочем, наш путь пролегал примерно в той же широте, только с другой стороны земного шара. В середине дня мы остановились посмотреть на место, которое называется Большая Гусиная Шея. Это две огромные горы, расположенные друг против друга и разделенные извилистой речкой. Своими очертаниями эти горы, если смотреть на них сверху, напоминают две огромные осиные головы. Мы стояли как раз на вершине, река текла внизу, где-то в километре от нас. В воде отражалось ярко-синее небо.
— Это место создано для общения с космосом, — сказал Том.
На мой взгляд, это был просто марсианский пейзаж: такое обилие красного цвета на фоне неба.
— Вот здесь был со мной Тарковский, — задумчиво добавил Том. — Потом он умер.
В другом месте, где среди торчавших из земли, как сомкнутые пальцы, скал текла река, названная в честь убитого индейцами или испанцами миссионера Святого Жана, Том обратил наше внимание на замутненность неба и объяснил, что это из-за лесных пожаров в Калифорнии, находившейся за тысячу километров.
— А вот здесь заплакала Лариса Шепитько, — добавил он. — Она жалела, что не сможет показать эти места своему сыну. Болгарская прорицательница предсказала ей скорую смерть, и Лариса знала, что никогда больше сюда не попадет…
Что-то мне перестали нравиться эти горы.
Видимо, не только мне, потому что Негода как бы невзначай спросила:
— А кто-нибудь из ныне здравствующих советских режиссеров бывал в этих местах?
— Да, — ответил Том, подумав. — В прошлом году я возил сюда Абуладзе.
Во ВГИКе нам показывали фильм режиссера Форда "Дилижанс", снятый в 1924 году. Это был первый вестерн, а Форд открыл эти места для кино. Одна деревенька так и называется Маленький Голливуд. Многие фильмы, в которых снимался Клинт Иствуд, тоже делались здесь.
На смотровой площадке Большого Каньона Негоде сделалось вдруг плохо. На нее накатил панический ужас от высоты. Она забилась под камень, и стоило большого труда вытащить ее оттуда. Наверное, сказалось сильное эмоциональное перенапряжение предыдущих дней.
А спустя полгода она сидела верхом на перилах балкона на 14 этаже и выкрикивала реплики из сценария "В городе Сочи темные ночи", а я, вспоминая ее ужас на Большом Каньоне, думала, а что как ей опять станет страшно. Но она настолько увлеклась ролью, что вообще забыла, что мы с ней путешествовали в американских горах и что там с нами происходило.
Паром конечно же уплыл прямо перед нашим носом по гладкой воде ярко-синего озера Поувелл.
Американцы стали обсуждать, что делать дальше. Проследив взглядом, как паром скрылся за каменным изгибом, Том сказал:
— Мы арендуем катер и совершим прогулку по воде.
Так и сделали. Том встал за штурвал, а я наконец рассмотрела, кто ехал во втором микроавтобусе.
Водителем у них была женщина по имени Кэролайн с пышной рыжей шевелюрой, а пассажирами: жена Тома, застенчивый японец и девушка в зеленых очках с татуировкой на предплечье и длинных черных велосипедных трусах под ситцевым платьем в цветочек.
Было жарко, плескалась за бортом вода. Катер уплыл далеко от берега и остановился.
— Надо бы искупаться, — деловито сказал Том.
И пока мы соображали, что наши купальники остались на берегу, в чемоданах, в багажнике микроавтобуса, Том разделся догола, встал на скамейку и прыгнул с нее в воду. Это произошло так стремительно, что я включилась лишь тогда, когда его голая задница мелькнула перед моим лицом.
— Идите сюда! — махал он нам из воды руками.
— Негода, давай! — подтолкнула я ее.
— Сама иди! — огрызнулась она и скрестила на груди руки.
И вспомнила про пленку-медузу, которая на наших глазах сожрала в телевизоре столько народу.
А в это время разделся Смирнов, и опять у меня перед носом мелькнуло обнаженное тело.
Смирнов в то время был первым секретарем Союза кинематографистов СССР, то есть занимал видный общественный пост, у него был в Москве большой кабинет, в приемной сидела важная секретарша.
"Стоило так далеко ехать, чтобы увидеть задницу секретаря Союза", — ворчала я, проклиная свою закомплексованность.
Тут я встретилась глазами с японцем и поняла, он тоже страдал — ему было стыдно.
А тут еще девушка с татуировкой лениво сняла с себя платье и в своих черных трусах, в телесного цвета лифчике плюхнулась в воду.
Японец тяжело вздохнул.
Потом я узнала, что раньше этот японец снимал порнографические фильмы. Последней его работой была картина о жизни мальчиков в каком-то заведении типа пионерлагеря. Причем мальчиков-подростков играли стриженые девочки.
На ночлег мы остановились в городе Кейнаб в штате Юта. Большинство американских путешественников — из этого штата. Вообще, жители Калифорнии с презрением относятся к жителям штата Юта, считая их отсталыми.
Когда нам принесли ужин — огромный бифштекс с картошкой, директор кинофестиваля в Сан-Франциско начал весело смеяться:
— Только в Штате Юта вас так накормят, — вытирая слезы, пояснил он нам. — Это еда времен президента Рузвельта…
Я слышала мнение, что в Калифорнии живут совершенно сумасшедшие люди, которые круглый год ходят в шортах и потому должны выглядеть стройными. От этого их мозги заняты бесконечным подсчетом калорий, а основная пища — листья салата. Наверное, директор кинофестиваля в Сан-Франциско был из этих.
После ужина всем русским женщинам резко захотелось "кейка". И когда официантка принесла нам толстый кусок пирога с большим слоем взбитых сливок, наши американские друзья посмотрели на нас так, будто мы сделали что-то совершенно неприличное.
— Ой! — через несколько минут, желая как-то разрядить атмосферу, воскликнула жена Тома. — Мы сегодня успели заехать к индейцам на ранчо, и там Сузуки Канеко накурился марихуаны к упал с лошади! Это было так смешно!
Японец тяжело вздохнул.
На следующий день мы наконец увидели живых индейцев. Причем я не сразу поняла, что это люди, так завлекательно описанные Фенимором Купером. Я отметила про себя: вот сидит киргиз в джинсах, пожилой, продает безделушки из камня… Лишь спустя несколько минут до меня дошло, так ведь это и есть представитель легендарных индейцев! А где же перья?
Когда проезжали индейский рынок, мы — все женщины, что ехали в автобусе, стали просить.
— Том, останови, мы хотим купить себе кольца!
Но Том молча проехал мимо, видно, берег наши деньги или не испытывал большого доверия к индейцам.
Те места, что мы проезжали, называются резервацией племени Навахо. Раньше, начитавшись советских газет, я думала, что резервация это что-то вроде концлагеря, где за колючей проволокой томятся притесняемые белыми индейцы в перьях. Но оказалось, что это территория размером примерно с Московскую область, где правят вожди. Один из важнейших законов — это закон о запрещении спиртных напитков. Индейцам нельзя их употреблять, потому что у них какой-то особый состав крови и их организм не выносит алкоголя.
Желая сделать нам приятное, Том привез нас на индейское ранчо, чтобы мы верхом на лошадях смогли объехать Долину богов.
Неподалеку от этого ранчо снимали рекламу сигарет "Мальборо".
Лошади попались смирные. Индейцы были нашими проводниками. Пейзаж — обалденный, И все было бы хорошо, но я в первый раз в жизни села на лошадь. Я не подозревала о том, что лошадь надо изо всех сил бить ногами по животу. С лошадью надо обращаться грубо. А я, начитавшись в детстве книжек дедушки Дурова о том, как он лаской и терпением дрессировал животных, была к такой жестокости совсем не готова. Потому моя лошадь делала то, что считала нужным. На середине пути она решила, что с нее хватит, и потрусила обратно на ранчо. Грозные вопли индейцев образумили ее на какое-то время, и, чтобы закончить быстрей все мучения на этой жаре, кобыла остаток пути проделала галопом.
Кое-как я приспособилась к ее ритму и, наверное, мое положение было лучше, чем у других: Негода села на лошадь в шортах и стременами стерла себе ноги до крови; Смирнов копчик отбил себе. Но я не выношу качки! На карусели меня укачивает на третьей секунде, а тут скачущая галопом лошадь. Кроме того, перед этим мы плотно покушали.
