Николай Атаров - Коротко лето в горах
39
Ранним утром в поселке Дорджа прохаживался по крыльцу бревенчатого домика почты.
У полукруглого окошка Галя сдавала телеграмму. Дорджа подошел и прочел из-за ее плеча:
«Вылетай немедленно выхожу замуж Галка»
Резким движением Галя попыталась прикрыть листок, потом спокойно отодвинула руку, дала прочитать.
— Это отцу?
Галя молча кивнула головой, с надеждой посмотрела ему в глаза — понял ли?
Они шли по горной тропе. Шли уже давно. О многом, видно, переговорили.
— Руки лошадиной шерстью пропахли. Понюхай…
Он держал ее ладони у своих губ. Не целовал — просто держал у губ.
— Я теперь все, что днем бывает, во сне повторяю, — говорила Галя, не отнимая рук. — Как урок. Чтобы лучше запомнилось? Давно хотела тебя спросить: ты ревнуешь?
Дорджа молчал.
— Можешь не отвечать. Понимаю.
— Можно, и я спрошу? — тихо сказал Дорджа.
— Не спрашивай. Не знаю.
— Вот так и любят.
— Все это гораздо сложнее. Тут что-то больше.
— Интересно.
— Что интересно?
— Больше, чем любовь?
Галя не отвечала.
— Ты хочешь тут остаться? — спросил Дорджа.
— Навсегда? — Она хотела быть честной в этом разговоре, ответить было нелегко. — Я, кажется, вешаюсь ему на шею.
— Не понимаю, что говоришь! — со злостью сказал Дорджа.
— Плохо учу тебя по-русски!
Она быстро пошла по тропе. Дорджа догнал, повернул двумя руками к себе лицом и бешено тряс за плечи.
— Нет, хорошо учишь! Хорошо! Хорошо!
40
В теплый день, какие бывают перед снегом, низко стелился дым костров. В сырой ложбине на косогоре десятки комсомольцев — из строительных отрядов, из изыскательской партии — копали лунки, разносили саженцы, сажали и окучивали деревца, обвязывали их от холодов ветками ели. Воскресник — «День леса».
Летягин шел среди посадок, и все его подзывали, спрашивали, показывали свою работу. А он очень устал. И у него о другом была забота. Он поглядывал на горы, затянутые облаками.
Галя работала в одной группе с Костей и Василием Васильевичем, но взглядом следила за Иваном Егорычем.
Бимбиреков расположился с зеркальцем, помазком и бритвой среди камней. Он уже вытирал щеки полотенцем и подозвал к себе Летягина.
— Садись, побрею. Юбиляр!
— Нет, уж я сам.
— Имей в виду — вечером пельмени под гитару. Дело не в том, что ты юбиляр… Подбодрим людей. Уж я лучше знаю, когда пить, когда выпивать.
Галя передала Косте деревце и отошла. Зигзагами — от лунки к лунке, переговариваясь с ребятами, — она направилась в сторону Ивана Егорыча.
У Летягина было дочерна утомленное, помертвевшее лицо. Он брился. И вдруг заснул с бритвой в руке. Вздрогнул и снова начал бриться.
А за столом, доставленным сюда с базы вместе с котлами и посудой, Прасковья Саввишна лепила пельмени.
Дорджа с лопатой подошел к столу.
— Леди Гамильтон, покорми меня, пожалуйста. Я голодный…
Он ел хлеб, запивая молоком, глядел, как стряпуха ловко лепит пельмени.
— Галочку не видела? — спросил Дорджа.
— Не видела я вашей Галочки.
— Хорошо кормишь. Спасибо. Уеду — буду тебя вспоминать, Леди Гамильтон.
— Ты так не зови меня. Какая я леди? Я Прасковья Саввишна… Думаешь, ты один девочку ищешь? Бимбиреков тоже спрашивал.
— Я когда-то буду его бить.
— Позвать его?
— Нет, пускай пока шутит.
— Он веселый.
Дорджа брел по ложбине среди работающих. Вытянув шею, он заметил в сторонке Галю и Летягина. Издали видно, как Галя с руками за спиной подошла к Ивану Егорычу. Вот он бросил полотенце на камень. Вот они пошли вдвоем. Вот присели в сторонке на камнях. Они говорили о чем-то — Галя доказывала, он слушал молча, изредка возражал… Дорджа не слышал разговора, только хорошо понимал, что разговор невеселый.
Подойдя к Бимбирекову, он тронул его за рукав.
— О чем они там разговаривают? Не знаете? — спросил он, показывая на Галю и Летягина.
— Ты себе в блокнот запиши: «Милые ссорятся — только… чешутся».
Смешно почесывая волосатую грудь, Бимбиреков откровенно веселился.
Удивительно непроницаемо было в иные минуты лицо Дорджи. Почувствовав что-то неладное, Бимбиреков быстро обернулся к нему.
Дорджа шел на него, пригнув голову, со сжатыми кулаками. Бимбиреков попытался скрутить ему руки. Никто не заметил этой безмолвной схватки.
Дорджа бил головой в грудь. Его очки полетели на землю. Толстяк инженер и худенький студент точно даже и не дрались, а играли. Только лицо Дорджи без очков — страшное.
— Ну-ну, погоди… Что я такого сказал… Очки затопчешь, дурень! — пыхтя и смеясь, говорил Бимбиреков.
Они одновременно нагнулись за очками.
А когда подняли головы — озлобление уже прошло, они почти улыбались.
— А чудно́ глядеть на нас со стороны, как думаешь? — сказал Бимбиреков, утирая пот. — Неудачники в любви сочувствия не вызывают. Как на этот счет у тебя на родине?
— Одинаково. Во всем мире одинаково.
— Мы с тобой олухи царя небесного.
— Что такое — о-лу-хи?
— Это мы с тобой, — с нежностью сказал Бимбиреков.
41
По горной тропе, по валунам бездорожья поднимался «газик»-вездеход. В машине двое — шофер и Калинушкин. Вот они увидели костры, молодежь на лужайке. Услышали баян.
Галя первая подбежала к машине. Заглянула — отца нет.
— Зачем приехали? — разочарованно спросила она Калинушкина.
— По тебе заскучал.
Подбежали остальные. Послышались голоса:
— Опоздали, Кирилл Кириллыч!
— Нет, он как раз вовремя — к пельменям!
— Вот, вас деревце ждет!..
— Не знали, доедем ли! Ну и дорога… — говорил Калинушкин.
— А как же наш грузовичок добрался? — спросил Костя.
— Вас человек двадцать небось толкали. А у меня один Кирилл Кириллович, — ответил шофер Калинушкина.
Все засмеялись, оглядывая забрызганную с ног до головы фигуру Калинушкина.
За столом и вокруг стола с мисками в руках и на коленях сидели комсомольцы. Вообще-то было не очень весело. Только Бимбиреков с гитарой пытался оживить народ. Он запевал и требовал хора, поддержки.
Крутится-вертится теодолит,Крутится-вертится, лимбом скрипит…Крутится-вертится, угол дает,На две минуты он все-таки врет.
— Подлить еще вина? — спросила Прасковья Саввишна, подходя к Калинушкину с бутылью спирта в руках.
— Что же сама не выпила?
— День такой…
— Какой день? — И, смущенно взглянув на Летягина, вспомнил: — Ах, да. Юбилей!
— Слушайте дальше, — кричал Бимбиреков.
Я микрометренный винт повернул.Я одним глазом в трубу заглянул.Вижу — вдали, там, где пихта растет,Девушка в комбинезоне идет.
Летягин разглядывал стоящую перед ним на столе чугунную фигурку каслинского литья. Дон-Кихот со шпагой.
Мигом влюбился я в девушку ту,Отфокусировал в темпе трубу…И любовался я девушкой той,Жалко лишь только, что… вниз головой!
— Фальшивишь, Бимбиреков, — сказал Летягин.
— Слуху нет, — согласился инженер.
Сняв тонкую шпагу с петли на боку Дон-Кихота, Калинушкин машинально чистил ею свою потухшую трубку. Бимбиреков осторожно вынул из его рук чугунную фигурку, поставил перед собой.
— Ты «Дон-Кихота» читал? — спросил он Дорджу.
— На своем языке.
Бимбиреков разлил спирт по [утеряно].
— Предлагаю тост, — сказал [утеряно] нашу инженерную смену. За молодежь! [утеряно] Костя, за тебя, Дорджа, за тебя, Галина. [утеряно], — он повертел в руках статуэтку. — [утеряно] в поселковом ларьке подарок Ивану [утеряно] «Дон-Кихота». Из этого следует, что наш [утеряно] для вас, милая девушка, практически… рыцарь печального образа. И его шпагой можно ковырять погасшую трубку…
Растерявшись, Калинушкин отбросил от себя шпагу Дон-Кихота. Под общий смех Бимбиреков невозмутимо водворил ее на место — в петлю на боку фигурки.
— Вы, Бимбиреков, грамотный инженер, но насчет деликатности… — Калинушкин передразнил: — «Практически»… Галю я не судил бы строго, она в общем девка хорошая. — Он повернулся к Гале. — Хотя хорошая ты не потому, что хорошая, а потому, что не успела нажить плохое. Вы, молодые, теперь отлично знаете, что в жизни у нас плохо, но плохо знаете, что хорошо…
— Вы меня считаете глупой? — с горячностью спросила Галя. — Вы думаете, я хотела уязвить Ивана Егорыча? Пальцем в небо!.. — Она теперь говорила стоя. — Дон-Кихот, по-моему, это хорошо! Если однажды в жизни поступить, как совесть велит, что тут особенного. Если еще раз, дважды, трижды — куда ни шло… Но если всю жизнь, день за днем, год за годом… Вы поймите! — Она теперь говорила, обращаясь только к Летягину: — Вот вы похожи на старого служивого солдата — по виду, конечно, ну… не обижайтесь! Но вы единственный человек в моей жизни, кому я могу подарить вот это!.. — И вдруг, приглядевшись к Летягину, сказала упавшим голосом: — Он спит?..
