Юрий Нагибин - Мартин Андерсен-Нексе
— Вы с ума сошли!
— Просто повторяю ваши слова.
— Я этого никогда не говорил, зарубите себе на носу, — Майер приблизил свое мерзкое, искаженное страхом и злобой лицо вплотную к Нексе, — если хотите жить в Германии!
— Нет, Майер, в такой Германии я жить не хочу…
…А когда Нексе вернулся домой, Иоганна спросила тревожно:
— Ну, что ты видел?
— Я видел, что социал-демократия уступает страну коричневым. Вот что я думаю, Иоганна: для нас самое лучшее уехать в Данию, если ты в состоянии покинуть родину.
— Моя родина там, где ты, — просто сказала Иоганна.
— Мне чужд ура-патриотизм. Но сети затягиваются. А в Дании все же существуют традиции свободы духовной жизни… Если еще существуют… — добавил он со вздохом.
…Нексе работает в своем саду в Хиллерде. Июньский день. Он осматривает розы, обрезает их, пропалывает землю между кустами. Рядом копошится подросшая Дитте.
В сад входит Иоганна.
— Я схожу на почту. Получу твои московские книжки.
— Спасибо, дорогая. Ты возьмешь Дитте с собой? Она мне немножко мешает.
Оскорбленная Дитте прижимается к матери.
Иоганна и Дитте идут к калитке. Внезапно возле их дома появляется группа парней в полувоенной зеленой форме и высоких сапогах. Они останавливаются у ограды и громко, нарочито грубыми, «мужественными» голосами поют:
Вперед, товарищи,Пока не настроили баррикад…Мы будем гвардией Дании,Зеленое войско победит…
Смысл песни не сразу дошел до Иоганны, она продолжала идти вперед. Но при словах «Сметем марксистскую чуму» она все поняла, повернулась и, крепко сжимая руку испуганной дочери, устремилась назад.
Парни в зеленом улюлюкают, свистят ей вслед.
Бледный от гнева, Нексе кидается в сени дома, срывает висящее на стене двухствольное дробовое ружье и быстро идет к калитке.
— А ну, убирайтесь отсюда!
— Сам убирайся!..
— Катись в Россию!.. Нам в Дании такие не нужны!..
— Продажная шкура!..
— Вон отсюда! — закричал Нексе и вскинул ружье. Один из парней повернулся к нему задом и спустил зеленые брюки.
— Поцелуй меня в ж…
Грянул выстрел. Парень с воем кинулся прочь. Его товарищ потащил было револьвер из кармана, но Нексе прицелился в него, и вся шарага брызнула врассыпную. Все-таки то не были волки, а лишь злые и трусливые волчата.
На выстрел из дома выбежала охваченная ужасом Иоганна. Нексе подошел к ней тяжело дыша.
— Ты убил его?!
— Свиной щетиной не убьешь.
— Слава Богу! А если они вернутся? И не со щетиной?
— Не вернутся. Шакалье трусливое. А вернутся, что ж, у меня найдется чем их встретить.
— Ох, Мартин, мне страшно. Тогда в Германии, теперь здесь. Нас гонят отовсюду…
Нексе уже успокоился, голос его звучит спокойно и твердо:
— Ну, Данию я им не отдам… Довольно бегать от фашистов, надо бороться с ними…
…Бронзовый Дон Кихот гонит сквозь века бронзового Росинанта, а рядом, тоже бронзовый, трусит на осле верный Санчо. Свист бомбы, разрыв, осколки царапают бронзу, но Дон Кихот невозмутим, всевидящий взгляд обращен в даль будущего.
И другой Дон Кихот — огромный, костлявый — сидит на придорожном камне, а на колене у него пристроился крошечный гололобый очкастый человечек с пишущей машинкой. Под плакатом (подлинным плакатом тех испанских дней) надпись: «Международный конгресс писателей-антифашистов».
В зале конгресса — крупнейшие писатели мира, и те, что сражаются в рядах республиканских войск: Реглер, Ренн, Мальро, Залка — он же генерал Лукач, и те, что помогают борющемуся испанскому народу своим пером: Хемингуэй, Эренбург, Бехер и многие другие. А на трибуне — Мартин Андерсен-Нексе.
— Эту войну называют войной донкихотов. И это верно, потому что это война добра со злом. И это неверно, потому что рыцарь из Ламанчи воевал с ветряными мельницами, а нынешние донкихоты дерутся с вооруженным до зубов врагом, точно и беспощадно знающим свою палаческую цель. За Дон Кихотом не шел никто, кроме верного и наивного Санчо Пансы, на стороне Республиканской Испании все, кому дороги свобода, идеалы и цивилизация. Над схваткой могут оставаться лишь те, в ком вымерзла совесть. Добро сильнее зла, Дон Кихот победит, как бы ни стонала его кираса под вражескими ударами. Они не пройдут!
И весь зал повторил:
— Но пасаран!..
Нексе сошел с трибуны. К нему шагнул боец Интернациональной бригады.
— Я из батальона имени Мартина Андерсена-Нексе, — сказал он по-датски.
— Я, наверное, тоже, — улыбнулся Нексе.
— Мне приказано доставить вас на позиции.
Они выходят из здания конгресса, садятся в джип и едут к недалекой линии фронта…
Передний край. Окопы, ходы сообщения. Звучат одиночные выстрелы, порой короткие пулеметные очереди. Командный пункт батальона в полуподвале разрушенного дома. Командир батальона, седоголовый датчанин, на пороге своего КП сердечно приветствует Нексе.
— Здравствуй, Нексе! Как хорошо, что ты приехал. Тебе крепко повезло. Будет атака. С танками! — Лишь пехотный командир, впервые получивший танковую подмогу, мог вложить в эти слова столько чувства.
— Откуда у вас танки?
— Ну, уж, понятно, не из Лилипудании, — засмеялся командир. — После боя познакомлю тебя с ребятами. Если, конечно, будет с кем знакомить. — Он повернулся к сопровождающему Нексе бойцу: — Почему наш гость без каски?
— Не нашлось на мою башку, — вступился за него Нексе. — Ты же видишь, какой купол.
— Что слышно в лучшей из подлунных стран?
— Лилипуты злобствуют…
— Знаю. Они грозятся пересажать всех нас, когда мы вернемся.
— Пусть только попробуют!.. — Голос Нексе тонет в реве танковых моторов.
— А вот и танки! — радостно вскинулся комбат.
Моторы смолкают, слышатся возгласы, шутливые выкрики. Хрипловатый мужской смех. В проходе показался командир танковой группы, молодой, веснушчатый крепыш. Он подошел и что-то коротко сказал комбату по-испански. Тот ответил с воинской краткостью и пожал танкисту руку. Танкист снял матерчатый шлем. Костром вспыхнули его ярко-рыжие волосы. Смутное волнение охватило Нексе. Но тут и танкист увидел его, светляками загорелись зеленые глаза:
— Папа! — сказал танкист.
Они обнялись.
У комбата от удивления отвалилась челюсть. Несколько испанских фраз Рыжего прояснили ему мозги.
— Знаешь, что он сказал? — обратился комбат к Нексе. — Из приюта имени Андерсена-Нексе один путь — в батальон имени Андерсена-Нексе.
Взлетает зеленая ракета. Приготовиться к бою…
…Паучьи свастики висят в небе. С надсадным воем пикирующие бомбардировщики сбрасывают бомбы на Варшаву, Лондон, Роттердам, Москву — эти кадры кинохроники вводят нас во Вторую мировую войну.
Немецкие войска оккупируют Данию. Кованые железом сапоги топчут мостовые и тротуары Копенгагена — кинохроника.
В конспиративной квартире. Ручной печатный станок. Человек делает оттиск и вынимает маленькую, с тетрадочный лист полоску коммунистической газеты Дании «Фольк ог вельт».
Слышится условный стук в дверь. Человек прислушивается, прячет оттиск и надвигает на печатный станок полый внутри секретер.
— Это я, Арне! — слышится за дверью голос потерявшего терпение визитера.
Арне открывает дверь и впускает в комнату редактора газеты — моложавого рослого и веселого человека.
— Маргрете, — обращается редактор к женщине, работавшей за столиком в глубине комнаты, — за твоей квартирой не следят?
Женщина поднялась и вышла на свет лампы. У нее молодое еще красивое лицо, седые волосы и статная, хотя немного огрузневшая фигура. Это Грета.
— С чего ты взял? — спросила она редактора низким грудным голосом.
— Какой-то подозрительный субъект в капитанской фуражке провожал меня до самого подъезда.
— Никакой он не подозрительный. Он действительно капитан дальнего плавания.
— А капитан не может работать на немцев?
— Этот не может.
— Почему ты так уверена?
— Это мой старый поклонник. Смешно звучит, но не найду другого слова. Он дважды сватался ко мне. А за тобой шел из ревности. Хочет узнать, кто его счастливый соперник.
— Признаться, меня это тоже интересует. Не может же такая красивая женщина, как ты…
— А я и не утверждаю, что я монашка, — перебила Маргрете. — Но сейчас не то время. Когда говорят пушки, молчат флейты, так кажется?
— Но почему ты не вышла замуж?
— Это другой вопрос. Тому, кто жил на вулкане, не ужиться в мирной долине. Такого отвратительного для семейной жизни характера, как у Мартина, нет второго в мире, а на меньшее я не согласна.
— Пора выходить в эфир, — вмешался Арне. — Сейчас ты услышишь своего ненаглядного!
