Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

О, как невыносимо-страстно

Меня терзает аромат!

Я в исступленьи! я до боли

В ноздрях вдыхаю целый день,

Меня лишающие воли

Цветы под именем – Сирень!

Как призрачно! как белолистно!

Последней белой ночи мрак…

Любимая! ты – ненавистна!

Ты вражий друг! Ты дружий враг!

КАНЦОНА

О, водопады Aluojа -

Пятиуступная стремнина,

Пленительные падуны!

Паденье ваше – удалое!

Вы, кем овлажнена ложбина,

Вы, кто над скалами звучны,-

Краса эстийской стороны,-

Я вас пою, о водопады

Реки извилистой и бурной,

В орешник, в густоте сумбурной

Запрятанные! Край прохлады

В полдневный изумрудный зной,

Отныне вы воспеты мной!

Aluoja

ДВА ЦВЕТКА

От Aluojа до Pь hajф gi

Нет ни вершка:

Одна с другой сомкнулись в беге

С рекой река.

Какой он быстрый! какой он шустрый

Хрусталь – приток!

А при слияньи, в затоне, грустный

Речной цветок.

Он в Pь hajф gi иль в Aluoja

Узнаешь, как

Когда ни доброе и ни злое,

А просто так!

Ведь влага – влагой, река – рекою,

Водой – вода.

Так наше чувство – призыв к покою,-

Цветет всегда.

Оно твое ли? оно мое ли?

Никто того

Из нас не знает. Но нет в том боли,-

Лишь торжество.

АЛАЯ МОНАХИНЯ

Алая монахиня.

Очи – изумруд.

Дерзость в них и ласковость.

Нрав капризен. Крут.

Льдяная. Надменная.

Едкая. Кому,

Богу или Дьяволу,-

Служит – не пойму.

Нежно-милосердная.

Жестока и зла.

Сколько душ погублено!

Сколько душ спасла!

Помолись за грешника,

С чистым согреши…

О, душа безгранная,

Дева без души!

ЛЮБОВЬ – ЖЕРТВА

И есть любовь, но жертвы нет.

Слова без песен есть, и песни

Без слов, но вот что улови:

Любви без жертвы нет, и если

Нет жертвы, значит – нет любви.

Любовь и жертва, вы – синоним,

И тождественны вы во всем:

Когда любовь мы окороним,

Мы Богу жертву принесем.

Любовь светла и жертва тоже:

Ведь жертвы вынужденной нет.

И-а всем, что с принужденьем схоже,

Лежит клеймо, позор, запрет.

Любви без жертвы не бывает.

Неизменимо, вновь и вновь,

Упорно сердце повторяет:

Любовь без жертвы – не любовь!

Tartu (Dorpat)

KEVADE

Проворная, просторная бежала по весне вода.

Ты, черная, позорная зима-мертвунья, сгинь.

Амурная, задорная, шалила дева Кеvаde.

Лазорно-иллюзорная, сияла небосинь.

Узорная, озерная трава на пряже невода.

Минорная подгорная растительность болот.

Фаворная, вся флерная смеюнья-струнья Kevade.

Упорная бесспорная забота от работ.

СОНЕТ СТУДЁНЫЙ

Мы с ней идем над морем вдоль откоса:

Лазурен штиль в лучистом серебре,

И вкус прессованного абрикоса

Таит шиповник прелый на горе.

Студеный день склоняется к заре.

Четвертый солнца час прищурен косо.

Щетиною засохшего покоса

Мы с ней идем над морем в октябре.

Мучительно представить город нам,-

Ведь он нанес удар тем самым снам,

Которыми у моря мы томимы.

Но не могли забыть его совсем:

Еще вчера мы были в нем, – меж тем,

Как с нашим морем часто разлучимы.

Valaste 21.Х

ПОЭЗА ВЛИЯНИЙ

CRЙ ME D'EPINNE VINETE

Соловьи поют сиреньи мотивы

Из бокалов зеленых весны,

И гудящие локомотивы

На ажуре весны так грузны…

Вся весна соловьится, пьянея,

Как и я, как и ты, как и все.

И у жертвенника Гименея

Мир, брачуясь, приникнул к росе…

На душе так светло соловьисто,-

Вся она – аромат, звон и свист!

И от этого вешнего свиста

Соловьится сирень – аметист…

Jв rve

ВЕЧЕРОВАЯ

Серебряно – зелено – голубою

Луною

Освещен ноябрьский снег.

В тиши, в глуши заброшен я с тобою.

Со мною

Ты, чарунья нежных нег.

Ночь так тиха, как тихи ночи моря

Без бури.

Лунно-лучезарен лед.

Мир бьется в политической уморе,

Понурив

Свой когда-то гордый лет.

Нам дела нет до чуждого нам мира -

Кошмара

Зла враждующих людей.

Лишь лунные лучи поют, как лира.

В них – чара,

Символ в них любви моей.

TUU И JUKKU

TÜ U И JUKKU

Ть u ночью внемлет стуку:

Тук-тук-тук.

– “Это ты, мой милый Jukku,

Верный друг?

Это ты, невоплотимый?

Дон ли, Ганг

Ты покинул для любимой?

Иль ты – Ванг?

Vang и Jukku! вас ведь двое…

Общий лик…

В нем единство роковое:

Вечный миг”.-

Протянула Ть u руку

И окно

Распахнула настежь: Jukku

Нет давно.

Да и был ли? Сыро. Бело.

Стынет сон.

Где-то тьма и мирабелла.

Где-то он.

Существует все же Jukku

Где-то там.

Vang к окну приносит муку

По ночам.

И рыдает без слезинок:

“Я – не он”.

Помысл Tь u в глушь тропинок

Устремлен.

И целуя Vang'a в губы

Чрез окно,

Ть u шепчет: “Пьют инкубы

Кровь давно”…

– “Не инкубы, – отвечает

Vang, – мечты”…

Вместе с Tь u упадает

На цветы.

И берет ее, умело

Претворя

В явь виденье, чтоб не смела

Встать заря.

И не внемлет Tь u стуку…

Посмотри:

Воплотился в Vang'e Jukku

…До зари.

II. ЧТО ЗНАЧИТ – ВРЕМЯ?

МИРРЕ ЛОХВИЦКОЙ

(1905 – 27 августа – 1920)

Что значит время? Что значат годы?

Любовь и верность сильнее их!

Пятнадцать весен слагает оды

И славословит Ее мой стих.

Пятнадцать весен – пятнадцать маев!

Сирень раскрылась пятнадцать раз!

И лед, пятнадцатый раз растаяв,

Открыл для глаз голубой атлас…

Пятнадцать весен – романов главы,

Успехов пламя, цветы удач…

А сколько счастья! а сколько славы!

Блестяще вырешенных задач!

Так что мне годы! Обезвопросен

Их тайный облик. Ее слова

Всегда бессмертны. Пятнадцать весен

В могиле лежа, Она жива!

НА СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА БЛОКА

Мгновенья высокой красы!

Совсем незнакомый, чужой

В одиннадцатом году

Прислал мне “Ночные часы”.

Я надпись его приведу:

“Поэту с открытой душой”.

Десятый кончается год

С тех пор. Мы не сблизились с ним.

Встречаясь, друг к другу не шли:

Не стужа ль безгранных высот

Смущала поэта земли?…

Но дух его свято храним

Раздвоенным духом моим.

Теперь пережить мне дано

Кончину еще одного

Собрата – гиганта. О Русь

Согбенная! горбь, еще горбь

Болящую спину. Кого

Теряешь ты ныне? Боюсь,

Не слишком ли многое? Но

Удел твой – победная скорбь.

Пусть варваром Запад зовет

Ему непосильный Восток!

Пусть смотрит с презреньем в лорнет

На русскую душу: глубок

Страданья очищенный взлет,

Какого у Запада нет.

Вселенную, знайте, спасет

Наш варварский русский Восток!

СОНЕТ БАЛЬМОНТУ

(9 – 11 июля в Ревеле)

В гирляндах из ронделей и квинтин,

Опьянены друг другом и собою

В столице Eesti, брат мой Константин,

На три восхода встретились с тобою.

Капризничало сизо-голубою

Своей волною море. Серпантин

Поэз опутал нас. Твой “карантин”

Мы развлекли веселою гульбою…

Так ты воскрес. Так ты покинул склеп,

Чтоб пить вино, курить табак, есть хлеб,

Чтоб петь, творить и мыслить бесконтрольно.

Ты снова весь пылаешь, весь паришь

И едешь, как на родину, в Париж,

Забыв свой плен, опять зажить корольно.

Toila. 11 сентября 1920 г.

СОНЕТ ОЛЬГЕ ГЗОВСКОЙ

Ее раздольный голос так стихиен,

Крылат, правдив и солнечно-звенящ.

Он убедителен, он настоящ,

Насыщен Русью весь, – он ороссиен.

При голосе таком глаза какие,-

Нежней лазори и прохладней чащ,

Которые проглазятся сквозь плащ,-

Какие, как не только голубые?…

Необходим закон – при том, что в двух

Строфах рассказано, иметь и дух

Денно-светильный, голубой, крылатый.

А раз душа небесна, то и дар

Не-может быть иным. В святой пожар

Иду калить побед своих булаты!

Таllinn, 21 янв. 1921 г.

РОНДО

Борису Правдину

Я тронут: Ваша лира мне близка,

И строфы Ваши праведны. Корону,

Дар неба, смяла выродка рука,-

…Я тронут!

Приял уклон к утонченному тону

Строф аромат, приплыв издалека.

В сочувствии – от зла зрю оборону.

Так “у моря погоды” жду. Река,

Поля и лес со мною вместе стонут

Надеждою моею. А пока -

Я тронут.

ОТЗНАК

Анатолию Кайгородову

Благоухала матиола

Семь лет назад в пресветлой Эстии,

И значит – жил здесь Сологуб…

И голос некий, как виола,

Потусторонние известия

Вещал из женских алогуб…

Увы. Вы этого не помните -

Затем, что Вы тогда не жили,