Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

А если я смотрела в синь

Стеклянную, мертвел любимый,

И предо мною плыли дымы,

И я шептала: “Призрак, сгинь…”

Но всех страшнее желтый цвет:

Мой друг проникнут был изменой…

Себя я истерзала сменой

Цветов. Так создан белый свет,

Что только в белом освещенье

Лицо приводит в восхищенье…

ПОЭЗА ПРИЧИНЫ БОДРОСТИ

Теперь в поразительной смене

Контрастных событий живешь.

Голодные ужасы в Вене

Бросают нас в холод и дрожь.

А то, что от нас на востоке,

Почти не подвластно уму,

Но веришь в какие-то строки,

Не зная и сам почему.

Над жизнью склонясь, как над урной,

Еще не ослабнул душой:

В республике миниатюрной

Налажен порядок большой.

Пускай мы в надеждах разбиты

И сброшены в бездну с горы -

Мы сыты, мы – главное – сыты,

И значит – для веры бодры.

Мы верим – не можем не верить!-

Мы ждем – мы не можем не ждать!-

Что мир воцарится в той мере,

Какая вернет – Благодать.

ПОЭЗА ДУШЕВНОЙ БОЛИ

Из тусклой ревельской газеты,

Тенденциозной и сухой,

Как вы, военные газеты,

А следовательно плохой,

Я узнаю о том, что в мире

Идет по-прежнему вражда,

Что позабыл весь мир о мире

Надолго или навсегда.

Все это утешает мало

Того, в ком тлеет интеллект.

Язык богов земля изгнала,

Прияла прозы диалект.

И вот читаю в результате,

Что арестован Сологуб,

Чье имя в тонком аромате,

И кто в словах премудро-скуп;

Что умер Леонид Андреев,

Испив свой кубок не до дна,

Такую высь мечтой прореяв,

Что межпланетьем названа;

Что Собинов погиб от тифа

Нелепейшею из смертей,

Как яхта радости – от рифа,

И как от пули – соловей;

Что тот, чей пыл великолепен,

И дух, как знамя, водружен,

Он, вечно юный старец Репин

В Финляндии заголожен.

Довольно и таких известий,

Чтоб сердце дало перебой,

Чтоб в этом благодатном месте

Стал мрачным воздух голубой.

Уходите вы, могикане,

Последние, родной страны…

Грядущее, – оно в тумане…

Увы, просветы не видны…

Ужель я больше не увижу

Родного Федор Кузмича?

Лицо порывно не приближу

К его лицу, любовь шепча?

Тогда к чему ж моя надежда

На встречу после тяжких лет?

Истлей, последняя одежда!

Ты, ветер, замети мой след!

В России тысячи знакомых,

Но мало близких. Тем больней,

Когда они погибли в громах

И молниях проклятых дней…

К СЛУХАМ О СМЕРТИ СОБИНОВА

Я две весны, две осени, два лета

И три зимы без музыки живу…

Ах, наяву ль давали “Риголетто”?

И Собинов певал ли наяву?

Как будто сон: оркестр и капельмейстер,

Партер, духи, шелка, меха, лорнет.

Склонялся ли к Миньоне нежно Мейстер?

Ах, наяву склонялся или нет?

И для чего приходит дон Пасквале,

Как наяву когда-то, ныне в бред?…

Вернется ль жизнь когда-нибудь? Едва ли…

Как странно молвить: Собинов – скелет…

Узнав о смерти Вертера, несною

В закатный час я шел, тоской гоним,

И соловей, запевший над рекою,

Мне показался жалким перед ним!

О, как тонка особенность оттенка

В неповторимом горле у того,

Кем тронута была демимондэнка,

И соловей смолкал от чар его…

ПОЭЗА НОВИ ПРОЗАИЧЕСКОЙ

Ах, люди живут без стихов,

Без музыки люди живут,

И роскошью злобно зовут

Искусную музыку строф.

Ах, люди живут без икон,

Без Бога в безбожной душе.

Им чуждо оттенков туше,-

Лишь сплетни, обжорство и сон.

И даже – здесь, в доме моем,-

В поэта кумирне святой,-

И здесь тяготятся мечтой,

Стремясь обеззвучить мой дом…

Увы, даже дома и то

Сочувствия мне не найти…

И некуда вовсе уйти;

Ведь грезы не любит никто.

Теперь лишь один спекулянт,-

“Идеец”, мазурик, палач,-

Плоды пожинает удач,

Смотря свысока на талант.

Черствеют и девьи сердца,

Нет больше лиричности в них,-

Наряды, танцульки, жених…

Любовь – пережиток глупца…

Жизнь стала противно-трезва,

И жадность – у всех идеал.

Желудок святыню попрал,

Свои предъявляя права.

Художник для всех – человек

Ленивый, ненужный, пустой,

О, трезвый, рабочий, сухой,

В искусство не верящий век!

ПОЭЗА ДОПОЛНЕНИЯ

Для ободрения ж народа,

Который впал в угрозный сплин…

…Они возможники событий,

Где символом всех прав – кастет.

В своей “Поэзе истребленья”

Анархию я предсказал.

Прошли три года, как мгновенье,-

И налетел мятежный шквал.

И вот теперь, когда наука

Побита неучем рабом,

Когда завыла чернь, как сука,

Хватив искусство батогом,

Теперь, когда интеллигента

К “буржую” приравнял народ,

И победила кинолента

Театр, прекрасного оплот,

Теперь, когда холопу любо

Мазнуть Рафаэля смолой,-

Не вы ль, о футуристы-кубо,

Происходящего виной?

Не ваши ль гнусные стихозы

И “современья пароход”

Зловонные взрастили розы

И развратили весь народ?

Не ваши ли мерзостные бредни

И сумасшедшая мазня

Забрызгали в Москве последний

Сарай, бездарностью дразня?

Ушли талантливые трусы

А обнаглевшая бездарь,

Как готтентоты и зулусы,

Тлит муз и пакостит алтарь.

А запад – для себя гуманный!..-

С презреньем смотрит сквозь лорнет

На прах ориентальной, странной

Ему культуры в цвете лет.

И смотрит он не без злорадства

На поэтических вампук,

На все республичное царство,

Где президентом царь Бурлюк.

Куда ж деваться вам от срама,

Вы, русские низы и знать?

…Убрав царя, влюбиться в хама,

А гражданина вон изгнать?!..

Влюбиться в хама может хамка,

Бесстыжая в своей гульбе.

Позор стране, в поджоге замка

Нашедшей зрелище себе!

Позор стране, в руинах храма

Чинящей пакостный разврат!

Позор стране, проведшей хама -

Кощунника – меж царских врат!..

III. ТЕРЦИНЫ – КОЛИБРИ

1

Зелено-дымчатое море. Гребни

Молочно-светозарные – во тьме.

Душа к Тебе в восторженном молебне.

Такая ясность в ледяном уме.

В октябрьский вечер, крепкий и суровый

Привет идущей из-за гор зиме,

Предвестнице весны издревле-новой!

2

Мы сходимся у моря под горой.

Там бродим по камням. Потом уходим,

Уходим опечаленно домой

И дома вспоминаем, как мы бродим.

И это – все. И больше – ничего.

Но в этом мы такой восторг находим!

Скажи мне, дорогая, – отчего?

3

Ты все молчишь, как вечер в октябре,

Но плещется душа, как море – в штиле.

Мы в инее, в лиловом серебре.

И я ли – я теперь? и ты – о, ты ли?

Как море в штиле, плещется душа:

Совсем слегка, вся в бирюзе умилий…

Как хороша ты! как ты хороша.

4

Твои уста, покорные моим,

Ласкательны, податливы и влажны.

Я ими упоительно томим.

Исполнены они узывной жажды…

Сквозь них в мои струится сладкий сон,-

И вздрагивает отзвуком нерв каждый.

О, если б ими захлебнуться мог!

5

Ах, взять тебя и трудно, и легко…

Не брать тебя – и сладостно, и трудно…

Хочу тебя безбрежно, глубоко!

О, влей в глаза мне взор свой изумрудный!

Вонзи в уста мне острые уста!

Прости мой жест, в своем бесстыдстве чудный,

Ведь страсть чиста! Пойми: ведь страсть чиста!

6

Ты ждешь весны, как ждет тебя весна.

Вы встретитесь, две девы, две юницы,

И будет ширь природы вам тесна,

И будет вам опять иное сниться:

Вам, две весны, пригрезится мороз,

Его меха, алмазы и денницы,

На окнах лепестки морозных роз…

7

Люби меня, как хочется любить,

Не мысля, не страшась, не рассуждая.

Будь мной, и мне позволь тобою быть.

Теперь зима. Но слышишь поступь мая?

Мелодию сирени? Краски птиц?

Люби меня, натуры не ломая!

Бери меня! Клони скорее ниц!

8

Не избегай того, что быть должно:

Бесцельный труд, напрасные усилья,-

Ведь ты моя, ведь так предрешено!

О, страсть! расправь пылающие крылья

И за собой в безбрежность нас взорли.

И скажем мы, в восторге от воскрылья:

“Да, мы с тобой бороться не могли”.

9

Вот пятый год, как ты мне дорога,

А страсть юна, – как прежде, неизбывна,

И нас влекут по-прежнему луга.

По-прежнему стремлюсь к тебе порывно,

Все нови открываю с каждым днем…

О, наша связь вовеки неразрывна,

И страсть бессмертным зажжена огнем.

10

Тебя провожать, чтобы встретить потом,

С тобою расстаться, чтоб свидеться вновь,

Чтоб в этой разлуке загрезиться сном,

Чтоб в этой разлуке грузиться в любовь.

И чувствовать то, чего нет при тебе…

Когда мы вдвоем, стынет сердце и кровь,

Но если мы врозь, каждый в тайной алчбе.

11

По долгу кайтселита я с ружьем