Мудрецы. Цари. Поэты - Тимур Касимович Зульфикаров
Теперь Мушфики не смеется. Он глядит на уходящего, поникшего, побежденного осла. Напрасно он спас его. Смерть лучше пораженья. Блаженны бросающиеся в реку, а не крадущиеся по висячему мосту…
А река темнеет. Густеет. Прибывает. Поднимается. Рушит неверные, ломкие, песчаные берега. Далеко в горах идут вешние ливни. Опасные, сплошные глиняные ливни, размывающие горы. А река темнеет, звереет. Уже не прозрачные хрустальные волны, покрытые летучими, пенными кружевами, несет она. Глиняные, густые тяжкие волны вздымаются. Маслянистая, медленная река движется.
Темная…
Мушфики уходит от наползающей воды, но она настигает его. Что-то живое бьется, вьется, трепещет у его ног. Мушфики ловко и быстро нагибается и хватает руками крутую, сильную рыбу. Это пятнистая родниковая форель. Рыба-цветок. Так ее называют горцы-таджики. Форель бьется в руках Мушфики. Он рад, что поймал ее — да еще голыми руками. Но какая-то смутная тревога, идущая от прибывающей, темнеющей реки, передается ему. Мушфики внимательно глядит на форель — из ее судорожного раскрытого рта, из глаз и едва вздрагивающих жабр текут комья глины. Рыба задыхается. Глиняная река убивает форелей, забивает им жабры и рты комьями жидкой земли. Родниковые форели умирают в глиняной реке. Они прыгают над темной водой. Их много. Их можно брать руками. Но почему-то не хочется. Грустные рыбы. Серебристые, умирающие, священные рыбы прыгают над темной, медленной, губительной рекой… Мерцают тусклой чешуей…
По реке плывут вырванные с корнями садовые деревья… Плывут невинные розовые цветущие урюки, персики… белые вишни… яблони… Плывут обломки кишлачных дувалов, кибиток, деревянные двери, суфы, столбы… Мушфики вздрагивает: по реке плывет узорчатая, пустынная гахвара-качалка…
Где-то далеко в горах долгие сплошные ливни и подземные воды сдвинули, смыли гору — та сползла и перегородила реку, вода поднялась, и обрушилась на горные прибрежные кишлаки, и смыла их, и понесла, и потопила в тяжких своих водах.
Мушфики стоит на берегу и глядит на реку. Плывут, скользят мимо него утонувшие бараны, козы, коровы. Мушфики страшится глядеть на реку: он знает, что там должны быть и утопленники. Так всегда бывает в дни вешних ливней…
И вдруг он замер на месте и плотно сомкнул губы, чтобы не закричать. По реке плыла девочка-подросток и красном платке, повязанном до самых длинных броней. Кишлачная кизинка с насурьмленными бровями, горянка. Глаза ее были широко раскрыты от страха, она отчаянно махала тоненькими ручонками-прутиками, пытаясь приблизиться к берегу, но тяжелая стремнина властно и медленно несла ее посредине реки. В любую минуту она могла разбиться об огромные острые валуны, высящиеся над черной глубокой рекою…
…И я бросаюсь в реку — ай, как темна река —
Я губы опускаю в рыданье ледника!..
Мушфики разбежался и прыгнул, нырнул в густые холодные волны…
Река, река, родная моя Коко, вечная колыбель-гах-вара моя, помоги мне! Не забирай меня! Еще рано!.. Ты же знаешь, я еще совсем мальчишка, и мне суждена большая дорога в жизни… Меня ждут посох и свирель… Я должен веселить людей! Я стану мудрецом и острословом. Ты будешь гордиться тем, что я вырос на твоих берегах! Помоги мне, Коко! Дай мне спасти эту девчонку в красном платке. Если хочешь — возьми меня, но спаси девчонку!.. Спаси девчонку!
Ах, как холодно! Какие тяжелые, глиняные волны! Но ты уступаешь, Коко?.. Вот она, кишлачная кизинка-девчонка в красном платке, с длинными бровями и лицом, белым, как раннее яблоко!.. Эй, ты, кизинка, хватит напрасно махать руками! Хватайся за меня! Ну!.. Я вытащу тебя на берег!.. Я Мушфики из Чептуры!
Сирота!.. Давай руку!..
Мушфики весь в текучей глине, но зубы его сверкают, и он улыбается, и протягивает девчонке руку.
— Не трогайте меня! Нельзя! — оскаливается девчонка.
Тогда Мушфики цепко и решительно хватает ее за красный платок — там, под платком, нащупывает он ловкой рукой россыпь плетеных, смоляных косичек. Мушфики крепко держится за эти тонкие косички и тащит за них девчонку, наматывает их на руку. Ему тяжело. Девчонка бешено сопротивляется, захлебывается. Бьется в воде, как задыхающаяся форель. Крутит змеиной головкой! Но Мушфики уверенно плывет к берегу. Ташит глупую девчонку. Уже берег скоро. Мушфики едва дышит. Глотает несколько раз глиняную воду. Хватается свободной рукою за прибрежные кусты боярышника. Подтягивается к берегу и вытаскивает девчонку. Она худая и мокрая, как бездомная кошка. Мушфики, тяжело дыша и выплевывая грязь изо рта, садится на камень, все еще не выпуская из рук девичьи косички.
— Ах, река, спасибо тебе! Я чувствовал, как ты помогала мне!.. Спасибо, Коко!..
В эту секунду он чувствует пронзительную живую боль: девчонка вонзает свои острые тонкие зубки в его руку. Ах, горянка! Дикарка! Кишлачная кизинка!..
— Оставьте меня! Не глядите на меня! Вы мужчина! Вы не должны дотрагиваться до меня и глядеть в мою сторону!.. Вы же не мой муж!.. — два смоляных, заплаканных, добрых глаза виновато глядят на Мушфики. Он отрывает руку и видит, как на ней выступает кровь. Несмотря на боль, Мушфики хохочет: второй раз за нынешнее утро меня кусают до крови. Вначале меня укусил влюбленный осел, которого я вытащил за хвост из реки и спас от смерти, а теперь вы, моя луноликая, когда я спас и вас, вытащив за косы на берег!.. Ах, я глупец!.. Интересно, кто спасет меня, когда я буду погибать, ведь у меня — увы! — нет ни хвоста, ни кос…
— Вас будут тащить за язык! Он у вас слишком длинный! — быстро сверкнула черными глазами кизинка.
— Но ваши ресницы еще длиннее моего языка! — весело сказал Мушфики. — И опаснее, — тихо добавил он, внимательно глядя на горянку. С ее точеного замученного личика глядели на него два огромных, тихих, ивовых пруда. Глядели два ночных хауза…
…А Меджнун шел босой по улицам Бухары
И кричал, стонал и рвал на себе одежды,
И улицы были малы ему, и город огромный мал был…
Куда течет река?..
Куда?..
…Через много лет, после долгих странствий вернулся седобородый мудрец Мушфики на берега родной реки Коко.
Река обмелела. Теперь это был серебристый ручей, текущий средь камней и песков. Но Мушфики шел с дутаром по
