Том 2. Лошадь Паллада - Борис Бета
– Такого богача… зарезали!.. – смекнул он что-то, улыбнулся и полетел быстро в обратную сторону.
Он через минуту был у заветной цели. Вот «бюро похоронных процессий».
Он попытался войти туда, но ему еще, когда он только что открыл дверь, махнул рукой приказчик:
– Уходите, – дескать, – здесь ничего не подают.
Однако он настойчиво прошел вперед и сказал:
– Я не нищий, просящий милостыню…
– Что вам угодно? – грубо спросил приказчик.
– Мне угодно заработать полтинник.
– Убирайтесь отсюда!
– В таком случае, я пойду к вашему конкуренту!..
Слово «конкурент» возымело свое действие.
– В чем же дело, черт вас возьми? – закричал бюропохоронщик.
– У меня есть секрет. Сейчас умер в городе очень богатый человек и я случайно узнал эту новость.
Лицо приказчика сразу приняло более миловидное выражение и он, покинув прилавок, на котором вколачивал гвозди в какой-то маленький гроб, вышел к нашему герою и, хотя в магазине никого посторонних не было, вел с ним совершенно конфиденциальный разговор.
При имени богача, отдавшего душу Господу, приказчик пришел в такое радостное настроение, что, вынув немедленно серебряный полтинник, с дружеским рукопожатием вручил его нашему герою, пожелав ему дальнейших успехов и галантно предупредив, чтобы в случае другого подобного же случая не миновать этого же похоронного бюро и не заходить ни в каком случае к конкуренту.
Итак, полтинник в кармане!
Свернув с Китайской, наш герой прошел по Светланке и уже не так внимательно и досадливо посматривал на витрины магазинов и в окна кафе.
В кармане приятно перекатывался полтинник.
Свернув на Семеновский, наш герой прошел в китайскую лавчонку, где и стравил весь полтинник, получив за него папиросы, водку, колбасу и булку.
Вышел он в приятном настроении, какое бывает у каждого человека, когда он сделает удачное дело.
«А где же я расположусь со своим завтраком?» – подумал он и, не тратя зря времени, направился в сторону Безымянной батареи.
Он сел так, чтобы видеть море, разложил свою закуску и прилег.
Выпив и закусив, он закурил папиросу и предался мечтам.
«А ведь на смерти этого богатого человека, – подумал он, – я мог бы и еще заработать?»
Он стал обдумывать план дальнейших действий.
Проекты и планы родились в его голове один за другим. Он уже мечтал о том, что заработает так много, что в состоянии будет снять себе комнату и раз навсегда покинуть стены ночлежки. Неожиданно судьба положила предел его мечтаниям.
Внезапно выскочили из-за орудия два вооруженных типа и закричали:
– Ни с места! Руки верх!
Они взяли его и повели на Полтавскую № 3.
Газеты города зашумели про убийство. Оно было полно самых загадочных обстоятельств. Таинственнее же всего были эти буквы, написанные красным карандашом:
«Б. Б.»
Что они означали? Были ли это инициалы лица, совершившего преступление?
Весь город только и говорил об убийстве. У некоторых возникло предположение, что таинственные буквы означают название «Безымянной батареи», уже известной по многим уголовным историям в городе.
Было ли правильно это предположение? Этим вопросом были заняты умы многих в городе.
А тут еще найденный труп неизвестной молодой женщины на этой же батарее, событие, взволновавшее город не менее, чем убийство богача. Внимание всего города сосредоточилось на тайнах, окружающих Безымянную батарею. Имя Безымянной батареи было у всех на устах.
Часть первая
Глава І-ая
Некоторые занимательные подробности об окрестных видах
Нечего и говорить, что таинственная смерть особы в богатом доме незамедлительно загремела зычными голосами газетных столбцов. Плакаты на заборе возле москательного отделения т. д. Кунст и Альберс прямо-таки вопили:
«Убийство миллионера и две буквы!»
«Кто убил его?»
«Почему убитый не побрился и каковы его отношения к воинской повинности?»
«Следы на тротуаре…»
Всеволод Иванов прогудел передовую, опять похожую на causerie читающего «Русскую быль», а также на сонет без рифмы и длиною в 84 строки «черненького».
Известный всему городу профессор, еще раз прикрываясь именем Виктора Эремиты, напечатал статью, где говорилось категорически, что евразийство в данном случае столь же несостоятельно, как и Алексей Ремизов со своим обезьяньим орденом, и по существу приходится констатировать еще один пример злоупотребления приемом «оксюморон».
Но достаточно о газетах. Пора обратиться непосредственно к жизни – к первоисточнику всех наших радостей и тревог, как говорил еще в недавнее время один туземный поклонник Бергсона, ныне поступивший тапером в чайный домик четвертой руки – на Иеносу в Нагасаки.
Итак, голоса газетные были до чрезвычайности зычные; но коль скоро глухота проходила, читатель убеждался, что о таинственном убийстве он ни черта, – простите, читательница, – не знает.
Таким образом, два молодых бездельника, после двух порций китайского «самовара», отменно сваренного, запивши это кушанье настоящим императорским чаем, поднялись и вышли на Семеновский виадук.
– Что же делать? – начал тот, который был пониже ростом и в американских остроносых ботинках. – Время – первый час… Знаете, дорогой, не заняться ли нам дедукцией?
– Что? – отозвался тот, который был повыше и тоже в американских башмаках, но только коричневого цвета и, щурясь, отвернулся от пыльной завесы, которую опять нес ветренный вздох с залива.
– Я говорю, не заняться ли нам изысканиями вокруг этих убийств? – продолжал первый. – Именно: едем смотреть убитую. Она, кажется, в покойницкой Морского госпиталя…
Мимо, пофыркивая глушителем, проезжала мотоциклетка с колясочкой, – друзья сделали знак и, разместившись экстравагантно, с воем и рокотом мотора помчались вверх по Алеутской.
Им довелось порядочно похлопотать в госпитале, – охаживать дежурного ординатора, ждать у старшего врача, пока, наконец, им разрешено было осмотреть покойницу. Их провели в мертвецкую…
– Слушайте, да я ее знаю! – сказал с живостью меньшой.
И он подошел ближе к столу. Особенности в обстановке: пронзительный морозец от неживого, острый дух, пасмурное освещение, труп девушки, которая, разметав отчаянно волосы, но еще нарядная шелковой серой кофточкой и шотландковой юбкой, шелковыми чулками (туфли, по-видимому, потерялись), лежит, окостеневшая, выделяется шрам на ее бледной щеке, – все это совсем не взволновало новоявленного сыщика.
Он пытливо наклонился над мертвой. Он взял ее правую руку и, отогнув, засучив ей рукав выше локтя, громко свистнул:
– Вот!.. Ну, дорогой мой, я – Арсен Люпен. Взгляните: я знал, что найду это!
На мертвой коже тонко, а теперь синевато, были выцарапаны две буквы: Б. Б.
Из разговоров со сторожем выяснилось, что убитая действительно служила кельнершей в одном из ресторанчиков близ Мальцевского. Зовут ее Ниной Андреевной Локутовой. Барышня была интеллигентная, но шальная, понюхать любила и всякое такое; от родных отбилась. А находится она здесь по просьбе родственников, есть у нее родственники во флоте.
Друзья молча ехали в трамвае
