Александр Розенбаум - Затяжной прыжок (Стихи и песни)
Он поймает победу.
Он в риск был с пеленок влюблен.
И, взревев от обид, На жокеев "забив", На дыбы встал мотор, но попробуй, сбрось. На губах затянул До упора узду Ручкой газа пилот: на капоте кровь. Через горы, как лев, перевал одолев, Прыгнул вверх самолет и пошел на спуск... И был счастлив один Он опять победил. И был счастлив второй Он погиб как герой, Перегрузок не выдержав груз.
* * *
Письмо
Братишкам-подводникам,
погбшим в Норвежском море,
посвящается
Ну вот и все: проложен курс,
и на борту комплект, Опять в поход нас океан
позвал. Опять несем одну судьбу
опять одну на всех, Опять в ЦП наш каперанга
встал.
- 58
Но, друг мой, как ты прав,
что всю жизнь мне завидовал,
В рубку бьет волна,
и ветер вспарывает гюйс.
И если б не жара,
я бы снова лодку выдумал,
Коль удача нам улыбнется,
я вернусь.
Как хорошо, идет слушок,
в подплаве морякам Дают вино и шоколад
дают. А я за воздуха глоток
сейчас весь мир отдам, Но рядом дно,
и облака не тут.
Но, друг мой, как ты прав:
я все время жил неправильно,
И если в наш отсек
прорывается вода,
Чтобы друзей спасти,
мы себя задраим намертво,
Это знают все,
кто глубинам клятву дал.
Мы помним тех, кто не пришел,
кто не обнял детей, Их женам век не выплакать
глаза. Седин тот снег, который шел,
когда "Варяг" летел Над ледяной водой,
забыть нельзя.
Но, друг мой, как ты прав,
что всю жизнь мне завидовал,
Даже в смерти нам
брата чувствовать плечо.
И если б не жара,
я бы снова лодку выдумал,
Будь здоров, старик!
Обнимаю горячо.
* * *
- 59
Доргога на Ваганьково
Над заснеженным садиком Одинокий фонарь, И как свежая ссадина, Жжет мне сердце луна. В эту полночь щемящую Не заказан мне путь На Ваганьково кладбище, Где он лег отдохнуть.
Я пойду, слыша плач иных Инквизиторских стран, Мимо тел раскоряченных, Мимо дыб и сутан. Долго будет звенеть еще Тех помостов пила... Я пойду, цепенеющий От величия зла.
Пистолеты дуэльные Различаю во мгле. Два поэта застрелены Не на папской земле. Офицерам молоденьким Век убийцами слыть. Ах, Володя, Володенька, А нам кого обвинить?
И во взгляде рассеянном Возли петли тугой Промелькнет вдруг Есенина Русочубая боль. Рты распахнуты матерно, Вижу пьяных господ Над заблеванной скатертью Велемировских од.
Вижу избы тарусские, Комарова снега, Две великие, русские, Две подруги богам. Дом на Спуске Андреевском, Где доска, кто в нем жил? Но мы все же надеемся, В грудь встречая ножи.
- 60
Проплывают видения, И хочу закричать Родились не злодеями, Так доколе нам лгать? Я стою перед "Банькою", Я закончил свой путь, Я пришел на Ваганьково, Где он лег отдохнуть.
* * *
Слева забор, справа забор, И ничего, кроме тьмы. Красный террор, белый террор, То пир во время чумы.
Ротмистр - враг. К стенке, моряк, Ствь его, гада, скорей. Справа барак и слева барак, Хватит на всех лагерей.
Сняли бушлаты, на берег сошли,
Переодевшись в кожанки.
Сами потом по этапу пошли
Стылым - зимой, летом - жарким.
Новый закон старых оков, Да песен своих не меняли. Слева окоп, справа окоп, Но нас туда не пускали.
Долог закат, длинны срока, Но не видали конца им. Слева зэка, справа зэка Из молодых полицаев.
Легкие кровью стекли по губе,
Но не убили в нас веры.
Год полста третий, спасибо тебе
За сундучок из фанеры.
Справа звезда, слева звезда, В венчике черных бровей. Снова беда, все, как тогда... Любит Россия царей.
* * *
- 61
Камикадзе
Заслуженному артисту РСФСР Л. Филатову
Я по совести указу Записался в камикадзе. С полной бобмбовой загрузкой лечу. В баках топлива - до цели, Ну, а цель, она в прицеле, И я взять ее сегодня хочу.
Рвутся нервы на пределе Погибать - так за идею. И вхожу я в свой последний вираж. А те, которые на цели, Глядя ввысь, оцепенели, Знают, чем грозит мой пилотаж!
Парашют оставлен дома, На траве аэродрома. Даже если захочу - не свернуть. Облака перевернулись, И на лбу все жилы вздулись, И сдавило перегрузками грудь.
От снарядов в небе тесно, Я пикирую отвесно, Исключительно красиво иду. Три секунды мне осталось, И не жаль, что жил так мало, Зацветут еще мои деревья в саду!
Не добраться им до порта, Вот и все. Касаюсь борта, И в расширенных зрачках отражен Весь мой долгий путь до цели, Той, которая в прицеле. Мне взрываться за других есть резон!
Есть резон своим полетом Вынуть душу из кого-то, И в кого-то свою душу вложить. Есть резон дойти до цели, Той, которая в прицеле, Потому что остальным надо жить!
* * *
- 62
Памяти моряков теплохода "Механик Тарасов"
Я смыт был в море с корабля. Не удержался у руля: Волна - стеною в грудь... И вроде я на дно пошел, Но понял, что нехорошо Вот так вот, запросто, тонуть... Горнисты мне подъем трубят Я кинул бездну под себя И воздух ртом хватил. На всю планету и окрест Одна вода, зеленый лес. И нету сил...
Где ж вы, други мои, моряки-братишки?
Заходили вкруг меня плавники акульи.
Я кричу (ни ответа ни привета не слышу):
"Помогите мне, люди!
Тону я.
Тону я..."
Я обнимал девятый вал. Вздымал трезубец, хохотал Бог Посейдон... И вспомнилось, как в детстве я Гонял трезубцем муравья... Теперь я знал, что думал он. Раскаты грома, ветра свист, Как гири, ноги тянут вниз. А мне бы жить... В трех ипостасях он один, Последний козырь мой - дельфин, И может быть...
Прилетит, подмигнет человеческим взглядом,
И подхватит меня, и на спину вскинет...
- Белобрюхий, скорей. я теряю разум...
Ну, давай же быстрей. Чую - сердце стынет.
Вдруг кто-то тихо прошептал: "Ну, уступи. Ты так устал. Внизу ведь тоже твердь. Там сон, там вечная весна, Там буду я тебе жена..." И понял я, что это смерть.
"Не хочу, закричал, - отпусти, косая!
Не ходить нам под венец с тобою вместе.
Не нужны вместо птичьх мне рыбьи стаи.
Не желаю я слушать русалок песни".
Я смыт был в море с корабля... Недалеко была земля...
* * *
- 63
Романс Най-Турса (*)
Нам уже давно за тридцать, Кони мчатся по пятам. Не пора ли застрелиться, Господин штабс-капитан?
Блещет маковками терем В сладкосиней вышине. Не пора ли нам примерить Деревянную шинель?
Дней последних злую гамму Доиграл судьбы рояль... Не пора ли нашим дамам Черную надеть вуаль?
Мы в последний вздох трех граций Стройные сожмем тела. Не пора ли нам остаться В том, в чем мама родила?
Давайте же играть свою игру,
Откроем карты и пойдем не в козырь.
И смерть красна, мой милый, на миру,
Зачем же ждать, пока просохнут слезы?
Давайте же играть свою игру.
Последний кон и ставки дорогие.
И смерть красна, мой милый, на миру,
Зачем же ждать, когда уйдут другие?
-----(*) Персонах романа М. Булгакова "Белая гвардия".
* * *
Романс генерала Чарноты (*)
Опять один в постели полусонной, Во тьме ночной лишь стук шальных копыт. Давно лежит на золотых погонах Парижских улиц вековая пыль.
Блестящие тускнеют офицеры,
Как говорится, Боже, даждь нам днесь.
Уже не так изысканны манеры
Остались только выправка и честь.
Я жив, мой друг, покоен и свободен, Но стал мне часто сниться странный сон: На водопой по василькам уводит Седой денщик коня за горизонт.
Осенним утром псовая охота,
Борзые стелют, доезжачих крик.
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетерок глухари.
- 64
Кто мы с тобою здесь, на самом деле? Один вопрос и лишь один ответ: Mon cher ami, мы здесь с тобой Мишели, Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы...
Но. господа, как хочется стреляться
Среди березок средней полосы.
----(*) Персонаж пьесы М. Булгакова "Бег".
* * *
Здесь, на старом еврейском кладбище, По старинке, в черте оседлости Господа лежат и товарищи, Кто-то в роскоши, кто-то в бедности. Кто-то в камне, расшитом золотом, Вдоль оградок - скамейки чистые, Кто-то в камне замшелом, колотом, Позабытый родными, близкими.
Вот фельдфебель ее величества Держит землю с портным из Гомеля. Тот был бездарью, этот - личностью. Оба в землю легли изгоями.
* * *
Голыми руками,
да с лицом сусальным, Собираем камни
те, что разбросали. Все мы в Лету канем.
Кто добром, кто силой. Собираем камни,
время наступило.
Значит, так тому и быть,
Только страшно ведь,
Что друг другу морду бить
Будут граждане.
Вечер стал несветел,
наглотавшись дури. Кто посеял ветер,
пожинает бурю. А там, где дуб качался,
баяли старухи, Кот с цепи сорвался
видно, с голодухи!
- 65
Ветви, листья потеряв,
Обломалися
И русалка, вниз упав,
Вмиг состарилась.
Белой нитью тонкой,
быстро да искусно, Правду вышивают
болтуны и трусы. Что седой, что лысый
все одно, как прежде, Все бегут, как крысы,
