Николай Майоров - Избранное
1938
Звезда
Каждому — радость и страх.Каждому — солнце и воздух.В чьих-то воздушных рукахпрыгали в небе звёзды.Только с рассветом однав чёрную землю упала, —и над деревней зарявстала до крови ала.Вышла надежда из дум —долго в небе морозномискал я свою звездув неуловимых звёздах.[16]
1936
Ф. Кулагин. Мужской портрет
В госпитале
Он попросил иссохшим ртом воды.Уж третий день не поднимались веки.Но жизнь ещё оставила следыВ наполовину мёртвом человеке.
Под гимнастёркой тяжело и грубоСтучало сердце, и хотелось пить.И пульс немного вздрагивал, а губыЕщё пытались что-то говорить.
Врачи ему при жизни отказали.Он понял всё: лекарства ни к чему.В последний раз он попросил глазами —И пить тогда не подали ему.
Хотелось выйти в улицы, на воздух.Локтями дверь нечаянно задеть.А ночь была такая, что при звёздахЕму не жалко было умереть.
1939
Утрата
В тот день холодным было небо.Прохожий торопил свой шаг.Ещё с карнизов спущен не былС каймою траурною флаг.Мороз щипал до боли лица.И на окраине, у рвов,Закоченевшие синицыВалились наземь с проводов.И не спалось. И было жёстко,Кровать как ком сухой земли.И три морщины вперекрёсткуНа лбу товарища легли.Он повернулся — в каплях пота —И скрылся зябко в полумглу.Метнулась тенью самолётаОт лампы тень его в углу.А утром — радио, газеты,Печаль моей большой страны,И всем знакомые портретыВ бордовый шёлк окаймлены.
1938
В мавзолее Ленина
Иди познай людское делоИ в мавзолей войди, как в жизнь, —Рукой дрожащей и не смелойЕго бессмертия коснись.Здесь всех основ лежат начала.Мы знаем, что и он любил.Он тоже был живым сначалаИ этой площадью ходил.По тем же стёршимся ступеням…Но как ни мудрствуй, ни пиши,Ты не вместишь в названье ЛЕНИНВселенский взмах его души.Пройди весь мир насквозь и сноваВернись к нему, и у КремляТебя согреет этим словомЕго родившая земля.Им каждый подвиг наш пронизан,И он во всём, чем мы живём,Он нам необходим и близок —Мы в нём бессмертье узнаём.
1938
Памятник
Им не воздвигли мраморной плиты.На бугорке, где гроб землёй накрыли,Как ощущенье вечной высоты,Пропеллер неисправный положили.
И надписи отгранивать им рано —Ведь каждый, небо видевший, читал,Когда слова высокого чеканаПропеллер их на небе высекал.
И хоть рекорд достигнут ими не был,Хотя мотор и сдал на полпути —Остановись, взгляни прямее в небоИ надпись ту, как мужество, прочти.
О, если б все с такою жаждой жили!Чтоб на могилу им взамен плитыКак память ими взятой высотыИх инструмент разбитый положилиИ лишь потом поставили цветы.
1938
«Ты каждый день уходишь в небо…»
Брату Алексею
Ты каждый день уходишь в небо,А здесь — дома, дороги, рвы,Галдёж, истошный запах хлебаДа посвист праздничной травы.
И как ни рвусь я в поднебесье,Вдоль стен по комнате кружа,Мне не подняться выше лестницИ крыш восьмого этажа.
Земля, она всё это помнит,И хоть заплачь, сойди с ума,Она не пустит дальше комнат,Как мать, ревнива и пряма.
Я за тобой закрою двери,Взгляну на книги на столе,Как женщине, останусь веренМоей злопамятной земле.
И через тьму сплошных догадокДойду до истины с трудом,Что мы должны сначала падать,А высота придёт потом.
Нам ремесло далось не сразу —Из тьмы неверья, немотыМы пробивались, как проказа,К подножью нашей высоты.
Шли напролом, как входят в воду:Жизнь не давалась, но её,Коль не впрямую, так обходомМы всё же брали, как своё.
Куда ни глянь — сплошные травы,Любая боль была горька.Для нас, нескладных и упрямых,Жизнь не имела потолка.[17]
1939
М. Соколов. Пейзаж с деревом
Торжество жизни
Рассвет сочился будто в сите,Когда в звенящем серебреРванулся резко истребительКосым движением к земле.
Пилот, в бесстрашье шансы взвесив,Хватался в спешке за рули,Но все дороги с поднебесьяК суровой гибели вели.
И с жаждой верной не разбиться,Спасая в виражах мотор,Хотел он взмыть, но силу птицыПрезрели небо и простор.
Она всё тело распластала,Скользя в пространстве на крыле,И вспышкой взрыва и металлаЖизнь догорела на земле.
…А сила ветра так же крепла.Восходом солнца цвёл восток,И на земле сквозь дымку пеплаПробился утренний цветок.
Уже истлели тело, крылья,Но жизнь, войдя с людьми в родство,Презрев пред гибелью бессилье,Своё справляла торжество.
Как прежде, люди в небо рвалисьВ упорной жажде высоты.А в небе гасли, рассыпалисьЗвёзд изумрудные цветы.
И пахли юностью побегиВетвей. Прорезав тишину,Другой пилот в крутом разбегеВзмыл в голубую вышину.
Мир был по-прежнему огромен,Прекрасен, радужен, цветист;И с человечьим сердцем вровеньНа ветке бился первый лист.
И, не смущаясь пепла, тлена,Крушенья дерзостной мечты,Вновь ликовала кровь по венамВ упорной жажде высоты!
1938
Изба
Косая. Лапами в заборСтоит. И сруб сосновый воет,Когда ветра в нутро глухоеЗаглянут, злобствуя, в упор.
Зимой всё в инее и стуже,Ослабив стёкла звонких рам,Живот подтягивая туже,Глядит на северный буран.
Кругом безлюдье. Хоть кричи!Стоит, как на дороге нищий.И тараканы стаей рыщутВ пустой отдушине печи.
Метели подползают ближе.И вдруг рванут из-под плетня,Холодным языком оближутВ хлеву хозяйского коня.
А сам хозяин, бледнолицый,Окутан кем-то в белый холст,Лежит в гробу на половицах,В окамененье прям и прост.
В окошко свет скупой бросая,Глядит луна в его судьбу,И ветры жутко потрясаютЕго сосновую избу.
Здесь, по соседству с белым гробом,В ногах застывших мертвеца,За полночь я родился, чтобыПрославить мёртвого отца.
Чуть брезжил свет в разбитых окнах.Вставал, заношенный до дыр,Как сруб, глухой и душный мир,Который был отцами проклят,А нами перевёрнут был.
1938
Песня
Её сложил маляр, а впрочем,Она, быть может, потомуПортовым нравилась рабочим,Что за неё вели в тюрьму.Ломали пальцы, было мало —Крошили зуб, грозили сжечь.Но и в огне не умиралаЖивая песенная речь.Матросы взяли песню этуИ из своей родной земли,Бродя волной морской по свету,В чужую землю завезли.А тот маляр потом был сослан.Бежал. На озере одномОн пойман был, привязан к вёсламИ вместе с лодкой шёл на дно.И, умирая, вспомнил, видно,Свой край, и песню, и жену.
Такую песню петь не стыдно,Коль за неё идут ко дну.
1939
