Николай Тарусский - Знак земли: Собрание стихотворений
3. <Самогон>
<И, задирая чайник,Облапливая стакан,(А ветер под крышей где-тоИграл на одной струне)По воздуху трижды щелкнув,Подобно тугим куркам,Гость высосал самогонкуДо капелек на дне.>
Сиделец нырнул за стойку.И снова затих трактир.Хоть гость был румян и молод,А в комнате всё равноКакою-то пугачевщинойБредил стемневший мирГлазастых икон,И ливеньСвинцом заливал окно.
За стойкой, как бы гранитной,Из целого куска,Сгибающей половицы!Глыбаст и беловолос –Сиделец опять задрыхнул,С хитринкой, исподтишка<Подсчитывая стаканы,Хоть их не считал матрос.>
В смущенных мозгах сверлило:Не чаял и не гадал.Ударило, как дубиной:Ни денег, ни головы.Сынком али внуком можетПрийтись по своим годам!А смотрит христопродавцем.Табашником.Из Москвы.
От этих не жди пощады, –Плевком затирают дух.Иконы на щепки рубят,А щепки – на самовар.И в душеньку человечью,Как в ярмарочный сундук,Ручищами залезают,Кто б ни был:И млад, и стар.
Ужель до села добрались?Ужель на селе разбой?Ведь чехи-то отступают.А этот прибрел отколь?Должно, от полка отбился?Ишь, хлещет труба трубой!Ишь, бродит,Как пиво в бочке,Московская злая соль!
4. Бред
<А чайник всё легче, легче,И скоро ему конец.Хотя самогон был жгучим,Как пытошная смола,>Матрос приподнялся,С хрустомРаскусывая огурец,И буркнул:«Как в бане побылИ вымылся добела!
<От маковки до мизинцевПробрало твое зельё.>Спасибочка!Гранмерсите!»И вдруг раскатил глаза.Шатнулся.Икнул,Уселся.Да что это?Как зверье,Задвигались табуреты,Столы и образа.
Широколицый чайник,Пылая малиной щек,Подпрыгивал на подносе,Глумился и хохотал.Горбатые табуреты,Откинувшись на бочок,С приземистыми столамиПолзли через узкий зал.
Закручивались лампадки,Вытягивался огонь.Глазастый и темноликий,В задымленных венцахКержацкий расколПовытек из выщербленных икон;И скитники подходилиНа высушенных берцах.
Покачивались скелеты.И бедра из черных язв(Вериги и власяницы)Сочили вонючий гной.И каждый тащил колоду,В которой последний часОн встретил в еловой кельеСреди тишины лесной.
Ощерившись по-собачьи,Отплевывая слюну,Настоянную на желчиИ горькой разрыв-траве, –Как будто в скиту,Что спрятанВ еловую целину, –Таежные чудотворцыАнафемствовали Москве.
Да что это?А над нимиЗа стойкою,Как гора,Огромный и неподвижныйСиделец стоял в очках –Средь чайников и тарелок,Средь всяческого добра,Разложенного на темныхЗасаленных кружках.
Сиделец молчал.И молча поглядывал сквозь очки.И, может быть, спал?Не видел?А все-таки им однимТрактирная ночь дышала.По знаку его рукиВосстал на матросаЭтотКержацкийЕловый Рим.
Сумятица!Шаг за шагом,Они подбирались вплоть:Столы, табуреты, старцыЗавыли:«Чужак! Чужак!»Уж воздуха не хватает.Уж страха не побороть.Уж кровь, как кузнечик, звонкоТрещит в висках и ушах.
Колдуют!Да что бы это сказать им?Каким словцомОтделаться от наважденья?Как быть, чтобы вой умолк?Приблизились,Окружили,Охватывают кольцом.И вот,Раздувая ноздри,Он бросил врагам:«Нью-Йорк!»
5. Знак Москвы
И разом – опять как было.Лампадки.Иконы.Сонь.Огромная тень сидельцаСтоит на густой стене.Матрос веселел:«Словцо-то!Эх, тульскую бы гармонь,Да я б их плясать заставилИ кланяться в ноги мне!»
Матрос веселел:«Словцо-то!Петушье!С горчичкой!Эх!Да я б их плясать заставил,Да я б их!..»И в перевертьПошел-пошел каблукамиКолоть-колоть орех,С пристуком,С огнем,С присвистом:Геть-геть-геть!
Упарился – и к сидельцу:«Здорово, братишка!Скис?Балдеешь от чайной скуки?Нет жизни на полный ход?Промыкался по амбарамСреди сундуков и крыс?А я-то царапнул гущи:Скитаюсь десятый год.
Бывало, шуруешь в топке,Дожаришься до того,Что имя свое забудешь.И – кверху:Айда,Греми!А небо в горящих углях,А прямо над головойКокосовые бомбыУпрашивают:Возьми!
Да,Я, кочегар,Поплавал!И, уж не в пример тебе,Я видел такие страны,Где люди черны, как дым.Там всё, что для жизни нужно:Тепло, как в твоей избе,Плоды под руками,Птицы, –Куда там какой-то Крым!
Там жизнь ни гроша не стоит,Лишь в рощу войди – и сыт:Там финики и фисташки,Как милые,Скачут в рот.И этим-то дымнокожимНа добрый аппетитЖилось бы да поживалось,Без горя и без забот.
А вот как выходит всюдуНа нашей-то на земле –Уж я ли ее не знаю!И сахарный этот крайТаким, брат, наперчен зудом;И варятся,Как в котле,Все черные,Вороные,А белые хлещут чай.
Повсюду одно и то же,Пройдись по любой стране!Внизу-то –Мы, кочегары.Жара!Нагишом!Потей!А чистенькие,Как цацы,В крахмальном полотнеПохаживают с прохладцейНад головой твоей.
Я крепко всё время думалИ вот за десяток летНе разумом –Кровью –Вызнал,Что только одни ониПохабят такую жизню,Которой прекрасней нет,И в топкахПо кочегаркамСжигают наши дни.
И, так-то шуруя в топке,Я выжег в себе зарок:По гробДо кровинки самойПоследней,Взасос,Взахлеб,Кусаться за мировую…Пускай говорит курокИ гадовС катушек валит –Раскокать,Нацелить в лоб!
И эдакое накипело.Сквозь Красное море шли,Сквозь Черное море перли,А я –Всё внизу,В дыму.А тут Октябрем хватило –СорвалисьИ понеслиЗа нашу…За мировую…Не отдадим никому!
И на капитанский мостикВзошел я впервые тут.А гадины наступают.Наказывает Москва –Идти на Урал,Где сноваСвистит казачий кнут.И чехамНа пятки всталаПроворная братва».
Сиделец молчал.И гулко, трескуче захохотав(Свинцом поливает окна,И меркнут глаза икон),Присаживаясь на стойку,Матрос засучил рукав,И на предплечье выползГребенчатый дракон.
Сиделец молчал…Но ярыйГость тут же сорвал рывкомЧересполосый тельник.Расхватывая швы,И грудь обнажил.В колосьях,В обнимку с кривым серпом,СиялУгловатый молот –<Таинственный> знак Москвы.
6. За окном
